Она улыбнулась, и Чарли вдруг ощутил смутное дыхание трагедии. Он хорошо изучил женщин. У Кэрол в прошлом произошло что-то страшное. Он не знал, что именно, и не мог бы объяснить, по каким признакам догадался, но он это явственно чувствовал. Слишком быстро она отвечала на вопросы, слишком тверда была в своих решениях. Никто в мире не может быть так во всем уверен, такими становятся, только пережив большое горе. Чарли это знал по себе.

– Кэрол, вы меня не проведете, – осторожно проговорил он. Он боялся, что спугнет ее и она спрячется поглубже в свою раковину. – Вы же любите детей. И у вас наверняка есть мужчина. – После сегодняшнего разговора он пришел к заключению, что подозрения насчет нетрадиционной ориентации были напрасными. Ничто в ней не говорило о лесбийских наклонностях, хотя Чарли понимал, что может ошибаться, как уже пару раз случалось. И все же она не похожа на лесбиянку. Просто очень закрытый человек.

– Нет. Никакого мужчины, – бесхитростно отвечала Кэрол. – Времени нет. И интереса тоже. Плавали уже, знаем. У меня уже четыре года никого нет.

Чарли прикинул, что центр она открыла год назад. Уж не безответная ли любовь заставила ее повернуть в этом направлении? Чтобы залечивать и свои, и чужие раны?

– В вашем возрасте это большой срок, – заметил он, и она улыбнулась.

– Вы все говорите о моем возрасте, как будто мне двадцать лет. Я уже не девочка. Мне тридцать четыре. Совсем немало, на мой взгляд.

Он посмеялся.

– Только не для меня. Мне-то уже сорок шесть.

– Вот именно. – Она быстро перевела стрелки на него. – При этом вы не женаты, и детей у вас тоже нет. Что вы на это скажете? Почему сами не заведете семью? Почему ваши часы не тикают, если вы на двенадцать лет меня старше? – Хотя она готова была признать, что выглядит он моложе.

Чарли вполне можно было дать на десять лет меньше, но в последнее время он стал острее ощущать свои сорок шесть лет. Кэрол тоже выглядела моложе своих лет. Ей можно было дать лет двадцать пять – двадцать шесть. Они прекрасно смотрелись вместе, оба одного типа, их можно было принять за брата с сестрой, недаром и самому Чарли при первой встрече Кэрол напомнила сестру и мать.

– Мои часы как раз тикают, – признался он. – Просто я еще не встретил свою единственную, но надежды не теряю.

– Все это чушь собачья, – припечатала Кэрол. – Закоренелые холостяки всегда так говорят. Вы дожили до сорока шести лет и не встретили ту, кого хотели бы сделать спутницей жизни? Да оглянитесь просто вокруг, плохо искали. Нелепая отговорка – «не нашел свою единственную». Тогда найдите себе что-нибудь взамен! – сухо проговорила она и отпила вино. Чарли воззрился на нее с нескрываемым изумлением. Кэрол смотрела прямо в корень, а самое неприятное – была абсолютно права, и он это понимал.

– Ладно, сдаюсь. Были, наверное, и подходящие, но при условии определенного компромисса с моей стороны, а я все искал свой идеал.

– Такого вам не найти. Никто не совершенен, думаю, что в свои годы вы это хорошо знаете. Тогда в чем же дело?

– В страхе, – честно признал он. Впервые в жизни он признался в этом вслух постороннему человеку. Чарли не ожидал от себя подобной откровенности.

– Так-то честнее. А почему? – Она была настоящий профессионал, Чарли только сейчас это понял. Заглядывать в чужую душу, читать мысли – это ее работа. И любимое дело. Но Кэрол не хотела его обидеть. Ее интерес был вполне искренним.

– Видимо, дело в том, что в шестнадцать лет я лишился родителей, все заботы обо мне взяла на себя старшая сестра, а через пять лет она умерла от опухоли мозга. Вот и все, моей семьи не стало. С тех пор в моем сердце поселился страх. Страх потерять тех, кого я люблю. Вот поэтому я и боюсь заводить семью, я так и жду, что опять случится что-нибудь страшное.

– Понимаю вас, – тихо промолвила Кэрол, внимательно выслушав его. – Люди умирают, уезжают, пропадают, это жизнь. Но если вы боитесь потерь, то рискуете закончить жизнь в одиночестве. Или вас это не тревожит?

– Не тревожило. – Он использовал прошедшее время. В последнее время он изменил своим принципам и задумался о своей одинокой жизни, но Кэрол он не хотел пока больше ничего говорить. Во всяком случае, до поры до времени.

– За свой страх вы платите слишком высокую цену, – продолжала Кэрол. – Это страх любви. Я это очень хорошо понимаю. – Она вдруг почувствовала, что может рассказать все этому мужчине. Он доверил ей свою боль, свою историю, и она ответила ему тем же. – Я вышла замуж в двадцать четыре года. Мой муж был другом моего отца, руководителем крупной фирмы, он основал известную фармацевтическую компанию. Человек незаурядных способностей и неуравновешенный психически. Он был старше меня на двадцать лет. Самовлюбленный, неуравновешенный. Большая умница, преуспевающий бизнесмен, обаятельный – и одновременно алкоголик с садистскими наклонностями, совершенно невозможный в семейной жизни. Это были худшие шесть лет моей жизни. Я жила с психопатом, а все вокруг твердили, как мне повезло быть его женой. Потому что никто не знал, что он творит дома. Он постоянно меня мучил, я пыталась уходить из дому, но всякий раз ему удавалось заманить меня обратно. Он меня будто околдовал. Мучители никогда не выпускают свою добычу из рук. Я попала в аварию – мне кажется, я к этому подсознательно стремилась. У меня было одно желание – умереть. И пока я лежала в больнице после аварии, я словно прозрела и больше к нему не вернулась. Год я пряталась в Калифорнии, познакомилась с замечательными людьми и поняла, чем хочу заниматься. Вернулась домой, открыла центр и больше назад не оглядывалась.

– А что стало с ним? Где он теперь?

– Здесь, как и был. Мучает кого-то другого. Ему уже за пятьдесят. В прошлом году женился на молоденькой девушке. Бедняжка! Хотя он все такой же обаятельный. И такой же ненормальный. До сих пор мне иногда звонит, даже письма писал, что его нынешняя жена для него ничего не значит, что он по-прежнему любит меня одну. Я, конечно, ни разу ему не ответила и отвечать не собираюсь. Звонки я слушаю через автоответчик, когда он звонит – не подхожу. Я этим уже переболела. Но больше испытывать судьбу я не имею никакого желания. Наверное, это диагноз – боязнь обязательств. – Кэрол улыбнулась. – Или отношений – называйте как хотите, я не обижусь, но меняться не собираюсь. Не имею никакого желания отдавать себя на заклание. Я ведь раньше и не подозревала, что такое может быть. Кто бы вообще мог подумать?! Для всех он был интересный, обаятельный, состоятельный человек. Он из так называемой добропорядочной семьи, и мои родные долгое время считали, что это со мной не все в порядке. Может, они и до сих так думают, не знаю. Для них я – белая ворона. Но я жива, в здравом уме, что, если знать обстоятельства моей семейной жизни, могло бы вызвать сомнения, впрочем, только до того момента, как я въехала в зад какому-то грузовику. Наверное, от удара у меня в голове все встало на свои места. Поверьте, мои повреждения от аварии не шли ни в какое сравнение с тем, что я изо дня в день получала от мужа. Так что свои биологические часы я выкинула в окно вместе с туфлями на каблуках и косметикой, а также всеми моими коктейльными платьями и обручальным кольцом. Хорошо, что детей у нас не было. А то, боюсь, я бы уйти не решилась. А теперь вместо одного или двоих собственных у меня их целых сорок, весь район, да еще Габи с Зорро. И я теперь куда больше довольна жизнью, чем прежде.

Кэрол открыто, даже с каким-то вызовом посмотрела в глаза Чарли. Она прошла через ад и вернулась в жизнь, к детям, которым она была так нужна! Она так же, как и ее подопечные, побывала в аду. Чарли слушал ее и пытался представить себе, как могла Кэрол выдержать шесть лет такой жизни. Это был сплошной кошмарный сон, от которого она наконец очнулась. Можно себе только представить, сколько ей пришлось пережить! Но она выжила и нашла себя в благородном деле, оставив кошмары в прошлом. А могла бы сейчас сидеть где-нибудь и хныкать или подсесть на наркотики, спиться или сойти с ума. Кэрол же взяла на себя ответственность за свою судьбу и добилась многого.

– Кэрол, мне очень жаль. Наверное, у каждого в жизни бывает что-то страшное, тяжелые испытания. Главное в том, каким ты из них выходишь, сколько осколков тебе удается найти в куче мусора и склеить воедино. – Он знал, что сам пока не нашел самых крупных. – Вы сильный человек.

– Вы тоже. Лишиться родных в таком возрасте – большой удар. Чарли, я уверена, все встанет на свои места. И в личном плане тоже. Очень вам этого желаю, – тепло проговорила Кэрол.

– А я – вам, – ответил он. Чарли был благодарен Кэрол за этот искренний и откровенный разговор по душам.

– Я бы скорее поставила на вас. – Кэрол улыбнулась. – Меня моя жизнь вполне устраивает. Все определенно и ясно.

– И тоскливо, – прибавил Чарли жестко. – И не спорьте со мной! Это будет неправдой, и вы это знаете. У меня тоже жизнь тоскливая. Все мы одиноки на этой планете. Когда сам выбираешь одиночество, то гарантирован от обид, но за это приходится платить дорогую цену. Но зато не набьешь себе шишек и синяков, никаких душевных ран. Правда, когда приходишь вечером домой, тебя встречает тишина и дом, погруженный во мрак. Никто не спросит, как у тебя дела, никто о тебе не побеспокоится. Разве что друзья, но мы с вами знаем, что это не одно и то же.

– Да, не одно и то же, – согласилась она. – Зато альтернатива уж больно страшна.

– А может, эта тишина в доме будет пугать меня еще больше? Мне временами становится очень не по себе. Время работает против меня.

– И как вы выходите из положения? – Ее и вправду занимал этот вопрос.

– Убегаю. Уезжаю подальше. Путешествую. Общаюсь с друзьями. Хожу на вечеринки. Вожу женщин в ресторан. Есть много способов заполнить эту пустоту, в большинстве случаев они достаточно искусственные, а главное, куда бы ты ни ехал – всюду таскаешь за собой своих призраков. Я это хорошо знаю. – Никогда в жизни Чарли ни с кем так не откровенничал, разве что со своим психоаналитиком, но он устал притворяться, делать вид, что у него все прекрасно. Как часто это не соответствовало действительности!