Он закрыл дверь и посмотрел на жену. Та уже встала и начала ходить по коридору с ребенком на руках, чтобы хоть немного успокоить мальчика. Теперь он понял, что должен делать.

Он открыл дверь и без разрешения вошел в кабинет. Врачиха с удивлением посмотрела на него. Высокая женщина посмотрела на него с презрением.

— У меня ребенок плачет, — сказал он жалким, умоляющим голосом. — Мне кажется, он серьезно болен. К тому же сейчас наша очередь. Я очень прошу.

Это было ловушкой. Иногда он затевал подобную игру, когда понимал, что должен набить чью-то морду, но «вшивая интеллигентность» мешала ему это сделать. Он сознательно шел на самоунижение, зная особенности своей натуры. Он был очень гордым. Он мог себе отказать в чем угодно, но унижаться было для него страшнее смерти. Дальше, как правило, кровь била в голову, он превращался в сумасшедшего, для которого не существовало каких-либо барьеров. Ничего не подразумевающая женщина проглотила наживку. Перед ней стояло какое-то ничтожество и что-то от нее требовало… Она встала со стула и прикрикнула басом:

— Убирайся отсюда.

Звериный оскал исказил его лицо. Он сорвал с женщины ее головной убор и со всей силой ударил им ей в лицо. Один раз, второй…

— Твою мать, — заорал он, — да я тебя…

Он уже поднял кулак для удара, но сзади услышал крик врачихи. Однако его привел в чувство не этот крик, а вид женщины, которую он собирался снова ударить. Она была в шоке, глаза выкатились из орбит.

Дальше все было, как в плохом боевике. Женщину увели из кабинета. Врач посмотрела его сына и тут же определила:

— В больницу. Чем быстрее, тем лучше.

Когда сын чуть подрос, он любил утром залезать к отцу в постель и требовать, чтобы тот ему спел любимую песню, название которой малыш еле-еле мог выговорить. Уехав в большой город, первое время он не мог смотреть на маленьких детей… Очень сильно скучал по сыну. А сейчас… Мальчик смотрел на него своими преданными глазами, а он думал, что на самом деле сын совсем и не такой красивый, как он считал раньше.

— Ты сильно изменился, — сказал ему отец. — Что-то случилось?

— Я устал, — ответил он мрачно. — Вы почему не предупредили, что собираетесь приехать?

— Мы хотели сделать тебе сюрприз, — сказал отец. — Как твои дела?

— Так себе. Неважно.


Вернулся он в пансионат в конце августа. На этот раз ее комната не пустовала. Там находилась молодая, худая, не очень приятная девушка с шальными глазами. Она тоже жила в этой комнате.

— Вы что-то хотите? — спросила она явно недружелюбным тоном, и он понял, что в короткие летние ночи им было что друг другу рассказать…

— Где она? — спросил он сухо.

— Не знаю, ищи ее сам, — бросила девушка и демонстративно повернулась к стене.

Он искал ее недолго. Она сидела в небольшой уютной беседке, находящейся между озером и жилым корпусом, окруженной со всех сторон деревьями.

— Ты приехал! — обрадовалась она.

— Что-то случилось? — удивился он.

— Нет, но мне так одиноко…

— Странно, а я думал — наоборот…

— Ты не прав, не прав…

Они замолчали. Потом она села рядом и крепко прижалась к нему. Она хотела, чтобы он обнял ее… Но он сидел неподвижно… Слишком сильна была обида той ночи, когда он ее безуспешно ждал. Он не мог так сразу… А она… Лицо у нее сейчас было бледным и некрасивым, глаза были грустными.

— Ты когда уезжаешь? — спросила она.

— Не знаю. Мне вообще-то предложили остаться до конца смены, — про отца и сына, которые остались в городе и ждали его, он старался не вспоминать.

— Оставайся, — сказала она.

— Я, правда, не знаю.

— Оставайся, — снова просила она, и он, погладив ее золотистые волосы, вздохнул.

— Останусь, конечно. Куда я денусь.


Это было ошибкой, большой ошибкой. В тот день в беседке порыв нежности к нему был обусловлен очередным изменением ее настроения. Это была неосознанная попытка восстановления былой дружбы. Но он тогда был не готов, вернее, он хотел, чтобы она, как в ту ночь, уговаривала его. Но она была уже не та… Что-то сломалось в ней. Что-то тонкое, нежное, хрупкое. А может быть, она просто стала сильнее? Правда, моментами у нее снова появлялась тяга к нему… Но только моментами.

Он страдал, он чувствовал, что не в форме, что с ним происходит что-то странное, что-то непонятное. Он как будто был во сне, в красивом, но кошмарном сне, где он заранее был обречен на поражение. Они были рядом, но… Она все время либо работала, либо где-то пропадала. Она явно игнорировала его, а может быть, боялась. А возможно, он действительно сильно проигрывал молодым, довольным жизнью парням, которые всюду окружали ее? Он ничего не понимал. Роль статиста его абсолютно не устраивала. Но бросить все и уехать в большой город он уже был не в силах.

Все когда-то кончается. На следующий день пансионат закрывался, и все разъезжались по домам. Она же уезжала в небольшой городок на другом конце страны. В свою очередь, через полгода он тоже должен был уезжать из большого города. Им суждено было расстаться навсегда, и это было ясно с самого начала.

По традиции, в пансионате в последний вечер устраивали веселый красочный карнавал. На костровой площадке, по форме напоминающей амфитеатр, полукругом размещались три ряда скамеек, а в середине была большая ровная площадка для танцев, в центре которой зажгли прощальный костер. Это было громадное кострище, состоящее из огромных бревен, выше человеческого роста. Такие костры жгли во время языческих ритуалов древние скифы. Языки пламени взвивались высоко в небо. Громко звучала модная мелодия, от которой кружилась голова. Пары плавно качались в такт. Лето давало свой последний спектакль.

Он ждал ее и лихорадочно придумывал, что скажет на прощанье. Он ей скажет, что она очень и очень хорошая, что у нее в жизни все будет прекрасно, что он никогда-никогда ее не забудет. Он поцелует ее в щечку и добавит, что они расстаются как друзья. Нет, как очень и очень хорошие друзья. Он скажет, что многому ей обязан, что в самый критический момент его жизни она, как весенний ветер, ворвалась в нее, и жизнь перестала быть такой тягостной, такой тоскливой, а он благодаря ей стал более умным, сильным, добрым. Она подарила ему такие счастливые мгновения, которые стоят целой жизни. Он ей скажет…

Но время шло, а ее все не было и не было. Он сильно переживал, бесцельно бродил по пансионату, сидел и долго смотрел, как летят искры из костра и как молодые, красивые люди танцуют и радуются в последний вечер… Спустя час он пошел к ее корпусу. Ее комната была заперта. С обреченным видом он вернулся на костровую площадку. Уже было темно, пламя костра взвивалось ввысь, музыка, казалось, соревновалась с теплым, летним ветром, перемешивая пары, листья, искры чувств… Было красиво, как никогда в его жизни, так красиво, что казалось, что жизнь, любовь и все хорошее на свете существовали только ради этого дня. Но и грустно было как никогда. «Она решила со мной не прощаться. Ну что ж, это тоже выход». Он долго еще сидел и смотрел на темное небо, на огонь и на танцующих людей, а потом пошел к себе в комнату, которая ему показалась мрачной, как тюремная камера. Он лег на кровать, выключил свет и уставился на потолок… Праздник в пансионате продолжался. «Как все странно: мы встретились после праздника и расстаемся после праздника», — думал он. Время от времени до него доносились веселые крики и шум разговоров. Он слышал, как открываются и закрываются двери корпуса. С костровой площадки доносились звуки музыки. «Надо было отсюда раньше уехать! А сейчас… сейчас главное — пережить эту ночь, пе-ре-жить…»


Было уже три часа ночи, когда к нему в комнату вошла женщина, с которой он познакомился на днях.

— Скучаешь? — спросила она.

— А что?

— Может, пойдем прогуляемся?

Сначала они гуляли около озера, а потом пошли на костровую площадку. Лето продолжало свое чародейство. Ночь была изумительная. В воздухе стоял аромат цветов, запахи леса. В этот последний день лета казалось, что даже фонари светят как-то особенно красиво. Так бывает только раз в жизни. В черном ночном небе блестели большие далекие и загадочные звезды, и ветер качал их в такт музыке, которая еще продолжала заманивать одинокие души. От огромного костра осталась небольшая кучка углей, которая тихо догорала. Ветер усилился, и большие изящные сосны страстно зашумели, приглушая музыку и разговоры последних блуждающих пар.

Около костра стояли двое. Они приблизились к костру, и он узнал ее. Рядом с ней стоял высокий, красивый незнакомый парень. Они стояли по разные стороны костра и смотрели друг на друга. Она подошла к нему.

— Как ты? — спросила она тихо и заглянула ему в глаза. Так она смотрела на него в тот вечер, перед тем как сказать: «Подари мне эту ночь». «Неужели она, наконец, поняла, что мы расстаемся навсегда, что мы все-таки друзья и что меня больше не будет в ее жизни, — подумал он. — Не поздно ли? Она наверняка знала, что я буду ждать ее, но не пришла. Она мне нарочно сделала больно. Почему сейчас я должен поддаваться ее настроению?»

— Как видишь, неплохо, — сказал он нарочно сухо и, повернувшись к знакомой, произнес: — Нам пора.

Они уходили, и он чувствовал спиной ее взгляд. «Вот мы с ней и попрощались. Как все глупо».

— Пошли к нам, — сказал он своей спутнице, — мне осточертела эта прогулка.

Та посмотрела на него изучающим взглядом, но молча пошла за ним.

— Почему ты свет не включаешь? — спросила она, когда они вошли в его комнату.

— Зачем? — произнес он и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Он погладил ее грудь, потом рука скользнула ниже. Она не сопротивлялась. Он снял с нее юбку. Женщина стояла и молча смотрела в сторону.

— Извини, — сказал он ей, отшвырнул юбку, которую почему-то еще держал в руке, и убежал из комнаты.

Когда он вернулся на костровую площадку, костер еще догорал. Ветер усилился. В воздухе кружились сухие листья. Музыка больше не играла. Фонари были погашены. Праздник кончился. Вокруг костра еще стояли молодые люди, но ее среди них не было.