Отчасти еще и поэтому Руби чувствовала себя подлой обманщицей. Перед самым отлетом из Хитроу она позвонила домой с искренним намерением сказать маме о своих планах. Но сначала миссис Тейлор подробно рассказывала о насморке малютки Лорены, потом долго сокрушалась по поводу радикулита мистера Тейлора, отравляющего ему радость игры в гольф, а затем возмущалась соседским мальчишкой, который исцарапал их новенький «вольво». Руби так и не удалось выбрать подходящий момент, чтобы вставить мимоходом: «Кстати, мама, в Америке я собираюсь повидаться с моим родным братом».

Возможно, оно и к лучшему, ведь еще не известно, является ли Натаниел Баркер ее братом. Так зачем раньше времени расстраивать маму (а она непременно расстроится, если выяснится, что Руби ошиблась, и Баркеры не имеют к ней никакого отношения).

Трехминутный разговор подошел к концу. Мама пожелала Руби счастливого пути и сказала: «Мы все тебя очень любим». Эти слова миссис Тейлор произносила всякий раз, когда кто-нибудь из ее дочерей отправлялся в путешествие на самолете, — на случай авиакатастрофы, как подозревала Руби.


Десять часов спустя самолет приземлился в Колорадо. Аэропорт Денвера находился в пустыне. Белые куполообразные крыши терминала были похожи на флотилию парусных кораблей, парящих в воздухе у самого подножия Скалистых гор. Мэри ненадолго очнулась. Ее хватило на то, чтобы получить багаж и добрести до стоянки такси. Едва забравшись в машину, она повалилась на заднее сиденье и моментально отключилась.

Дорога в город заняла около часа. Руби уже бывала однажды в Америке. Тогда ей только исполнилось шестнадцать. Во время школьных каникул они всей семьей поехали в Нью-Йорк. Предполагалось, что для девочек это будет сказочное путешествие. Но Руби, вместо того чтобы смотреть по сторонам и набираться впечатлений, все время провела в тоске по оставшемуся дома бойфренду.

Колорадские просторы составляли разительный контраст бетонным каньонам Бродвея и Пятой авеню, но при этом почему-то казались странно знакомыми. Может быть, оттого, что все эти американские красоты Руби тысячу раз видела по телевизору? Или в ней проснулся голос крови? «Моя мама ходила вон по той улице, сидела на скамейке вон в том парке, она делала покупки в магазине на углу и видела те же дома, которые сейчас вижу я…»

— Бывали раньше в Колорадо? — спросил благодушно настроенный таксист.

— Удивительно, такое чувство, что бывала, — усмехнулась Руби.


В отеле ощущение дежавю только усилилось: мягкий, приглушенный свет в вестибюле, благодаря которому потертости и прорехи в ситцевой обивке диванов не так бросались в глаза; обшарпанные журнальные столики, заваленные туристическими проспектами; на стене доска с прикнопленными к ней объявлениями (в одном сообщалось о международной конференции «Интернейшнл труп», другое извещало о ежегодном бале, который устраивает Денверская ассоциация фермеров молочного животноводства) — подобный отель вы можете встретить в любом городе в любой точке мира.

Руби поднялась в свой номер — стандартная коробка, стены цвета беж и окно с видом на унылую парковку. На тумбочке возле кровати стоял небольшой букетик роз. Поначалу Руби решила, что таким образом администрация отеля приветствует участников конференции, однако к цветам была приложена карточка: «Добро пожаловать в Денвер. С нетерпением ждем встречи. Розалия и Натаниел Баркер».

Еще по дороге в отель Руби не была уверена, что в последнюю секунду не отменит встречу. Можно сказать, что конференция затянулась, и в воскресенье у нее не будет времени на поездку в Боулдер. В конце концов, можно просто отправить Розалии письмо — благо ноутбук Руби привезла с собой — и прикинуться, что она вообще не уезжала из Лондона. Но сейчас, глядя на веселые чайные розочки, Руби поняла: отступать некуда.

26

— Ты бы ответил на такое объявление? — спросила Лу.

— Какое? — спросил Мартин.

Они сидели за столиком в «Кафе руж». Лу развернула перед ним свежий номер «Обсервера» и подчеркнула фломастером две строчки в колонке «Ищу сердечного друга».

• Страстная любительница кошек, вегетарианка, 32 года, ищет родственную душу, рожденную под знаком Рыб.

Мартин сморщил нос.

— Кошки, гороскопы, тридцать с хвостиком. М-м, нет, не для меня.

— Я так и думала, — вздохнула Лу. — Надеюсь, ей все же повезет.

— Кому?

— Эрике. Помнишь, с моей работы?

— Почему бы и нет. Ты спросила мое мнение. Но может, именно сейчас ей названивает какой-нибудь кошколюбивый рыбак-вегетарианец, — сказал Мартин и подозрительно покосился на Лу. — Ты, часом, не ввязалась в новое сватовство? Знаешь же, чем это кончается.

— Не знаю, — улыбнулась Лу. — Ты никогда не рассказывал, чем закончился вечер с Синди.

Мартин испуганно оглянулся по сторонам.

— Когда-нибудь эта история появится в моих мемуарах. — Он бросил взгляд на часы. — Два, значит, в Колорадо семь утра. Во сколько она встречается с Баркерами?

— Не раньше двенадцати.

— Как думаешь, с ней все в порядке?

— Руби не звонила, а это хороший признак. Но даже если что-то и случится, мы не будем первыми, к кому она обратится за помощью. Теперь горькие слезы польются на широкую адвокатскую грудь. Он сказал, что Руби может звонить ему в любое время дня и ночи.

— Как любезно с его стороны, — криво усмехнулся Мартин.

— Кто его знает, — сказала Лу, — вдруг под пижонской внешностью Роберта кроется нежное сердце.

— Ага, — с сомнением пробормотал Мартин, — так оно и есть.

— Боже, надеюсь, она встретила своего Мистера Совершенство. Кажется, все эти годы, что мы знакомы с девушкой по имени Руби, она либо приходит в себя после разрыва с каким-нибудь жутким типом, либо обхаживает нового, еще более противного.

Мартин согласно закивал.

— О'кей, — вдруг решительно сказала Лу, — признавайся, тебе самому никогда не хотелось приударить за Руби? — Она впилась в Мартина своими пронзительно-голубыми глазами.

От удивления он едва не захлебнулся кофе.

— Было дело. И ты об этом прекрасно знаешь, — сказал он. — На балу первокурсников.

— А что случилось потом, после ночи страстной любви? Почему вы не остались вместе?

Мартин неопределенно пожал плечами. Как он мог рассказать Лу, что Руби лишила его девственности, а потом выкинула из койки, да еще с угрозами опозорить на весь университет.

— Думаю, все произошло слишком быстро, и мы еще плохо знали друг друга.

— Предположим, — согласилась Лу. — А потом?

— А потом мы стали друзьями и слишком долго ими оставались, чтобы снова спать вместе.

— Такое возможно?

— Возможно. Ты не захочешь спать с человеком, о сексуальной жизни которого знаешь все до мельчайших подробностей. Кроме того, Руби говорит, что я живое доказательство теории «Все Мужики Сволочи». Заметила — она всегда встает на сторону моих бывших подружек? Думаю, она бы не рискнула стать для меня кем-то большим, чем просто хорошим товарищем.

— Но ты бы хотел стать для нее кем-то большим, чем просто товарищем? — допытывалась Лу.

— Я этого не говорил, — взъерепенился Мартин.

— Ладно, парень, — сказала Лу, сворачивая газету, — суду все ясно.

— Что ему ясно? — раздраженно спросил Мартин.

— Ничего. Ой, ты только посмотри.

Дверь кафе распахнулась, и на пороге появился Эндрью. В нарядном светло-голубом костюме он был сама аккуратность и свежесть.

— Здорово, приятель, — сказал Мартин. — Тебе никто не говорил, что сегодня воскресенье?

— Мы идем знакомиться с моими родителями, — пояснила Лу. — Хотя можно было обойтись и без костюма, — добавила она, обращаясь к Эндрью.

— Хочу понравиться. Я же понимаю, насколько для тебя важно, чтобы я произвел благоприятное впечатление.

— Ну, не до такой же степени, — заверила его Лу.

— Идем? — спросил Эндрью. — Мы не должны опаздывать.

— Именно этого родители и ждут — от меня, — сказала Лу.

— Но не от меня, — сказал Эндрью.


Лу очень давно не приглашала своих друзей в родительский дом. Собственно, она никогда их не приглашала, ни разу с тех пор, как стала жить самостоятельно. Зато в школьные годы все ее поклонники подвергались тщательной проверке. Но даже если мальчик проходил контрольное собеседование с родителями и ему дозволяли переступить порог комнаты Лу, дверь все равно должна была оставаться приоткрытой, дабы молодым людям не взбрело в голову натворить каких-нибудь «глупостей». В результате, благодаря многолетней практике, у Лу развился столь чуткий слух, не уступающий по остроте слуху летучей мыши, что она научилась распознавать осторожные шаги мамы и папы, когда те только подкрадывались к первой ступеньке лестницы; а еще она научилась заниматься любовью, не издавая ни единого звука.

В те времена родители умоляли Лу сконцентрироваться на учебе. Теперь же они утверждали, что карьера — это не главное и пора бы ей устроить свою личную жизнь. С тех пор как Лу исполнилось двадцать, мама беспрестанно твердила о роковой черте тридцатилетия. И поэтому, когда Лу сообщила по телефону, что приведет на обед друга, пожилая леди не смогла сдержать радостного «уф».

Как знать, подумала Лу, возможно, мама права и действительно настало время остепениться, создать семью, завести детей. Ведь она хочет иметь детей?

Сама Лу была единственным ребенком, на долю которого выпало идеальное детство. Малейшие ее прихоти, вплоть до желания иметь собственного пони, исполнялись почти мгновенно. Она выросла, окруженная заботой и безграничной родительской любовью, временами переходящей в удушающее обожание. И конечно, на Лу возлагалась огромная ответственность продолжения рода Капшоу. То, что у нее будут дети, рассматривалось как нечто само собой разумеющееся. Лу тоже часто думала, как бы она воспитала дочку, во всем похожую на нее саму. Правда, для этого совсем не обязательно выходить замуж, хотя и в роли матери-одиночки Лу себя не представляла.