— Да, жуткий тип, — согласилась Надя, рассматривая необычный брелок. — И в чем я перед Богом провинилась? Попала бы в пятую группу, там одни ботаны.

Глава 5

Посёлок Лесенки, июль 2017 года


Дойти до кровати Боря все же смог почти самостоятельно. Разодранная на плече футболка была мокрой, и Марина, попав под ворот пальцами, в последний момент не удержала массажиста за руку липкими от крови ладонями. Тот повалился из ее рук на постель и со стоном перевернулся на левый бок. Схватил Марину за локоть:

— Свет не включай… видно… со стоянки…

— Очумел совсем?

— Не вздумай! Ранку обработать… сумеешь?

— Что?! Ранку?! Пластырь тебе что ли налепить? Ваточку приложить? Ты весь в крови! Я в «скорую» звоню! Телефон, где мой телефон?!

Марина нащупала упавшую под столик трубку, включила на телефоне фонарь-подсветку, навела его на плечо раненого и ахнула: на месте татуировки, шаманского пера, было кровавое месиво, словно кто-то хотел срезать рисунок, с особой жестокостью, вместе с кусками плоти. О смысле татуировки Боря когда-то рассказывал, значение ее было сложным, мистическим, но в Бориных устах неизбежно свелось к пошловато-эротическому.

— Что там? — спросил массажист, поднимая голову и выворачивая шею.

От его движения рана запульсировала, вспузырилась кровью и сукровицей. Марина сглотнула.

— Боже, здесь еще один порез, синяки…!

— Пару раз дали по ребрам, морде и почкам, ничего страшного. Я же врач, знаю…

— А я — нет! Я в «скорую»….

Борис здоровой рукой схватил её за запястье и с силой пригнул к кровати. Марина вскрикнула, выпустила телефон, он упал на подушку, мигнув экраном.

— Прости. Не надо. Не звони. В окно…. Выгляни.

Зло зашипев, она подошла к окну, разминая ноющую руку. На стоянке перед профилакторием под мотающимися на ветру липами стоял черный джип с непроницаемыми стеклами. Разглядеть, кто внутри, было невозможно. Поглядывая на машину, Марина наклонилась к тумбочке, отыскивая в свете уличного фонаря коробку-аптечку.

— Дошло? Насколько я понимаю этих ребят, они будут ждать. Куда я побежал, они видели, в какую комнату вошел, не знают. Если приедет скорая, мне крышка, — заговорил массажист, с трудом шевеля распухшими губами. — Мне крышка тогда и здесь, и в любой больнице.

— Ты денег им должен?

Борис фыркнул и неожиданно застонал, уткнувшись в подушку и по-детски жалуясь:

— Щиплет…жжет…адски просто…

— Терпи, — Марина с садистским удовольствием лила перекись на рану, в голове прыгали тревожные мысли. В какую историю втравил ее приятель? Чем ей это грозит?

Смыв кровь, она рассмотрела порезы.

— Даже я могу тебе сказать, что здесь нужно шить, — сообщила она.

— Зеркало есть? Подержи, посвети, — Боря снова вывернул шею, вздохнул. — Ты прав, мой верный Маринкин, повелитель дельфинов. Хорошая новость — сегодня я не помру. Плохая — тебе нужно будет кое-что для меня сделать.

* * *

Марину чуть не снесло ветром с бетонного парапета, на который она вылезла из окна душевой. Зато здесь можно было пробежать, не привлекая внимания гостей на джипах. Даже дурак сообразит: если сразу после того, как раненый вошел в здание, а через полчаса из него вылетела лохматая взволнованная девица, жертва послала за помощью.

С парапета Марина спрыгнула в траву, пригнувшись, перебежала открытое пространство до тропинки, уходящей в ельник, и понеслась между деревьев, цепляясь волосами за ветки и проклиная свою забывчивость, из-за которой оставила на крючке в прихожей шляпу. Ветер даже сюда доносил солоноватые брызги, на небе, закрывая луну, клубились дождевые облака. Марина перешла на шаг, прислушиваясь: у обрыва справа был каменистый пляжик, «дикари» ставили там палатки и ночами бренчали на гитарах, светя в темноте кострами. Но ветер, видно, разогнал отдыхающих, позади тоже никого не было.

Минут десять постояв у входа на Каталку, Марина убедилась, что на месте драки никто из напавших на массажиста не дежурил. На берегу даже стоять было сложно. Море бушевало, скрипели контейнеры, на одном с грохотом бился о стену сорванный кусок обшивки. Непонятно было, то ли море кидает на берег воду, то ли начинается дождь. Чертыхаясь, она боком спустилась к лиману сразу за массажным вагончиком, принялась шарить в кустах полыни, светя телефоном, нашла Борин мобильный именно там, куда он выбросил его перед нападением, нажала на кнопку, молясь, чтобы телефон не пострадал от удара, в списке контактов нашла нужное имя и позвонила. Номер не отвечал. Борис предупредил, что его знакомый, врач, рано отключает мобильный, поскольку не любит поздние звонки.

— Такси, такси, — бормотала Марина, листая приложения на своей трубке.

Она нашла значок с желтой эмблемкой и шашечками, мокрыми пальцами с трудом вбила адрес — въезд в пляжную зону. Пришла эсэмэска. Служба требовала надбавку в десять процентов за погодные условия. Да, да, она согласна, только довезите. Приложение показало стоимость и расстояние. По счастью, дом врача был не в самом Мергелевске, а в пригороде, иначе поездка туда и обратно заняла бы полночи.

— Зачем я это делаю? Почему я это делаю? Почему я всем всегда должна? — рассуждала Марина, прячась от ветра за стеной остановки. — Это в последний раз, в самый распоследний.

Таксист оказался молодым парнем, разговорчивым и любопытным, даже попытался от скуки пофлиртовать с поздней пассажиркой. Марина соврала, что отстала в Лесенках от группы друзей и едет к ним. Таксист предположил, что друзья у нее богатые, раз живут в элитном прибрежном поселке, излюбленном месте Мергелевской творческой элиты. И не только Мергелевской. Многие дома покупаются москвичами и питерцами, шоуменами, актерами, музыкантами, для летнего отдыха. Марина заволновалась: ее могли просто не пустить в элитный поселок без предварительной договоренности. Но будка охранника у шлагбаума, до которого довез ее болтливый шофер, попытавшийся напоследок взять телефончик, была пустой. В ней горел свет, с шипением и помехами орал телевизор. Марина пробежала мимо шлагбаума, поискав глазами камеры на столбах и деревьях, но в мельтешении веток ничего не увидела. Ветер стал стихать, а дождь припустил во всю. Мимо, пробивая фарами водную пелену, проехало несколько машин.

Поселок оказался большим. Поближе к трассе улицы разматывались однообразной лентой кирпичных коттеджей, но чем дальше Марина шла, тем изысканнее и разнообразнее становились дома и тем больше ландшафтных выкрутасов наблюдалось у построек. Если бы Боря не описал подробно, где искать нужный дом, она могла бы бродить по поселку всю ночь. Однако приметный забор, башенки и флюгер на крыше подсказали, что ей удалось не заплутать.

Еще сутки назад Марине трудно было представить, что можно промокнуть и даже продрогнуть посреди знойного лета. С волос текло, футболка липла к телу, размокшие тапочки соскальзывали. Повернув ручку калитки в заборе без домофона, с облегчением убедившись, что во дворе нет собаки, Марина подошла к двери коттеджа, нашла звонок и несколько раз нажала. Отступив назад, подняла голову: в нескольких окнах горел свет, на первом — в выступающем эркере возле входа, на втором — почти во всех. Марина позвонила еще раз, нервно прислушиваясь. Что делать, если хозяин не отзовется, испугается ночного визита или не позволит объяснить ситуацию, она просто не представляла.

Дверь открылась, выпустив тепло, свет и тихую музыку. Марина сощурилась, рассматривая сквозь капли на ресницах мужскую фигуру в дверях.

— Простите за беспокойство, — крикнула Марина. — Мне нужен Георгий Терентьевич Кардашев. Это срочно. Он не берет трубку, поэтому я…

Фигура в дверном проеме молчала. Марину тоже рассматривали. Она подошла ближе, смахнула с лица и глаз воду:

— Передайте, что я от Бориса Танникова.

Открывший оказался молодым парнем, лохматым, в мятой футболке и спортивных штанах, мешковато висящих по современной моде на самых бедрах под белой резинкой трусов. Парень отступил к лестнице, задрал голову:

— Дед! Тут к тебе!

Сверху неясно откликнулся мужской голос. Парень выслушал и проорал, с подозрением глядя на Марину:

— Девчонка какая-то! Вся мокрая! Говорит, срочно. Говорит, от дяди Бори. Пускать?.. Ладно.

Подросток показал жестом наверх. Марина вошла, с хлюпом сняла тапочки, неловко вытерла мокрые ноги о половичок. Парень кисло поджал губы. Он был светловолосым, курносым и пухлогубым, довольно симпатичным и живым на мимику. Марина дала бы ему лет семнадцать. Мальчишка пошел вперед по ступенькам, постучал в одну из дверей в уютном коридорчике, сунул голову в комнату и, совершенно не стесняясь гостьи, повторил:

— Дед. Какая-то барышня. Подозрительная. На регулярную дядьборину подружку не очень похожа. Точно пускать?

— Игнат! — в голосе, раздавшемся из комнаты, прозвучали нетерпеливые нотки.

— Ладно, — парнишка отступил, пропуская Марину, но встал у косяка так, что ей пришлось мимо него протискиваться.

В комнате пахло деревом, табаком и книгами. На секунду (так взволновали ее выхваченные из широкого пространства звуки и запахи: под босыми ногами скрипнули теплые доски, шторы поднялись под сквозняком и впустили влагу и шум дождя, «на-а-а-а том ка-а-а-амне…» сладко пропела пластинка на проигрывателе-чемоданчике) Марина растерялась и не сразу разглядела мужчину у окна. Он сидел в одном из кресел с потертыми подлокотниками под бьющейся на ветру шторой. Край шторы задел иглу, пластинка взвизгнула и зашипела. Мужчина протянул руку и щелкнул кнопкой на проигрывателе. Это был пожилой человек, худощавый и горбоносый, с седыми волосами, все еще густыми и пышными, несмотря на возраст. Кардашев поправил очки на носу, окинул Марину спокойным взглядом и строго обратился к мальчику: