Она взмахнула рукой, словно пыталась защититься от его слов.

– А как же наш ребенок, Оливер? Письмо – слабая замена живому отцу.

Он закрыл глаза и увидел образ улыбающегося в люльке малыша, потом белокурого ребенка, который перепрыгивает ручей, потом серьезного юношу, склонившегося над книгой...

– Скажи ему, что я умер достойно, – спокойно сказал Оливер.

– Нет...

Он боялся потерять самообладание. Надо было найти силы, чтоб казаться равнодушным, надо смирить отчаяние. Это позволит спокойно обсудить земные дела.

Но сначала... Сначала он позволит себе украдкой коснуться губами ее мягких волос.

Он отстранил Ларк от себя и пристально посмотрел ей в лицо. Огромные любящие глаза. Дрожащие губы, прикосновение которых он так хорошо помнил... И такое отчаяние во взгляде!

– Ларк. – Что?

– Я хочу поговорить с тобой о том, что нужно сделать в первую очередь. Ты должна передать владения Эвентайда, Блэкроуза и Монфише в управление по доверенности. Мой отец поможет тебе. Или Кит, – Оливер запнулся, – если выживет. Я хочу, чтобы ты покинула Лондон, – продолжил он. – Возьми с собой Нэнси, и поезжайте в Линакр.

– Замолчи! – Она зажала уши руками. – Я не хочу этого слышать!

Оливер очень осторожно взял ее за руки. Биение тонкой жилки под его пальцами чуть не лишило его решимости, но он совладал с собой.

–Ты сделаешь, как я прошу, Ларк? Ты поедешь в Линакр?

– Да.

–Поезжай скорее. Завтра. Скоро из-за дождей дороги превратятся в грязные реки, поэтому лучше отправиться в путь, пока стоит сухая погода. Я думаю, что до Уимблдона лучше добираться по реке.

– Оливер...

– ...и по пути не останавливайся ни в каких гостиницах. Я не хочу, чтобы ты...

– Оливер.

– Ради бога, не перебивай меня.

– Послушай...

– Это тебе придется меня послушать. У меня мало времени.

Ларк побледнела, и ее лицо стало неподвижным, словно высеченным из мрамора.

– Оливер, мне кажется, что тебя нет, что сидит какой-то чужой человек и планирует мое будущее.

– Да, Ларк. Твое будущее и будущее нашего ребенка. У меня, увы, будущего нет. Или есть?Завтра я обращу глаза к небу и скажу: «Господи, вот он я. Находишь ли Ты меня достаточно хорошим пред очами Твоими?»

По мученическому взгляду Ларк Оливер понял, что пошутил слишком жестоко, и отвел глаза.

Он молчал и, как на чудо, смотрел на огромный живот Ларк, который не могла уже скрыть широкая бархатная юбка платья. Должно быть, выражение лица выдало его. Ларк взяла Оливера за руку и положила ее себе на живот. Он понял, что она больше не сердится.

– Моя рука вся в болячках, – прошептал Оливер.

– Думаешь, это сейчас имеет какое-нибудь значение?

Слово «сейчас» сломало выстраиваемый им барьер. Одно простое слово выразило всю безысходность, все отчаяние Ларк перед тем, что их ждет.

– О боже, – прошептал Оливер. Ларк почувствовала, как стена между ними рушится, и призвала все свое мужество, чтобы не разрыдаться.

Он замер. Стало слышно, как где-то возле огня на раскаленный камень с шипением падают капли воды.

Под рукой Оливера зашевелился ребенок. Это удивительное ощущение заполнило сердце. Он чувствовал жизнь! Жизнь, которая появилась в результате его бесконечной любви к этой женщине.

Он наконец осмелился поднять глаза и, посмотрев в лицо Ларк, увидел, что она улыбается ему сквозь слезы.

– Это чудо, – прошептал он.

– Да.

– Мальчик или девочка?

– Никогда не думала об этом. А ты?

– И я тоже. Я только молю бога, чтобы роды прошли нормально.

– Обещаю, Оливер, что все будет хорошо.

– Не называй ребенка моим именем, – вдруг сказал он. Воображение против воли рисовало ему красивое детское личико, темные вьющиеся волосы. И голубые глаза. Как у него.

Оливер отнял руку.

– Почему? – спросила Ларк. Он заставил себя улыбнуться.

– Девочку по имени Оливер будут дразнить. Она тоже улыбнулась. Ах, как он любил ее заэту улыбку. И за ее мужество.

Время шло неумолимо, а они все никак не могли сказать самого главного.

Ларк дрожащей рукой коснулась колена Оливера.

–Мне следовало захватить иголку с ниткой, – сказала она, глядя на дырки в его одежде.

– Любимая. – Он тронул пальцами ее подбородок. – В этом нет необходимости. – Он почувствовал, что самообладание покидает Ларк, и сжал ее в объятиях. – Знаешь, чего я хочу?

– Чего?

– Я хочу потанцевать со своей женой.

У нее перехватило дыхание. Она поднялась и помогла встать ему.

–Мне следовало потанцевать с тобой в день свадьбы, – прошептала она.

–Ничего, потанцуем сейчас, – сказал Оливер, обнимая одной рукой за талию, а второй нежно сжимая пальцы. Осипшим голосом он принялся напевать песню о любви. Как по волшебству, сырые, покрытые плесенью стены исчезли. Оливер больше не чувствовал боли, а только огромную, безмерную любовь, которая наполняла его грудь и согревала кровь. Его голос дрогнул. Оливер замолчал. Они остановились, глядя друг другу в глаза.

Дрожащими пальцами он сжал ее лицо и попытался навечно запечатлеть в памяти нежность ее кожи, форму рта, носа, губ. Цвет ее глаз, который почему-то всегда напоминал ему о дожде.

– Оливер, я никогда, никогда в жизни не забуду тебя.

За дверью раздался шорох, и Оливер провел рукой по шелковистым волосам Ларк.

–Скоро тебя уведут. У меня такое чувство, словно я должен сказать тебе что-то очень важное. Но я сейчас не могу собраться с мыслями.

Дверь открылась, но они не обернулись. Молчание между ними было красноречивее любых слов.

Когда стражники повели Ларк к двери, страшный крик вырвался из груди Оливера.

– Ларк!

Оттолкнув стражников, она бросилась в объятия Оливеру. Сейчас он был готов умолять, каяться... Но, взглянув в глаза Ларк, только крепко поцеловал ее.

– Я знаю, что чувствует человек на небесах, любовь моя.

– Знаешь? – испуганно спросила Ларк.

– Я из тех редких счастливчиков, которые испытали это на земле, в твоих объятиях.

Не отрываясь друг от друга, они медленно пошли к дверям. Он крепко, до боли, сжал ей руку и прикрыл глаза. Наконец их пальцы разомкнулись. Стражники вывели Ларк из камеры.

Оливер остался один.

Ларк услышала шаги у дверей и, отпрянув от письменного стола, обернулась.

В комнату с кошачьей грацией вошел Винтер.

– Ты должен был предупредить о своем визите, – холодно сказала Ларк.

Странно, что она еще могла говорить. Вернувшись домой, она, задыхаясь от рыданий, проплакала несколько часов, пока не охрипла. Потом они с Белиндой всю ночь пытались найти способ спасти Оливера. Их план был безумен и зависел от точного совпадения множества событий. Появление Винтера не входило в их число.

– Я просил доложить о себе, – произнес Винтер с очаровательной и лживой улыбкой, – но мне сказали, что ты не примешь меня.

– Тебе сказали совершенно правильно. Тыубил дворецкого или только стукнул его до потери сознания?

Винтер рассмеялся.

– Ты отлично знаешь мои привычки.

Да, она знала. Было время, когда он управлял ею, заставлял чувствовать себя слабой и беспомощной.

С тех пор как она узнала Оливера, все переменилось. Ларк повернулась, стараясь широкими юбками заслонить лежащее на столе письмо. Сегодня Оливера везут в Смитфилд на казнь.

– Ты устроил нашу вчерашнюю встречу с Оливером в надежде сломить его волю! – с ненавистью в голосе сказала Ларк. – Смею заверить – ты просчитался!

Твердость и непреклонность Оливера изумили ее. Вчера она увидела своего мужа в новом свете. За показной беспечностью скрывалась железная воля. Его достоинство дало ей силы покинуть Тауэр, не потеряв самообладания и не опозорив мужа рыданиями и бесплодной мольбой у ног Боннера.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Сент-Джеймский дворец. И присутствовала при казни, – сказал Винтер.

У Ларк гулко забилось сердце. Во дворец несколько недель назад из Хэмптона приехала королева. Возможно, Ларк удастся разыскать ее, увидеться с ней и умолить о помиловании.

– Я поеду, – ответила она и незаметно спрятала письмо в рукав.

Ларк знала, что дворец, как муравейник, будет кишеть министрами, чиновниками, пажами, придворными и слугами. И никому из них нет дела до того, что сегодня казнят человека. Единственного человека в мире, которого она любила.

Никем не замеченные, они с Винтером подъехали ко дворцу в сопровождении всего двух стражников-испанцев и, словно воры, пробрались внутрь через водяные ворота. Винтер всегда хвастался своим положением при дворе. Сейчас Ларк начала сомневаться в этом.

Он повел ее по длинному, плохо освещенному переходу. Затем они миновали застекленную галерею и поднялись по узкой винтовой лестнице, оставив стражников внизу.

Добравшись до первого освещенного лестничного пролета, Ларк почувствовала, что ей нехорошо.

– Я хочу увидеть дворцового стражника.

В глазах Винтера мелькнул злобный огонек.

– Увидите, миледи. В свое время.

– Сейчас.

Ее тон, видимо, поразил его, потому что он прищурился и отступил назад.

«Да, – подумала Ларк, мрачно торжествуя, – я переменилась. Моя воля теперь сильнее, чем твоя».

– Извини, – сказала Ларк и, обойдя Винтера, направилась вниз по лестнице.

Винтер с быстротою молнии схватил ее за руку и сжал словно тисками. Полутемная башня была так далеко от главных покоев, что никто не услышал ее крика.

Перед тем как покинуть Уимберли-хауз, Ларк тихонько вынула из рукава письмо и сунула его Нэнси с просьбой передать Белинде.

Переодевшись монахиней, Белинда проникла в лондонский Тауэр, стащила у стражника ключи и, когда ворвалась в камеру, «жилище лейтенанта», обнаружила, что там никого нет.

Как уже случалось не раз за последнее время, смелый план рушился на глазах.

Поток проклятий, которые Белинда с одинаковым искусством произносила и по-английски и по-русски, прервал чей-то сдавленный стон.