Мария Воронова - Клиника верности

Удостоив его кивком и лукавой улыбкой, Жанна отправилась «вращаться». Она, не касаясь, целовалась с дамами в щечку, мужчины галантно склонялись над ее рукой, а менее важным гостям Жанна кивала, как ему. Такие, верно, у нее были светские обязанности.

Наконец Илья Алексеевич набрался мужества.

— Здравствуй, Жанна. — Он протянул цветы.

— Спасибо, очень мило.

Передавая букет, он удержал ее за руку:

— Прошу тебя, давай поговорим. Обещаю, что не отниму у тебя много времени.

— Похоже, у меня нет выбора. Ладно, куда пойдем?

— Не знаю… — растерялся Илья Алексеевич. — Куда скажешь.

— Тогда просто пройдемся.

Вечеринка проходила во Дворце молодежи, и, выйдя оттуда, они оказались на родной Петроградской стороне, исхоженной вдоль и поперек в дни юности.

Жанна была на высоких каблуках, Илье Алексеевичу жали новые ботинки, но, взявшись под руку, они мужественно двинулись к Большому проспекту.

— Помнишь, здесь мы всегда пили кофе? — спросил Илья, и они надолго замерли перед сияющей витриной фирменного бутика.

— Как все изменилось…

— А ты такая же, как раньше.

— Да и ты молодец.

— Жанна, я ушел от нее, — бухнул Илья отчаянно и почувствовал, как рука, до сих пор уютно лежавшая на его локте, вдруг застывает и пытается покинуть свое убежище.

Жанна горько улыбнулась:

— Эх, Илья, жизнь тебя ничему не учит! Ты сто лет назад предал меня ради нее, а теперь хочешь исправить дело, предав ее?

— Я не из-за этого ушел. Не хочу жаловаться, но мне всегда с ней было очень тяжело.

— Ты выбрал ее, так живи. — Жанна опять улыбнулась, отчасти смягчая резкость своих слов. — Я понимаю, что с тобой происходит. Ты за что-то обижен на Тамару, взбудоражен нашей встречей и в таком разгоряченном состоянии совершаешь дикие поступки. Скоро ты успокоишься и захочешь к ней вернуться. Мне, честное слово, неловко, что я спровоцировала ваш конфликт.

— Жанна!

— Тихо, тихо. — Она на секунду тесно прижалась к нему. — Не нужно ничего говорить. Проводи меня к Тучкову мосту, и эта дорога будет нашей. А потом расстанемся и прекратим мучить друг друга, хорошо?

Они медленно шли по оживленному проспекту. Люди обгоняли их, толкали, но они не замечали ничего вокруг, словно брели по пустынным улицам своих воспоминаний.

— А тут, если повернуть направо, был раньше магазин «Океан», помнишь? Что там сейчас?

— Не знаю, я не бываю здесь. Помнишь, ты все время покупала там маленьких осьминожек для салата и заставляла меня их резать, потому что у них были большие печальные глаза, и ты боялась, когда они на тебя смотрели?

— Ага. А помнишь, мы стояли три часа за карпами, и ты приготовил из них корейскую еду «хе»?

— Конечно. А потом, после занятия по паразитологии, узнав, какие твари живут в сырой речной рыбе, вся общага пила таблетки от глистов и грозилась меня убить…

— Боже, какие мы были дураки!

— Идиоты, — мрачно согласился Илья Алексеевич.

До Тучкова моста оставалось совсем чуть-чуть, и каждый шаг, приближающий разлуку, отдавался болью в его сердце.

— Жанна, послушай, — торопливо начал он, — я ведь не знал, как сильно тебя люблю! Я чувствовал себя молодым и сильным, думал, горы сверну, и почему-то считал, что это я сам по себе такой, а на самом деле так было только потому, что ты была рядом. Я был счастлив и свободен, только пока ты держала в своих руках мою душу. И ты держала ее так нежно, так бережно, что я не ощущал твоих рук. А когда я вырвался из них, то сразу упал и разбился, это правда! Без тебя я никто, только понял это слишком поздно, после того как двадцать лет был никем. Я не жил без тебя, Жанна!

Она вздохнула.

— Ты не думай, я не собираюсь набиваться к тебе в любовники или в мужья. Я понимаю, что ты не захочешь довериться человеку, который один раз так подло обманул тебя и разрушил все твои надежды. Если ты скажешь, что давно забыла и разлюбила меня, я буду даже рад — значит, хотя бы этого страдания не было в твоей жизни. Но мне очень важно знать, что ты есть, что я могу иногда повидать тебя и убедиться, что с тобой все в порядке. Пожалуйста, дай свой телефон или прикажи секретарше, чтобы соединяла меня с тобой.

Жанна грустно покачала головой:

— Возвращайся к жене, Илья. Нам с тобой незачем видеться, чтобы любить друг друга, я смотрю, у нас и так прекрасно это получается. А семья есть семья. Ты жил с Тамарой двадцать лет, куда ты от них денешься? Я не хочу, чтобы ты метался между нами.

— Я ушел от нее не для того, чтобы быть с тобой. Сейчас я живу с дочерью, зятем и внуком и не чувствую себя одиноким. Я ничего у тебя не прошу. Просто знай — я принадлежу тебе. В любую минуту я приду и сделаю ровно то, что ты скажешь.

Они вышли на набережную. Водитель Жанны заметил их, погудел и медленно отъехал от поребрика.

— Вот я и говорю — иди к жене, — засмеялась она.

— Это запрещенный прием.

— Ничего, потерпишь.

— Пожалуйста, давай погуляем еще…

— Не надо, дорогой. Перед смертью не надышишься. Простимся быстро. Вспоминай обо мне не слишком часто, но с радостью, а если загрустишь, думай о том, что наш брак вполне мог оказаться неудачным. Все, счастливо тебе. — Она легко коснулась губами его губ и исчезла в машине.

Автомобиль быстро растворился в сумерках, исчез среди других машин.

Илья смотрел вслед, замирая сердцем, надеялся, вдруг она одумается, вернется…

Ничего, пусть ему суждено доживать без нее. Теперь, зная о том, что она здорова и счастлива, он способен вытерпеть любое горе.

Все бегали, ругались и доводили друг друга до нервного срыва. Сережа, чувствуя напряженную обстановку в семье, периодически оглашал окрестности басовитым ревом, Алиса летела к нему, брала на руки и трагическим голосом заявляла:

— Никуда не поеду!

Илья Алексеевич выхватывал внука, изо всех сил прижимал к себе и восклицал:

— Нет, ты обязана там появиться!

— Да, Алиса, — вторил ее муж, — ему уже четыре месяца, как-нибудь продержится два дня без мамки!

Алисе неожиданно пришло приглашение на студенческую научную конференцию. Ее работа заняла призовое место, и теперь Алису ждали с докладом.

— Мы за ним приглядим, — горячо убеждал Илья Алексеевич, не замечая, что Сережа с упоением жует его воротник.

— Папа, ну как я его оставлю? Я же кормлю!

— Ничего, денек на смесях посидит. Ты, главное, там сцеживайся, чтобы молоко не пропало, и все будет в порядке.

— Господи, ну что даст эта дурацкая конференция?

— Много что, — заметил Ваня, — ты заявишь о себе, покрутишься перед маститыми профессорами. Это очень важно для карьеры.

— Вот моя карьера. — Алиса театральным жестом указала на ребенка.

— Слушай, тысячи баб успевают и то, и это!

В конце концов был найден компромисс. На всей конференции Алисе быть незачем, она прилетит только на свой доклад, как настоящая звезда науки. После долгих уговоров с ребенком милостиво согласилась посидеть Тамара. Алиса опасалась оставлять сына на мужчин. Она всегда справлялась с Сережей сама, поэтому их навыки по уходу за младенцем оставались весьма скромными.

Не обошлось, конечно, без громкой нотации. Тамара напомнила, что не просила Алису рожать и дочь вполне могла бы потерпеть, если так заинтересована в научной карьере. Словом, обычный репертуар.

Договорились, что две ночи Сережа проведет под надзором Ильи Алексеевича и Вани. Он был спокойным ребенком и мирно спал с десяти вечера до восьми утра — в этом на него можно было положиться. А день, так и быть, посидит бабушка. Правда, она поставила условие — Ильи Алексеевича в это время не должно быть в квартире. «Если он появится, я тут же разворачиваюсь и ухожу, — отчеканила она. Потом подумала и добавила: — А лучше бы и твой придурок погулял где-нибудь. Я и так буду на нервах, чтобы еще лицезреть эти физиономии!»

— Если он вдруг проснется, дай ему бутылочку со смесью. Вы можете не рассчитать, и он будет голодный.

Ваня кивнул. Они ждали Илью Алексеевича, который должен был отвезти Алису в аэропорт на машине своего приятеля. Метро уже не работало.

Алиса в тысячный раз сунулась проверять содержимое своей сумки. Ваня выхватил у нее баул и решительно закрыл молнию.

— Ты уезжаешь на один день. Без чего ты там не обойдешься?

— Господи, как мне не хочется ехать! Зачем я тебя послушала? Какая карьера, я ведь еще сто лет не смогу вернуться к учебе!

Она нервно расхаживала по коридору, бесцельно смотрелась в зеркало и теребила пуговицу на куртке.

— Слушай, еще, наверное, можно сдать билеты?

— Не выдумывай. Триста человек ждут твоего доклада, в том числе известные профессора. Что они подумают, если ты не явишься?

— Да какая разница! Я ведь снова беременна, представляешь?

Он тяжело вздохнул и опустился на корточки.

— Этого не может быть. Ты же кормишь.

— Я была у врача. Что, ты не рад? — выкрикнула она. — Сомневаешься, что ты отец ребенка?

— Нет, не сомневаюсь… Но я просто не думал, что ты можешь забеременеть так скоро.

— И ты не хочешь ребенка! Скажи, ты же его не хочешь!

— Не хочу, — признался Ваня.

— Я так и думала! Ты считаешь, что для твоего ребенка я недостаточно подходящий сосуд, верно? Твой ребенок должен родиться от порядочной женщины, а не от шлюхи, вот как ты думаешь!

Иван впервые видел ее такой взволнованной. Однажды она плакала при нем, но тогда это были слезы бессилия, а сейчас Алиса предстала перед ним разъяренной самкой, готовой до последнего биться за свое дитя.

— Перестань орать. — Он пытался взять ее за руки, но Алиса вырвалась. — Я ничего такого не думаю, просто обалдел от неожиданной новости.