Что делать?

На обратном пути я строила и сейчас же отметала самые невероятные планы. Ничего!

Сегодня я снова иду к Рези; я скажу, что бессильна что-либо придумать; я её увижу, я вдохну её аромат…

Озабоченная не меньше моего, она спешит мне навстречу:

– Ну что, дорогая?

– Ничего не придумала. Вы на меня не сердитесь? Она впивается глазами в мой рот, её губы дрожат и приоткрываются… Её ответное желание приводит меня в волнение… Сейчас схвачу её прямо здесь и зацелую до смерти!

Она читает мои мысли и отступает на шаг. «Нет!» – шепчет она задыхаясь и показывает на дверь.

– Может, у меня, Рези?

– Да, если хотите…

Я улыбаюсь, потом качаю головой:

– Нет, у нас постоянные звонки; Рено ходит туда-сюда, хлопают двери… Нет!

Она в отчаянии заламывает белые руки.

– Значит, никогда? Думаете, я могу целый месяц жить воспоминаниями о вчерашнем вечере? Раз вы не можете ежедневно утолять мою жажду видеть вас, – отвернувшись, продолжает она, – не надо было и…

Надув губки, она опускается в то же кресло, что и вчера… Сегодня на ней вечернее облегающее платье из светлой шерсти в тон волосам, я ясно угадываю под ним плавный изгиб бедра, расплывчатый контур ноги, покрытой неосязаемым пушком серебристых волосков…

– О Рези!

– Что?

– А экипаж?

– Экипаж! Тряска, неожиданности, усталость, вдруг – любопытные физиономии в окне, лошадь падает, полицейский предупредительно распахивает дверцу, кучер стеснительно постукивает рукояткой хлыста в окошко: «Мадам! Дальше проезда нет, прикажете назад?» Нет, Клодина, только не экипаж!

– В таком случае, дорогая, подыщите подходящее гнёздышко сами… до сих пор вы находили лишь возражения!

Словно спугнутый уж, она вскидывает золотистую головку и поднимает на меня полные слёз глаза, в которых застыл упрёк.

– Так-то вы меня любите?! Вы бы ради меня пошевелились, если бы любили, как я вас!

Я пожимаю плечами.

– Зачем самим создавать препятствия? Экипаж вас парализует, в этой гостиной вас на каждом шагу подстерегают супружеские ловушки… Может, взять «Субботнюю газету» и найти кров на один день?

– Я бы не прочь, – с невинным видом вздыхает она, – но такие места находятся под наблюдением полиции… кто-то мне об этом говорил.

– Наплевать мне на полицию.

– Вам – да: ваш Рено – покорный муж…

Её голос меняется.

– …Клодина, – раздумчиво выговаривает она, – Рено, только Рено может… – Я в изумлении смотрю на неё и не нахожусь что ответить. Стройная в своём светлом платье, она с серьёзным видом ждёт, подперев кулачком детский подбородок. – Да! Клодина, наш покой – в его руках… и в ваших.

Она распахивает объятия, её лицо, непроницаемое и нежное, притягивает меня.

– Наш покой! О дорогая! Можете назвать его нашим счастьем. Но поймите, что я не могу больше ждать, ведь теперь я знаю, как вы сильны, теперь страстная и робкая Рези принадлежит вам!..

Я устремляюсь к её рукам, к её губам; я готова мириться с узкой, стесняющей движения одеждой, я вот-вот испорчу нашу радость своей торопливостью…

Она вырывается из моих объятий:

– Тс-с! Кто-то идёт!…

(Как она боится! Она стала ещё белее и прислушивается, наклонившись вперед; у неё расширились зрачки!.. О! Хоть бы этому несчастному Ламбруку свалилась на голову труба и освободила нас от его присутствия!)

– Рези, любовь моя, почему вы решили, что Рено…

– Да, именно Рено! Он умный муж, он вас обожает. Надо ему сказать… почти всё, и его любящее сердце подскажет нам выход.

– А вы не боитесь его ревности?

– Нет…

Ах, эта её ухмылка!.. Один её двусмысленный жест, изгиб лукавых губ – и готовое вырваться у меня смелое признание замирает на устах. Подозрительность омрачает мою радость, хотя до сих пор чувственная Рези была со мной вполне искренна, и я упивалась нежностью её кожи и голоса, я купаюсь в её волосах, заботу о которых она мне поручает, и не могу оторваться от её губ… Неужели этого мало? Чего бы мне ни стоило, я попрошу помощи – не теперь, позднее, я ещё хочу разобраться в своих чувствах! – попрошу помощи у Рено; я готова ради неё растоптать свою стыдливость и гордость, лишь бы наша страсть обрела надёжную гавань.

Капризы, раздражение, слёзы, примирения, сумасшедшие минуты, когда мы теряем голову от одного прикосновения – вот отчёт о прошедшей неделе. Я ещё не говорила с Рено: мне дорого обходится это молчание! И Рези сердится. А я даже не призналась своему дорогому папочке, как далеко зашли наши с Рези ласки… Впрочем, он всё знает в общих чертах и от этого приходит в крайнее возбуждение. Что за необъяснимая жажда к сводничеству заставляет его подталкивать меня в объятия Рези, одевать меня для неё? В четыре часа я отбрасываю книгу, помогавшую мне скоротать время, а Рено (если он рядом) встаёт» суетится: «Ты идёшь туда? – Да». Он запускает в мои волосы свои ловкие пальцы, чтобы взбить локоны, склоняется надо мной, щекоча меня усами, поправляет мне галстук, сплетённый из толстых шелковых нитей, потом проверяет, свежий ли у меня воротничок. Зайдя ко мне за спину, он следит за тем, ровно ли сидит на мне меховая чалма, подаёт соболью муфту. Наконец, он суёт мне в руки букет тёмно-красных роз, какие любит моя подруга! Признаться, я ни за что бы до этого не додумалась.

На прощанье он нежно меня целует:

– Ступай, девочка моя. Будь умницей. Не теряй гордости, не будь слишком покорной, сделай так, чтобы ты была желанной…

«Желанной…» Я и так желанна, увы! Но отнюдь не благодаря продуманной тактике.


Когда Рези приходит ко мне, я нервничаю ещё больше. Я принимаю её здесь, в спальне, – это наша с Рено комната. Стоит повернуть ключ – и мы одни. Однако я не хочу. Мне, кроме всего прочего, претит мысль, что горничная моего мужа (молчаливая девушка, чьи движения бесшумны и вялы) вдруг постучит в запертую дверь: «Тут корсаж госпожи… портниха хотела бы ещё раз обмерить проймы». И наверняка под дверью будет подслушивать Эрнест, лакей, похожий на святошу. Вся эта прислуга – не моя, я прошу их о чём-нибудь крайне редко и через силу. А больше всего я, надобно признаться, боюсь любопытства Рено…

Вот почему, сидя в спальне, я безучастно наблюдаю за Рези, которая находится во всеоружии своего очарования и. морща носик, осыпает меня упрёками:

– Вы ничего для нас не подыскали, Клодина?

– Нет.

– Вы не обращались к Рено?

– Нет.

– Это жестоко…

Она едва слышно выдыхает это слово и неожиданно опускает глаза, а я чувствую, что вот-вот сдамся. Но появляется Рено, деликатно стучится и слышит в отчет раздражённое «Войдите».

Мне совсем не нравится, что по отношению к Рено Рези ведёт себя с кокетливой покорностью; не люблю Я и его манеру вынюхивать у неё то, что мы от него скрываем, шарить глазами по её волосам и платью, словно надеясь увидеть следы моих ласк.

Вот и сегодня при мне… Когда она входит, он целует ей обе руки ради удовольствия сказать потом:

– У вас, теперь, кажется, одни духи с Клодиной: сладковато-тяжёлый шипр.

– Да нет! – простодушно возражает она.

– Значит, мне показалось.

Рено переводит на меня понимающий одобрительный взгляд. Всё у меня внутри восстаёт… Может, повиснуть от отчаяния у него на усах, пока он не закричит, не ударит меня?.. Нет. Я ещё держусь, креплюсь изо всех сил, глядя на этого вежливого мужа, позволяющего жене резвиться, предаваясь невинным детским забавам. Кстати, он готов уйти, проявляя оскорбительную сдержанность кабинетного червя. Я пытаюсь его удержать:

– Останьтесь, Рено…

– Ни за что! Рези выцарапает мне глаза.

– С какой стати?

– Я слишком хорошо знаю, душенька, чего стоит свидание с тобой…

Мою радость отравляет страх: а что, если непостоянная и лживая Рези отдаст предпочтение Рено! Как нарочно, сегодня он чертовски хорош в длинной визитке; у него изящные ноги, широкие плечи… И Рези тут как тут, причина всех моих хлопот – в манто из выдры, на золотых волосах – весенняя шляпа, украшенная сиренью и зелёными листьями… Я чувствую, как меня подхватывает уже знакомая волна жестокости, заставлявшая меня когда-то бросаться на Люс с кулаками, царапаться… Каким сладким бальзамом показались бы мне сейчас слёзы Рези, пролейся они на мою истерзанную душу!

Она замолкает, смотрит, и её взгляд красноречивее всяких слов… Я не могу устоять и сдаюсь.

– Рено, дорогой, вы куда-нибудь собираетесь перед ужином?

– Нет, девочка моя, а почему ты спрашиваешь?

– Я бы хотела поговорить… попросить об одной услуге.

Рези вскакивает с кресла, торопливо поправляет со счастливым видом шляпу… она поняла:

– Я ухожу… Да, вот именно, никак не могу остаться… А завтра мы побудем вместе подольше, да, Клодина? Ах, Рено, как, должно быть, вам завидуют, что у вас такая прелестная девочка!

Она исчезает под шелест собственных юбок, оставив Рено в замешательстве.

– Она что, с ума сошла? Что это с вами обеими?

(Боже мой! Заговорю ли я когда-нибудь? До чего тяжело!..)

– Рено… я… вас…

– Что такое, девочка моя? Какая ты бледненькая!

Он сажает меня к себе на колени. Может быть, так будет легче…

– Дело вот в чём… У Рези весьма назойливый муж…

– Это верно, особенно для неё.

– И для меня тоже.

– Вот так так! Хотел бы я на это посмотреть!.. Неужели он себе позволяет что-нибудь такое?..

– Нет. Не двигайтесь, обнимите меня снова, вот так… Просто этот несчастный Ламбрук всё время торчит у нас за спиной.

– Ах, вот как?.. (О чёрт! Я ведь знаю, что Рено далеко не глуп. Он же всё понимает с полуслова.) Ах ты, влюблённая крошка! Значит, кто-то мучает тебя с твоей Рези? Что нужно сделать? Ты же знаешь: твой старый муж тебя любит и не станет лишать радости… Твоя светловолосая подруга прелестна, она так тебя любит!

– Да? Вы так думаете?