– Хорошо, хорошо, толстушка. – Я вынула из шкафчика корм с ароматом лососины и вскрыла крышку. Фатсо учуяла запах и стала выделывать отчаянные мяукающие круги. Настоящая кошка по Павлову. Я бросила ей несколько кусочков, и она прыгала как могла – отнюдь не резво для кошки. Ела с удовольствием и одновременно мурлыкала: «Что это такое мы глотаем?»

Я встала и почувствовала, что все еще не протрезвела. Ухватилась за белые перила и стала спускаться на средний уровень квартиры, где располагались кухня, столовая и ванная.

Квартира что надо. Высокие потолки, современная, модная. Но крайней мере у меня есть хоть это, раз я сама такая толстая, страшная и совсем без жениха.

Все открыто, воздушно, масса света, очень художественно. Это Уснейвис уговорила меня переехать сюда, а я все сомневалась: казалось, мне не осилить такую квартиру. Сказала мне что-то вроде: «Перестань жаться и валять дурака. Ты прекрасно все осилишь. У тебя полно доходов».

И была права. Я никак не привыкну к тому, что у меня достаточно денег. Более чем достаточно. Из памяти не исчезают дни, когда отец давал мне деньги на обед, вынимая из кармана скомканный, влажный комок, вздыхал и при этом приговаривал: «Только не думай, что я их печатаю». Мне приходилось просить его – представляете? – каждое утро. Он просто забывал о таких вещах. Papi – хороший отец, но профессор. А профессора редко думают о быте. Хотя это тоже не правило. Просто нам всегда не хватало денег.

Хорошо, хорошо, больше не буду о Papi. Простите. И вот теперь, когда у меня достаточно денег, я не очень соображаю, что с ними делать. Разве что припасать на случай неминуемого голода? Столовый гарнитур. Это Уснейвис заставила меня купить его. И спальный тоже. «Нечего тянуть – живи сейчас».

Я взялась за стену, чтобы не потерять равновесия, и «пошла», точнее сказать, поковыляла к ванне. Кошачий туалет снова запачкан. Надо что-то делать. Нельзя принимать мужчину, если в квартире грязный кошачий туалет. Наверное, весь дом провонял кискиными какашками в сером ящичке. Я-то привыкла – принюхалась. Но мне хотелось произвести хорошее впечатление на моего наркоторговца.

Наркоторговца?

Господи, Лорен, что ты творишь?

Я пустила в ванну горячую воду. Если по правде, то горячей она станет минут через пять. У меня хорошая квартира – только что отремонтированная, но, как все в этом сверхдорогом айсберге города, со старыми трубами. Всегда негодными у людей с таким доходом, как у меня. Понимаю, что зарабатываю больше многих других, но Бостон – недешевый город: жить в нем гораздо дороже, чем в других местах, даже в Сан-Франциско. Поэтому, даже если заработок возрастает до шестизначного числа, человек живет как только что получивший диплом выпускник.

Надо возвращаться в Новый Орлеан, где все имеет какой-то смысл: влажность, ураганы, «Невил бразерз», «Кафе дю Монд», раки, похороны под джаз. А здесь меня преследуют одни несчастья. Я схватила маленький красный совок и выбросила в унитаз дерьмо Фатсо. Шлеп, шлеп, шлеп. Я слишком люблю эту кошку, хотя из-за нее масса хлопот. Интересно, ценит ли она это? Фатсо катается на банном коврике и оставляет на нем свою шерсть – первом замечательном коврике, купленном мною в магазине товаров для ванн и спален на Ньюберри-стрит. Замечательная красная вещица. А я его промываю после Фатсо, и все. Каждые два-три дня. И пылесосить приходится так же часто. Вот потому-то я не чувствую себя вполне преуспевающей женщиной, каковой меня считают. Преуспевающие женщины держат в доме кошек – верно. Но они умеют справляться с их шерстью, а не бродят в ее облаках. Они не пропитались грязью, как свиньи. Третьего дня я пошла в «Брэд энд Серкус», чтобы купить из еды то, что мне кажется полезным и что укротит мой неестественный аппетит, и женщина в очереди стала фыркать, а потом спросила, не держу ли я кошку. Я ответила «да», и она объяснила, что догадалась по шерсти на куртке. «Вам не приходило в голову пользоваться щеткой из корпии?» – спросила она и поморщилась. Что я, совсем уж того, если незнакомая дама позволяет себе говорить мне в лицо подобные вещи?

Фатсо перекатилась на спину и смотрела, как я все чищу, промываю, насыпаю новый наполнитель и распыляю «Лисол». После этого забралась в туалет и оставила новую огромную колбаску.

– Et tu, Brute?[130] – спросила я ее. Кошка не ответила.

Такова моя жизнь: «Лисол», кошачий туалет и Эд, который порет маленькую, костлявую шлюшонку.

– Я думала, что хоть на тебя могу положиться, – сказала я кошке и снова разрыдалась.

Фатсо закончила свое дело, лениво повозила лапой наполнитель и убралась вон, при этом, перелезая, чуть не перевернула туалет. Да, такую кошку не назовешь самой проворной. Ветеринар настоятельно советует держать ее на диете. Диета? Для кошки? Какая чушь! Мои соотечественники на Кубе из кожи вон лезут, чтобы выжать больше калорий из продовольственных карточек. А меня убеждают посадить на диету кошку. Безумный мир!

К тому же, если верить закону, выбор за Фатсо, а не за мной. В Массачусетсе до сих пор считается неправомерным владение кошками, поскольку парни, повесившие множество девчонок, полагали, что кошки – это что-то вроде людей[131]. Так что я владею Фатсо нелегально. Она сделали из меня свою рабыню. Я должна гордиться – по крайней мере я хоть кому-то нужна. Я вычистила ее последнюю порцию и снова побрызгала «Лисолом». Вода наконец нагрелась, я отдернула занавеску душа (такую же красивую и красную, как коврик на полу) и перевела переключатель.

Потом разделась и секунду глядела в зеркало на свое лицо по другую сторону раковины – больное, одутловатое и усталое. Я выглядела старой, толстой и глупой. Разве можно за пятнадцать минут настолько отмыться, чтобы произвести впечатление на такого красавчика, как Амаури? Ты же видела, какие у него девчонки. Их выгнали из одиннадцатого класса школы, и они способны посвятить все свое время бритью ног и подкрашиванию губ. С какой стати ему обращать внимание на болезненного вида дурынду с растрепанными волосами и к тому же в очках? У меня появилась теория: я работала в газете больше трех лет и стала казаться танцующим трупом с видео Майкла Джексона. Газеты – это фабрики, хотя и считают, что они обычные конторы. Каждый вечер, когда начинают работать печатные станки и из всех сопел брызжет на бумагу краска, здание сотрясается. Естественного света нет нигде: люди сидят в огромном складском помещении и пялятся в компьютеры. Никто не выглядит так отвратительно, как газетчики.

– Меня от тебя воротит, – сказала я себе. – Ты такая страшная.

Время. Идет. Ванная. Вращается.

Я поймала себя на том, что строила себе рожи, а вода из душа в это время разбегалась по полу. Все-таки я напилась. Я себе это говорила? Кажется, да.

Долго ли я так простояла? Не знаю. Звенел ли дверной звонок? Не могу сказать – слишком громко плескалась вода. У меня не так много времени. Чем же я занимаюсь? Реву и оскорбляю себя.

Я рассмеялась и, встав под душ, начала долгий девичий процесс обретения сексуальности. Вы знаете, о чем я говорю – не притворяйтесь, что не понимаете. Бритье, умывание, скобление и опять бритье, высушивание, увлажнение, сбривание пропущенного на левой голени волоска и сплошное притворство, что не больно, если порежешься. Затем распыление повсюду дезодоранта, чтобы благоухать свежестью. Вькюр бархатного торчащего бюстгальтера и чего-нибудь завлекательного из гардероба, в чем, как ты надеешься, выглядишь не особенно толстой. Черный цвет подходит тебе лучше всего. Леггинсы и свитер из «Лимитед»[132]. Чтобы не показалось, будто ты из кожи вон лезешь. Но это еще не все. Предстоит заняться головой. Тем, что снаружи, а не тем, что внутри. (Внутри – это безнадега.) Заворачиваешь свои волосы в полотенце, чтобы не мешали, и втираешь крем, который будто бы уничтожает морщины, хотя доподлинно знаешь, что это враки. (Почему мне никто не сказал, что я состарилась в двадцать с небольшим?) Затем наносишь крем под пудру, тон, крем вокруг глаз, тени, обводишь контур, выщипываешь брови, вновь заполняешь пустоты черной пудрой, подмазываешься карандашом для глаз. Разеваешь рот и приступаешь к туши для ресниц и бровей. Посмотрела бы я, как вы справились бы с тушью с закрытым ртом. Затем переходим к губам: контур, цвет, сжимаем губы вместе и оставляем пятно на ткани. Теперь поверх всего прочего пудра, чтобы, как говорится, скрепить воедино. Извлекаем волосы из полотенца, сушим феном минут пять, берем большую круглую щетку и проходимся по каждой маленькой пряди, которых не меньше сотни, – чтобы не завивались, были прямыми, блестели, в общем, выглядели «естественно». Я придала волосам некую португальскую курчавость. Быть девушкой – это все равно, что уход за садом в передаче на Пи-би-си.

Изучив законченный продукт в зеркале в полный рост в спальне наверху, я пришла к заключению, что при правильном освещении под правильным углом выгляжу не так дурно, как привыкла считать. Элизабет и остальные sucias постоянно мне твердят, будто я хорошенькая, и требуют, чтобы я перестала думать о себе плохо. Наверное, они правы. Однако если приходится прикладывать столько усилий, чтобы казаться смазливой, значит, ты вовсе не симпатичная.

Красотки не складывают грязную одежду в шкафу. У меня такие же платья, как у других sucias. Но я сама стираю и глажу их, считая, что не могу позволить себе сухую чистку. И оттого они приобретают разные оттенки в различных местах. Одежда начинает вонять какой-то странной химией, потому что ее не положено гладить. Я пыталась нейтрализовать запах духами. Вообразите эту убийственную мешанину плюс кошачьи волосы и ненормальный аппетит. Свадьба расстроилась. Я жду наркодельца.

Неудачница.

Я поднялась наверх, сложила тарелки в посудомоечную машину, смахнула крошки со стеклянного обеденного стола, подобрала обрывки фотографий и швырнула в мусорное ведро под раковиной. Так. Все. Готова к любви.

Хотя нет, подожди. Он доминиканец, с острова. Должен любить латиноамериканскую музыку. Я проглядела свою коллекцию компакт-дисков, отставила в сторону Майлза Дэвиса и Мисси Эллиот и отобрала меренгу. Ребятам вроде него наверняка нравятся такие вещички. Меренга. Ольга Таньон. Поставив компакт-диск в стереопроигрыватель, я села на диван и стала ждать. Я уже упоминала, что наклюкалась. Черт с ним, с Эдом, и с его головой в оспинах – я ненавижу его. Я набрала номер Эда, а когда он ответил, положила трубку. И так четыре раза. Потом опять разревелась и позвонила Уснейвис. Сказала, что хочу убить Эда, и спросила, где можно нанять киллера.