— Они смотрят на меня?

Он кивнул:

— Да. И пристальнее всего — Бельтран де ла Куэва.

Оглядевшись, я увидела необыкновенного мужчину в красном бархате. Он не сводил с меня взгляда. На лбу его выступил пот. Бельтран де ла Куэва стоял рядом с королевой, с которой только что танцевал. Густая грива светлых волос падала на его плечи, словно подсвеченная солнцем медь; изящный нос, полные губы и высокие скулы дополняла огненно-рыжая борода — редкость при дворе, где почти все мужчины были чисто выбриты. Он был прекрасен, королевский фаворит, чье право ужинать на помосте я невольно узурпировала. Хотя танец закончился, он продолжал держать королеву за руку, обольстительно улыбаясь, и взгляд его изумрудно-зеленых глаз пронизывал меня насквозь.

Увидев меня, королева Жуана яростно взглянула на Бельтрана, взяла его другой рукой за подбородок и повернула лицом к себе. Что-то прошептала, и он громко, вызывающе расхохотался.

— Ходят слухи, она в него влюблена, — прошептал Фернандо, и я снова повернулась к нему. — Говорят, он дает ей то, чего не способен дать король. Вот почему ее ребенка называют «ла Бельтранеха» — дочь Бельтрана.

Я слышала подобные обвинения от матери и Беатрис и успела увидеть достаточно, дабы убедиться, что возможно все. Но тем не менее высоко подняла голову, не в силах смириться со столь откровенной клеветой в адрес супруги моего единокровного брата.

— Вы забываете, о ком говорите. Что бы о ней ни рассказывали, она остается нашей королевой.

— А вам, — ответил он, — не следует столь открыто проявлять свои чувства. Ваше лицо вас выдает. При дворе вам придется научиться притворству, если хотите выжить.

От его прямых слов я отшатнулась, словно от удара:

— Благодарю вас за совет и за танец. Но, боюсь, уже поздно. Мне нужно идти.

Он побледнел:

— Я вовсе не хотел обидеть…

— Вы никого не обидели, — прервала я его. — Спокойной ночи, кузен.

Я протянула руку. Он склонился над ней, коснулся теплыми губами, затем поднял взгляд, и я увидела в нем немую просьбу, но, прежде чем он успел что-либо сказать, я повернулась к помосту. Там было пусто — пажи уже убрали стол с грязными салфетками. Оглядевшись, я увидела Беатрис, пробиравшуюся сквозь толпу с моим плащом в руках. Я быстро взглянула на Фернандо, который продолжал ошеломленно смотреть на меня.

— Нашла дона Чакона? — спросила я у Беатрис, пока та застегивала на мне плащ.

— Нет, но я спросила Андреса де Кабреру, и он сказал, что маркиз де Вильена велел Чакону оставаться на месте и распаковывать багаж. И все же гувернер сейчас придет, чтобы забрать Альфонсо.

— Если сможет его найти, — сказала я.

В воздухе висел смех и дым; придворные пьяно пошатывались, парочки ускользали в тень. Я никогда прежде не видела подобного бесстыдства; женщины расстегивали корсажи, демонстрируя тело, мужчины похотливо ласкали их. Когда мы подошли к дверям зала, я взглянула в сторону аркады и увидела раскинувшегося на подушках Альфонсо, которого потчевал вином из кубка Хирон. У их ног стояла на коленях женщина в полностью расшнурованном корсаже, с обнаженными сосками. Рука ее скользила вверх по ноге Альфонсо.

Я задохнулась от ужаса. Беатрис схватила меня за руку, не давая вмешаться. Она вывела меня в коридор, и я с облегчением увидела Чакона, который спешил к моему брату, и лицо его не предвещало ничего хорошего.

Нас ждал Кабрера в сопровождении четверых внушительного вида мавританских стражников и факельщика.

— Боюсь, ночью в алькасаре небезопасно, — объяснил он, заметив мое замешательство.

— Небезопасно? Но я сестра короля, как может этот дворец быть враждебен для меня?

Кабрера печально взглянул на меня:

— К сожалению, многие здесь не признают ни королевской власти, ни закона. Никогда не прощу себе, если с вашим высочеством случится что-то дурное.

Я посмотрела на Беатрис и, поняв по ее мрачному виду, что возражать не стоит, накинула капюшон. Кабрера повел нас по коридорам алькасара, где валялись по углам пьяные придворные рядом с пустыми кувшинами. В воздухе стоял острый запах пролитого вина; члены свит грандов, которых можно было узнать по эмблемам на рукавах, лениво подпирали стены при свете воткнутых в воск на полу свечей. Они плотоядно смотрели на нас, а один взялся у себя между ног и позвал:

— Идите сюда, hermosas,[20] позабавимся!

Остальные расхохотались, добавляя собственные похотливые предложения.

Стражники придвинулись ближе, и мы ускорили шаг. Казалось, будто освященное веками великолепие замка разрушилось под полуночным проклятием. Я слышала стоны и ворчание, видела бродящих повсюду собак, которые рычали подобно парам, что по-звериному совокуплялись в альковах.

Наконец мы вышли через пустую аркаду наружу, на просторы сверкающего ночного города. Кабрера отпер крепкую деревянную дверь в высокой каменной стене. Нас встретила внезапная тишина и влажный запах соседствующего с casa real сада, куда выходили окна моей новой комнаты.

Раньше мы этой дорогой не ходили. В иных обстоятельствах я бы наслаждалась зрелищем ранних весенних цветов, изящных фонтанов и мощеных дорожек, напомнивших мне монастырь Санта-Ана. Но сейчас меня всецело занимало ощущение опасности. Лишь когда Кабрера провел нас в покои, зажег свечи и поставил за дверью стражу, я выплеснула все накопившиеся чувства:

— Мы не можем здесь больше оставаться! Я поговорю завтра с Энрике; даже он должен понимать, что здесь нет места ни для меня, ни для Альфонсо.

— Можешь говорить что угодно, но, боюсь, он не станет ничего делать. — Беатрис посмотрела мне в глаза. — Он покинул зал, как только вы с принцем пошли танцевать. С ним был его… друг.

Я застыла как вкопанная.

— Я уже пыталась раньше тебе сказать, — добавила она, понизив голос, словно за стеной нас могли услышать. В Аревало нам никогда не приходилось от кого-то скрываться. — Я подслушала разговоры придворных; они говорят, что королева ненавидит Альфонсо и тебя, поскольку вы угрожаете ее дочери. Говорят, что будет держать вас в плену и сделает все возможное, чтобы лишить вас права на престол. И если она действительно настолько вас боится, что готова даже на такое, значит, скорее всего, слухи верны. Скорее всего, ребенок не…

Она настороженно замолчала. Я уже упрекала ее за подобные рассуждения по пути в Авилу, но на этот раз они показались мне вполне логичными.

Я зажмурилась, услышала неподалеку рык сидящих в клетках зверей и представила себе погрязший в разврате и сладострастии алькасар. Перед моими глазами вновь предстал накрашенный юноша, ласкающий Энрике, жуткая картина с участием Хирона и Альфонсо, а когда вспомнила улыбку Бельтрана де ла Куэвы и ревнивый взгляд королевы, почувствовала, что задыхаюсь.

Что, если королева пошла на распутство, чтобы спасти себя? Что, если новорожденная принцесса — незаконный отпрыск королевы и Бельтрана де ла Куэвы? Если так, то скоро случится та самая катастрофа, которую предсказывала мать; если Энрике сделает девочку-бастарда своей наследницей, это станет оскорблением его данного Богом права на трон. Он разделит мир, разозлит грандов и вызовет хаос. Навлечет гнев Божий на Кастилию — и на всех нас.

«Ты теперь при дворе. Тебе следует научиться притворству, если хочешь выжить».

— Что будем делать? — прошептала Беатрис, и я открыла глаза.

Подруга стояла бледная, в тревоге стиснув руки. Мне следовало быть сильной ради нее и Альфонсо. Я должна была защитить всех нас.

— Все, что потребуется.

Глава 7

Ночью меня мучили тревожные сны. Грезилось, будто я иду по бесконечно длинному темному коридору. Впереди маячила арка, залитая ярким зимним солнцем, но как бы я ни старалась, не могла к ней приблизиться.

Я проснулась, тяжело дыша и путаясь в простынях. Беатрис лежала рядом — нам обеим было настолько не по себе, что мы жались друг к другу даже во сне. Когда я рассказала ей про сон, подруга ответила, что это предзнаменование многообещающего, но опасного будущего. Практичная во всех отношениях, моя фрейлина тем не менее была суеверна, что, как она заявляла, передалось ей по наследству от предков-евреев, принявших христианство. Я не придала значения ее пророчествам, — возможно, потомки евреев и могли относиться к подобному всерьез, но уж никак не я. У меня была моя вера в Господа, и мне следовало довериться лишь ей одной.

Когда мы выглянули за дверь, оказалось, что стражники ушли и сад внизу залит лучами прохладного майского солнца. Кабрера принес нам на завтрак теплый хлеб, фрукты и сыр; служанка под надзором изящной пожилой женщины, которая представилась как донья Кабрера, мать Андреса, приготовила нам ванну. Мы с Беатрис с наслаждением погрузились в горячую воду с ароматом розмарина, плескались и хихикали, словно девчонки, каковыми, собственно, и были.

Но когда мы облачились в платья и направились в алькасар, под золоченым потолком Королевского зала, где нас уже ждали, ко мне вернулась прежняя тревога. Я понятия не имела, что принесет грядущий день, и крайне обрадовалась, заметив Фернандо. Его присутствие внушило уверенность, как и его быстрая улыбка, которой он одарил меня, когда я прошла мимо него к трону. Во дворце лишь он один казался нормальным, свободным от тайных заговоров и интриг.

Альфонсо уже был в зале, ожидая на помосте у трона вместе с королевской семьей. Он выглядел усталым и бледным, наверняка из-за выпитого накануне вина. Расшитый золотыми нитями синий камзол и веселая шапочка с пером контрастировали с землистым цветом лица. За его спиной стоял архиепископ Каррильо, он улыбнулся мне, как обычно, тепло. Однако на этот раз я настороженно взглянула на него, зная, что он мог преднамеренно помешать матери приехать во дворец вместе с нами. Его расчетливый, хотя и казавшийся безмятежным взгляд внушал мне тревогу, словно он смотрел сквозь меня в некое будущее, доступное лишь ему одному.