– И ты уважаешь?

– Ну а чего делать-то? – пожала плечами Лиза. – Он у меня… умный… талантливый… в музыкальной школе преподает. Семейный, опять же…

– Это трусы бывают семейными, – заявил Серафимов, поднялся и пошел в домик. – А муж должен быть любимым.

Лиза так и не успела ему ничего ответить.

Вот ведь какой! И чего он прицепился к ней с этой любовью! Можно подумать, она сама не переживает, что ей до сих пор никто не звонит! Ну ничего! Она покажет этому музыканту! Любимым должен быть не только муж, но и жена! Она заставит… ну пусть не любить, так хотя бы волноваться! Ну должен же он хотя бы помнить, что у него где-то находится супруга! А вдруг и в самом деле в нее влюбится этот Серафимов?! И что тогда делать? Лиза долго не продержится, он сегодня ее только к себе прижал, а у нее уже ток по всему телу, а если он так и будет каждый раз за нее хвататься? Нет, любезный Владлен, уж лучше бы тебе все же позвонить…

* * *

Люся со своим новым знакомым почти до ужина обустраивали клумбу. Нет, он совсем не заставлял, но время… оно отчего-то пролетело ну совсем незаметно! Прямо как одна минута пролетело! Когда Люся догадалась взглянуть на часы, была уже половина седьмого. Так задерживаться у одинокого мужчины было и вовсе непорядочно!

– Ой, надо же! – всплеснула руками Людмила Ефимовна. – Мы с вами с этой клумбой провозились, а мне уже дома надо быть! Маша волнуется! Побегу я!

– Зато какая клумбочка вышла, – счастливо щурился Егор Львович. – С любовью сделана.

Да и правда. Возле этой клумбы они сегодня крутились полдня. Люся все бегала кругами и придумывала, какие цветочки посадить. Правда, она сама кроме анютиных глазок да ромашек больше ничего не помнила. Зато уж Егор Львович был настоящий знаток! Он то и дело спрашивал:

– Люсенька, а как вам кажется, а если мы сюда посадим аквилегию? Двуцветную и не слишком высокую, сантиметров тридцать, а?

Люсенька старательно морщила лоб, но выудить из памяти мудреное слово не могла, зато уверенно кивала головой:

– Да! Именно она должна украшать эту клумбу. Я сама ее очень люблю.

– Да? – радостно глядел на нее дачник. – А что вы скажете про настурцию?

– Это такая беленькая и пахнет? – продемонстрировала глубокое знание ботаники госпожа Петухова.

– Да нет же, это такая… красненькая и пахнет.

– Красненькая – это и вовсе изумительно! – восклицала Люся. – Воткнем сюда красненькую!

– Люся, мне так нравится с вами работать… мы с вами совсем не ссоримся, – вдруг сообщил мужчина. – Мне с вами спокойно…

Люся растерялась от такого комплимента и вдруг брякнула:

– А давайте тогда еще и ромашки посадим!

– Давайте! – радостно кивнул головой Егор Львович. – Только поближе к забору! Точно?

Ну ясное же дело, что при таком слаженном труде за временем и вовсе не уследишь!

Когда Люся прибежала домой, Маша только руками всплеснула:

– Люся! Ну разве так можно – весь день голодная! Уже и Василиса прибегала. Иди ешь.

– Маша! – сияла Люся. – А давай… а давай мы тебе вместо вон той грядки с помидорами клумбу сделаем, а? Посадим эту… как ее… аквилегию! А?

– Это водосбор, что ли? – заморгала Маша. – Да он у меня за воротами сидит! Тоже мне, нашла цветок!

– Какой тебе водосбор! Ты вот… ты вот, Машенька, со своими редисками совсем… совсем от прекрасного отошла! Я ж тебе говорю – аквилегию!

– Ешь давай! – фыркнула Маша. – Аквилегия это и есть водосбор, по-народному. А клумбу лучше засадить петунией! И разрастается быстро, и цветет обильно все лето, и клумба станет, как игрушечка, ясно тебе?

Люся только усиленно работала ложкой и спорить с Машей не решалась. Просто… просто она завтра забежит к Егору… Львовичу и посоветует ему петунию, пусть его клумба будет, как игрушечка. И не беда, что они уже сделали, придется переделать… Времени жалко, конечно, ну… а что делать?! Люся потерпит… пусть они завтра снова сидят с Егором… Львовичем, он смотрит на нее своим прищуренным взглядом, а она… она будет сажать петунию! Только где ее еще взять?

– Я говорю, Василиса приходила, – напомнила о себе Маша.

– Да что ты! – очнулась от приятных мыслей Люся. – Я к ней попозже сбегаю… а сейчас… Маша, я посплю полчасика, а? А ты меня обязательно через три часа разбуди, а то Вася будет очень нервничать, очень!

* * *

Василиса после такой новости от Маши была совершенно раздавлена. Это что же получается, пока она, значит, бдит там, следит за криминальными соседями, ее замечательная подруженька Люсенька вовсю крутит романы! Или она это уже думала? Да не важно! Дело в том, что Люсе просто противопоказаны всякие романы! Уж Вася-то знает! Лет тридцать назад Люся всего лишь однажды позволила себе влюбиться, и что? В результате у Люси родилась Ольга, а муж, презренный господин Таракашин, сбежал! Правда, через тридцать лет он все же вернулся, но исключительно в корыстных целях – батюшка Таракашина решил оставить ему наследство, но при условии, что сынок представит ему жену и детей, чтобы наследство перешло в семью, а не в дырявые руки безголового сынка. И поскольку больше никто за всю жизнь Таракашину так дитя и не родил, пришлось тому разыскать Люсю и пасть на колени. Однако ж, сколько Таракашин ни просил прощения, Людмила Ефимовна его так и не простила. Молодец, конечно. Вася бы тоже так сделала, но этот же Таракашин по сей день треплет нервы! И вот тебе – снова здорово! Опять роман! И этого возлюбленного, судя по всему, им с Люсей хватит до скончания века!

И ведь, главное, что получается! Выходит, что Люся у них и вовсе дама легкомысленная! Опять ее кто-то там разглядел, а там и глядеть не на что! Нет, бесспорно, Люся очень прекрасный, преданный, верный, добрый человечек. Самый лучший! Ну так ведь, чтобы это разглядеть, Василисе понадобилось несколько лет совместного проживания и долгие годы кропотливой дружбы! А тут… какой-то негодяй! Только взглянул и что – сразу пленился, что ли? И это в то самое время, когда по дачному поселку разгуливает абсолютно не пристроенная, такая видная, ухоженная Василиса! Того и гляди разовьется комплекс неполноценности! Ужас какой-то!

Василиса подходила к своему забору тихая как никогда.

И очень кстати, потому что из раскрытого окна до нее неожиданно донесся голос Ушатова – почтенный домохозяин говорил с кем-то по телефону, и, что особенно интересно, говорил о ней, о Василисе!

– Да не знаю еще, не больно верится. Говорит, что состоятельная, а сама живет в моем сарае! Ну ты скажи – на кой черт состоятельной бабе сидеть в этом свинарнике?

– Боже! Так там до меня жили свиньи! – тихонько ужаснулась Василиса. – То-то меня так и тянет хрюкнуть!

– Да я тебе говорю – все состоятельные уже давно на Бали, на Канарах или, по крайней мере, в какой-нибудь заезженной Турции! Не верю.

– Вот паразит! Да я уже и сама поверила, а он выкаблучивается! Не верит! Поверишь, куда ты денешься!

– Да я знаю… Буду следить, надо же выяснить, что баба хочет… ой, да чего там думать, денег моих она хочет! Чего тут думать-то?!

– Ну и хочу! – поджала губы Василиса. – Можно подумать, ты от лишнего миллиона бы отказался!

– Да бро-о-о-сь! – продолжал разглагольствовать мудрый Никита Антонович. – Бабы на что только не пойдут, чтобы к нам в кошелек залезть!

– Ага… – дернула бровью Василиса. – Посмотрим, как ты у меня забегаешь!

И она тихонько проскользнула в свой… ну да, свинарник, чего уж теперь.

Она выжидала долго. И в конце концов дождалась. Ушатов направлялся к ней и ступал как-то неуверенно, оглядываясь – скорее всего, хотел проследить за Василисой, а может быть, даже подсмотреть или подслушать. И она предоставила ему такую роскошную возможность. Схватив сотовый телефон, она принялась вовсю кривляться и растягивать слова:

– Ну я не зна-а-а-ю… – вальяжно развалилась Василиса на куцей кровати. – Я, конечно, хотела экстрима, но не до такой же степени! Ну и ладно, давай я признаюсь, что проиграла это пари. Отдам тебе сто тысяч баксов, подумаешь, какие деньги! А сама уже домой, на Бали поеду… или на Канары… Мне уже так надоел этот свинарник! Если б ты знала! Здесь и хозяин на свинью похож! Я так боюсь, что он узнает о моих банковских счетах! Он же от меня не отвяжется! А мне на него смотреть прямо тошно! Я уж и одеваюсь бедно-пребедно, и веду себя как пенсионерка со стажем. А он… К тому же я еще собираюсь на фестиваль в Канны, это ж какое позорище будет, если он ко мне прицепится! Меня ж засмеют!

Ушатов замер возле окошка Василисы – ему так хотелось подсмотреть, чем же занимается его эта… графиня! Он подсмотрел, даже подслушал, но такого… такого он не ожидал! Неужели в самом деле, на Каннский фестиваль?! Это ж… это ж кого она там увидит! Все элиту, господи прости! А он? Так и будет сидеть в этой дыре? Да нет, врет баба, наверное, ну какие Канны? А если не врет?

А Василиса старалась вовсю. Она закончила воображаемый разговор и якобы набрала новый номер. И сразу же закричала в рубку:

– Павел! Какого черта ты вчера упустил вагон с… с колготками?! Почему не приняли?! А мне только что звонили, что вы не приняли! А завтра у нас приходит вагон с этим… с нефтью, ты тоже будешь картошку садить?! Приеду – поувольняю всех к чертовой матери!!! Все! И не звони мне больше, вас там, директоров, целая куча! На кой черт я вас кормлю?!

Василиса так увлеклась, что, по обыкновению, сама себе поверила. Даже отложив телефон, она не могла успокоиться:

– Тунеядцы! Лоботрясы! На неделю оставить их нельзя! Только деньги из меня сосут, мерзавцы!

– Простите, я не помешал? – улыбался всеми вставными зубами Ушатов. – Вы чего-то так орали… пардон, так гневались, я подумал… может быть, вы чем расстроены?

– Я? – дернула на него бровью Василиса. – Я расстроена! Но только к вам это не имеет никакого отношения! Мне осталось потерпеть еще… неважно, вас это не касается… и тогда! – она мечтательно потянулась и представила себя на песчаном пляже, наверное, это были Канары… Во всяком случае, точно не Машина дача!