— Золотая девочка, — сказал Ярник. — Может, ещё передумаешь?

— Ва-а-адя, — с упрёком протянул Муратов.

Началась музыкальная программа. Над сценой крутился зеркальный шар, по заднику носились разноцветные блики. Под фонограмму «Crazy Music For Crazy People» на сцене, оттопыривая попки, в кислотного оттенка клешёных брючках и ярких кофточках, завертелись танцовщицы. На головах у них были кудрявые клоунские парички. Девочки двигались в стиле дискотек конца семидесятых.

— Четвёртая слева, — шепнул Ренат.

Вадим отсчитал и удивился. Как Муратов их различает? По выражению лиц? Ну да, девочка в розовых брючках и лимонно-жёлтой рубашке с острым воротником отличалась от своих товарок откровенно скучающей миной. Движения её были более скупыми, а с одного века наполовину отклеилась полоска аршинных накладных ресниц. Девчонка украдкой дула себе на щеку, чтобы ресницы не закрывали глаз. Вадим прыснул в кулак. Муратов в своём репертуаре, откопал чудо расчудесное. Но вряд ли его привлекла в танцовщице, которой даже в тяжёлом гриме на вид было не больше двадцати, её милая детская непосредственность. Ренат ищет Коломбину для «Любви-дель-арте». Роль в мюзикле не последняя. Исполнительница должна хорошо танцевать и петь, обладать заметным комическим талантом и харизмой. С кастингом дело не задалось. Вадим хорошо представлял себе, что ищет Муратов, и вынужден был согласиться с другом: ни одна из прослушанных девушек для Коломбины не годилась.

Тяжело дыша, за столик присел Артём, вытаращился на сцену, перевёл взгляд на нарочито невозмутимого Рената, потом на откровенно уже похохатывающего Вадима, укоризненно покачал головой. Ценитель прекрасного из Олейникова был никакой, но работа в «Твайлайте» научила его определять откровенный трэш.

Танцовщицы ушли за сцену, на прощание помахав попками.

— Тёма? — Муратов похлопал Олейникова по плечу.

— Пацаны, — кивнул Артём, подвигая к себе блюдо с картошкой и непочатую бутылку «Новороссийского».

— Дальше-то что? — пробурчал Ярник.

— Потерпи́те, — ласково попросил Ренат, сверкнув глазами, и откинулся на стуле, положив ногу на ногу.

Друзья равнодушно пропустили мимо ушей два следующих номера: блондинка и брюнетка сначала нестройно проголосили «Dancing Queen» АББЫ, потом взялись за «Синий Иней». Их проводили громкими аплодисментами: в отличие от голосов и произношения, формы у девушек были очень даже ничего.

— Вот, — Муратов подобрался, вонзил свой «особый продюсерский» хищный взгляд в вышедшую на сцену певицу.

Вадим узнал в ней девочку с отклеенными ресницами. Она отличалась от предыдущих исполнительниц как сорванная в поле незабудка отличается от искусственной розы. Даже в уродливом коротком расклешённом платьице, открывающем худенькие детские ноги, в туфлях с круглыми носами на квадратных каблуках, с завитой чёлкой и злым лицом светловолосая девушка казалась единственным живым человеком среди пластиковых манекенов.

Она исполнила «Venus»[1], «Я твоя богиня, я твой огонь, я всегда — для тебя», целиком вытягивая песню без подпевки в «минусовке». Непростая девочка. У Муратова опять точное попадание. Как он их находит, эти свои родственные души? По запаху харизмы? Кого-то девчонка Вадиму напоминает. Не злостью и недовольством, показательно высказываемым «мёртвому» зрителю, а этим потоком бьющей через край силы. И зал почувствовал энергетику певицы — степенно жующие и пьющие гости обратили к сцене расслабленные алкоголем лица. Девушка допела, поклонилась, тряхнув густыми светлыми волосами, и быстро ушла со сцены.

— Погнали, пацаны, — Ренат поднялся с места, — нужно успеть пообщаться с ней до финального выхода.

— Давайте вы сами, — устало сказал Артём. — Пойду курну во дворе. А то засну сейчас, время позднее.

— Прости, Тёма, — виновато проговорил Муратов. — Не нужно было тебя выдёргивать.

— Да ладно, — отозвался Олейников. — Я и так в последнее время отбился от коллектива, всё самое интересное — без меня.

Ренат повёл Вадима куда-то на второй этаж, в тёмные коридоры, где из каждой щели выпирал клуб железнодорожников. Мимо них, заинтригованно шушукаясь, носились полуголые девицы. Муратова, судя по всему, никто не узнавал. Он обратился к нескольким сотрудникам клуба, приветливо поздоровался с охранником у гримёрок, ответившим одобрительным кивком, и постучался в одну из комнат. В гримёрке было шумно. У зеркал толклись танцовщицы, остро пахло потом и пудрой. Ренат попытался перекричать девиц, потом махнул светловолосой девчонке, выглянувшей из-за дверцы шкафчика и недовольно подкатившей глаза: «что? меня?».

Она уже переоделась обратно в свой кислотный наряд, не хватало только зелёного паричка.

— Опять вы? — спросила она, выйдя в коридор и откровенно нагло рассматривая Муратова.

— Да, — сказал Ренат, хлопая по карманам в поисках визитки. — Помните, в прошлый раз нам не удалось поговорить? У меня к вам деловое предложение, Ксения.

Девчонка изобразила жеманное удивление:

— Хотите меня снять… в кино?

— Упаси господи! Зачем в кино? Я продюсер, владелец клуба… Зовут меня… Чёрт, где же визитка? Хотел предложить пройти индивидуальное прослушивание.

— Надо же! Владелец клуба! — Ксения дурашливо захлопала накладными ресницами. — Такая честь! Только я не прослушиваюсь… индивидуально. И массово тоже. Вы у меня сегодня второй такой… продюсер за вечер. С предложением.

Ренат перестал обшаривать карманы и с подозрением уставился на певицу:

— Ксюша, вы, может, меня не так… Я действительно продюсер…

— Может, — девушка поскучнела, бросила: — Подождите пару минут, я догримируюсь.

Ксения скрылась за дверью, хлопнув ею перед самым носом у раскрывшего рот Муратова.

— Не понял, — пробормотал Ренат. — Я уже не котируюсь среди подрастающего поколения?

Вадим засмеялся, хлопая себя по ляжкам:

— Не могу! Она подумала…. ты с ней договариваешься…!

— Я?! — ужаснулся Муратов, до которого, наконец, дошло. — Вот хамка малолетняя!

— Откопал же… Коломбину… докажи ей теперь, что ты не «папик» и не сутенёр в поисках работниц постельного труда! Ох…

— Хамка! — с театральным возмущением, но разгорающимся смешливым блеском в глазах повторил Ренат. — Ну, где она там?

Из гримёрки посыпались щебечущие девушки в блёстках и разноцветных боа из перьев. Ксюши среди них не было. Дверь опять захлопнулась, охранник рассматривал продюсеров с нарастающим подозрением. У Вадима запел телефон — Олейников звонил по видеосвязи.

— Вадь, — сказал Артём. — Я тут во дворе, короче. Это не та девчонка, случайно?

Олейников направил камеру вверх. Из окна второго этажа болтались две ноги в розовых брючинах и торчала обтянутая «клешами» попка. «Коломбина» вылезла на каменный выступ, повисла на руках и спрыгнула.

— Бежим! — заорал Ренат, тоже заглянувший в телефон. — Тёма, держи её!

* * *

Олейников догнал Ксюшу у стоянки, но она обежала его и дала стрекоча за гаражи. Артём досадливо махнул рукой и продолжил погоню. Ренат и Вадим выскочили за ним на грунтовую дорогу, под свет тусклых пригородных фонарей. Муратов и Олейников бежали хорошо: один каждое утро «топтал асфальт», как выражался садовник Сергеич, другой, в силу профессии и увлечённости, был до сих пор верен спорту. А вот Вадима быстро стала подводить дыхалка. Ксюша мелькала впереди светлым пятном. Она тоже хорошо бегала.

— Нет, лажа, а! — весело прокричал Ренат, оборачиваясь к слегка отставшему Ярнику. — Я теряю хватку! На этой неделе меня уже дважды послали те… кто раньше в ногах у меня… валялся!… Ксения! Подождите! Давайте поговорим! У нас нет никаких дурных намерений!

— Пацаны! — проорал Артём на бегу, тоже оборачиваясь. — Весело-то как! Будто старые добрые времена вернулись! Это вы вечно за девчонками гонялись, а у меня, считайте, это впервые! Я только морды бил!

— Ренат! — крикнул Вадим. — Смысл какой… за ней…?! Давайте… вернёмся, подождём её в клубе! Фух!

— Не можем мы вернуться! — ответил Муратов, прерывисто дыша. — Я узнавал… она сегодня расчёт взяла… смоется…!

Артём остановился и принялся оглядываться, рядом, поправляя галстук, затормозил Ренат.

— Не смоется, — сообщил Олейников. — Здесь тупик.

— Откуда знаешь? — хрипло поинтересовался Вадим, радуясь передышке.

— У меня тёща тут работала год назад, я эти места хорошо помню. Там, — Артём ткнул пальцем в темноту, — всё сплошь берег, Большой Лиман. А там, — он указал на подсвеченное фонарями серое одноэтажное здание, — метеостанция. Вокруг забор. Она вон туда побежала, по осыпи, наверх. Там кусты и за ними тоже забор, проволока колючая, до самых гаражей.

Ренат завертелся на месте, шурша гравием.

— Ребят, айда отсюда, — забеспокоился Вадим, — сейчас ещё ментам позвонит, объясняйся потом.

— Да, идёмте, — сказал Ренат неохотно. — Рано или поздно вылезет. У въезда в машине посидим.

Они вернулись к стоянке, уселись в просторную тойоту Олейникова.

— Тёма, — сказал Муратов, — может домой поедешь? Ты устал, Настя волноваться будет.

— Не-е-е, — протянул Артём. — Я с вами. Мне давно так весело не было.

— А если спросит, где был? Так и скажешь, что за девчулями по кустам гонялся?

— Не скажу, — сообщил Артём, подумав, достал из кармана телефон, навёл его на себя и Ярника и нажал на спуск. — Вот. У Насти к тебе, Мурашка, доверия нет. Я поэтому с Вадей, для подтверждения, что не с бабами…

— А к Атосу, значит, доверие есть? — уязвлённо пробормотал Ренат.

— На то он и Атос, — Артём философски пожал плечами. — Настя всё мечтает его со своей подружкой познакомить, Аллочкой. Аллочка — хорошая баба, симпатичная, умная, с высшим образованием, психолог, кстати. Просто Настя не в курсе, что Вадя тоже распи&дяй. Короче, я тебя, Ярник, как друга предупредил, хотя не должен был. У Насти целый план готов по вашему спариванию.