Марина начала успокаиваться, удивляясь самой себе: почему вдруг она решила, что может влюбиться в Муратова? Такие мальчики вообще не в её вкусе. И что бы там ни говорила мама по поводу интересного общения с хулиганами, Марине совсем не хотелось, чтобы оно было НАСТОЛЬКО интересным. Тем более, что по университету поползли разговоры. Студенты шептались, что муратовская команда ушла в полный отрыв. Муратов за неделю до дня рождения уже начал отмечать: текила в «Кактусе» льётся рекой, девчонки сбиваются в стаи и чистят пёрышки, «Д’Артаньяну» грозит большой штраф за драку в баре, но для него это, разумеется, не проблема.

Стас Образов шутил, что Ренату нужно лучше стараться — ещё пара скандалов, и «Биг Пош» сможет купить новую барабанную установку за спонсорскую «компенсацию» Муратова-старшего.

Группа готовила на концерт две песни: авторскую «Big Bang» и кавер песни «Send me a song[2]» группы «Celtic Woman». Марина репетировала каждый день. Ей очень нравилась лиричная «Пришли мне песню»:

Когда-нибудь ты окажешься вдали от меня.

Но, быть может, я последую за тобой,

Я услышу твоё пение

Даже слабое, в дыхании ветра.

Только пообещай прислать мне свою песню.

За четыре дня до концерта она с ужасом выяснила, что совершенно не готова к зачёту по истории религии. В конспектах у неё был полный хаос. Она путала конфуцианство с даосизмом, а национальные религии Индии снились ей по ночам. Вечером накануне зачёта она дала религиям последний решительный бой, чувствуя, как всё больше превращается в душе в убеждённую атеистку. Но в семь часов в блоке наверху начались массовые гуляния. Гремела музыка, грохотала двигаемая мебель, потолок вибрировал от взрывов хохота: панельная семиэтажка охотно делилась весельем со всеми желающими и нежелающими.

Марина продержалась ровно час. Потом встала, решительно вынула из ушей бесполезные беруши (музыка, гремящая наверху, резонировала в костях черепа) и отправилась на четвёртый этаж, как была, в стареньком домашнем свитерке и подвёрнутых до колен перепачканных чернилами джинсах.

Дверь ей открыл… Муратов. Открыл и уставился. Марина на миг потеряла дар речи. Она остро почувствовала каждое пятно на джинсах и тесноту свитерка, севшего от частых стирок и откровенно обтянувшего грудь. Марина сделала вид, что чешет шею, прикрываясь.

— Я …это… пытаюсь заниматься. Мой блок внизу. Очень громко… у вас.

Муратов молчал и пялился. В коридорчике появилась Дана, поднырнула бойфренду под мышку, прижалась к груди. Ренат поднял руку и обнял Рудникову за плечо, продолжая таращиться на Марину. Дана вопросительно кивнула первокурснице.

— У меня завтра зачёт, — начала объяснять Марина. — Я живу внизу. Всё слышно. Вы не могли бы потише…?

— Мамочки, — насмешливо протянула Рудникова, — первый курс? Какое старание! Ренатик, мы тоже такими были? Не верится.

— Хотя бы музыку… — Марина почувствовала, как у неё против воли обиженно надуваются губы.

— Эй, Антошка, иди копай картошку, у нас вообще-то день рождения, — Дана поморщилась. — Трудно потерпеть?

— Нет, но…

— На часы посмотри! Девяти ещё нет. Мы погуляем и выключим. Имеем право, — бросила девушка, закрывая дверь.

— Я… — сказала Марина дверной ручке, подняла руку, чтобы ещё раз постучать… и ушла.

Она столкнулась с Вадимом на лестнице. Ярник схватил её за локоть, тревожно оглянувшись на лестничную площадку пятого этажа:

— Ты что? Ты откуда? Где ты была?

— Да отстань ты, надоели вы все! — Марина вырвала у него руку, чувствуя, что вот-вот заплачет. — Я вообще заниматься не могу! Повключали на всю общагу!

Мимо прошли два парня с обнимку с подозрительно звенящими пакетами, кивнули Вадиму и заговорили с ним. Марина воспользовалась тем, что Ярник отвлёкся, и побежала вниз, к себе. В блоке она села за стол и уставилась в конспект. А потом вдруг поняла, что музыка уже не гремит, а едва-едва просачивается к ней в блок. Марина посидела несколько минут, с недоверием прислушиваясь, с облегчением выдохнула и начала учить. Ближе к одиннадцати наверху захлопала дверь, и всё стихло. Марина хорошо выспалась и сдала зачёт.

Обе песни имели на концерте большой успех. Марину начали узнавать. Если бы она снова возжелала влюбиться, то выбирать ей теперь было из кого. Однако всеобщее внимание быстро надоело, даже начало напрягать. Популярность, оказывается, имела больше минусов, чем плюсов: с ней постоянно заговаривали незнакомые ребята (и не только с ФПР, но и со всего ЮМУ — концерт был общеуниверситетский), не давая иногда добраться до столовой за всю большую перемену, вечерами в дверь блока стучались мальчики с предложением пойти погулять, на лекциях поклонники и поклонницы с первого курса садились сзади, чтобы поболтать. Марина опять начала плохо кушать, запираться (до разговора с Вадимом и концерта дверь в её комнату почти всегда была открыта) и втыкать в уши беруши за выполнением домашнего задания.

В довесок ко всему, над Мариной стали посмеиваться в группе: Леночке и другим девочкам показалось, что к солистке «Биг Пош» неровно дышит молодой преподаватель английского Данила Евгеньевич, сам недавний выпускник лингвистического вуза. Препод часто обращался к Марине на парах, чем вгонял её в жуткую краску, не столько из-за внимания, сколько из-за неуверенности в предмете. Появилась у него манера присаживаться к ней на парту и с иронией посматривать сверху вниз. Данила Евгеньевич Марине в общем нравился, на факультете вообще симпатичных мужиков преподавало раз и обчёлся, но во-первых, из девочек по нему вздыхало пол первого курса, во-вторых, ей становилось тревожно, когда препод после пары задерживал её в коридоре и начинал пространно рассуждать о пользе изучения иностранных языков. Стоя рядом с Данилой Евгеньевичем, Марина с беспокойством оглядывалась по сторонам, от чего тот тоже принимался вертеть головой. Даже запах его дорогого мужского парфюма теперь ассоциировался у неё с тревогой.

К счастью, ни Вадим, ни Ренат никак не проявлялись. Марина постепенно привыкала к вниманию и научилось избегать лишнего общения, просто отмалчиваясь и на переменах напуская на себя озабоченный вид. Вот-вот должны были возобновиться репетиции оперы, и она наивно надеялась, что Муратов и Ярник побоятся крутиться возле ставшей популярной первокурсницы.

Всё изменилось дождливым ноябрьским вечером. Марина допоздна засиделась за столом над переводом с английского, благо была суббота и утром можно было как следует выспаться. В тексте описывались достопримечательности Лондона. Данила Евгеньевич опять будет цепляться к каждому слову на паре, требуя то точности, то художественной выразительности. Одолев примерно половину текста, Марина вынула из ушей наушники: музыка отвлекала. Какой-то звук со стороны балкона заставил её прислушаться. Что-то заскрипело, громко стукнуло и зазвенело. Снизу, с улицы, послышался шелест, словно дождь с силой забарабанил по бетонной площадке под балконами. Ливень? Такой сильный? Марина встала и отодвинула штору…


[1] англ. Заскок, помутнение рассудка. Строчка из одноимённой песни Таниты Тикарам (1988).

[2] Англ. Пришли мне песню.

Глава 14

Мергелевск, август 2017 года


Администрация Мергелевска «попросила» Муратова организовать программу из резидентов клуба на благотворительный концерт в честь дня города. Второй состав занялся подготовкой небольшого эстрадного перфоманса. На планёрке было принято решение ещё на две недели продлить «Бондиану», освежив её несколькими новыми номерами. В качестве хэдлайнера[1] Муратов пригласил из известного циркового шоу исполнительницу акробатических номеров на вертикальных полотнах. Композицией под номер шла мелодичная инструментальная «Porcelain[2]».

Когда Ренат вошёл в зал, рабочие как раз монтировали на сцене высокую вращающуюся тумбу-подставку. Акробатка использовала её в качестве дополнительной точки опоры и элемента действа. Одетая в серебристое трико, достаточно плотное, чтобы ткань полотен не «обжигала» тело, она как раз дожидалась окончания работ, чтобы приступить к репетиции.

— Ну что? — спросил Ренат, поздоровавшись. — К вечерней программе уложимся?

— Почему нет? — гимнастка задумчиво посмотрела на сцену. — Только по свету всё обговорим и прогонюсь с партитурой. Спасибо, Ренат, что пригласили меня. Надеюсь на долгосрочное сотрудничество.

— Кстати, о сотрудничестве. У нас новый проект, слышали? Рассчитываем на ваше участие.

— Буду рада.

— Ева с вами свяжется.

— Что ж, желаю удачи. И жду звонка.

Ренат отошёл от сцены и сел за столик. Спросил хмуро:

— А предупредить?

Макар вскочил и отчитался:

— Я до вас не дозвонился, Ренат Тимурович. А Ксюша хотела посмотреть …это… будущее место работы. Я её донес от машины, Ренат Тимурович, никаких проблем.

— Как нога? — спросил Муратов.

Ксюша, сидя на соседнем столике, поболтала ножкой с бинтом на лодыжке и приклеенным к нему кокетливым розовым бантиком из упаковочной ленты:

— Нормально. А у вас классно!

— Когда сможешь прослушаться?

— Хоть сегодня.

— Так уж и быть, оставайся до вечера в клубе. Прослушивание — это, конечно, для проформы. Я почти готов тебя взять. Лечись, время есть. Кастинг у нас ещё не закончен, и сценарий в работе пока… Только не надо из моих сотрудников верёвки вить. До конца больничного посидишь дома. Дил?[3]

— Дил, — подозрительно покладисто согласилась девушка.

Макар покраснел.

— Вау, какая! Ва́ша? — Ксюша указала в направлении прохода между столиками.

Там как раз неслась Колесова, в босоножках на прозрачных шпильках, в джинсах с модной «подратостью» и шёлковой блузке-распашонке, развевающейся за плечами. Надя с грохотом бросила на столик Рената сумку и с чувством сказала: