Миллер купил две бутылки пива и пакет сухариков. Наташа, не привыкшая к таким пролетарским возлияниям, засомневалась: а действительно ли он нейрохирург?

Нескучный сад оказался просто кусочком леса, невесть как сохранившимся в центре Москвы. Дорожки еле просматривались сквозь слой опавших листьев, вокруг было много сломанных деревьев, и буйно росла крапива. Наташин спутник уверенно поднялся на пригорок, где стояла замшелая скамейка. Там он достал из полиэтиленового пакета свое пиво и сухарики, а сам пакет аккуратно разорвал вдоль и расстелил на скамейке, приглашая Наташу сесть. Она села. Сквозь деревья была видна набережная, и Москва казалась отсюда призрачной, будто мираж.

С помощью связки ключей Миллер открыл пиво, одну бутылку молча протянул Наташе. За время знакомства они не сказали друг другу и полусотни слов, будто опасаясь, что разговоры нарушат какое-то умиротворение, овладевшее обоими.

Они просидели на лавочке часа два: пили пиво, грызли сухарики, Миллер курил. Он не лез целоваться, даже не брал Наташу за руку. Ей показалось, что они знакомы очень давно и, может быть, даже женаты.

Потом оба, не сговариваясь, встали.

— Хочешь покататься на пароходе? — спросил он.

— Не знаю… — Наташа смутилась: она подумала, что билет будет стоить дорого, а новый знакомый не даст ей заплатить за себя самой.

На набережной, где швартовались пароходы, они узнали, что ближайший рейс будет только через час.

— Не люблю ждать, — сказал Миллер и повел ее в парк Горького. Там они полюбовались фонтанами и купили еще пива, причем Наташа сознавала, что из-за этого пива ей придется потом сидеть на одной капусте как минимум три дня.

В парке было много народу, и, чтобы не потеряться, им пришлось взяться за руки. У Миллера оказалась очень мягкая и теплая ладонь, и Наташе стало неловко, что своей нежной кожей он ощущает ее мозоли и заусеницы — на уход за руками времени всегда не хватало.

Подошли к аттракционам.

— Как тебе это? — спросил он.

Наташа посмотрела на огромный, размером с вагон электрички, корабль, который безобидно раскачивался взад-вперед, и кивнула.

— Мне говорили, что женщины здесь визжат от страха, — злорадным тоном сообщил Миллер, усаживая ее в кресло корабля.

Наташа вздохнула.

— Я такая пуганая, что способна визжать только от восторга.

Ей показалось, что во время аттракциона ее печень совершала колебательные движения от горла до коленок. Большинство развлекающихся орали как резаные, но она молчала.

Когда все кончилось, Миллер заглянул ей в глаза:

— Я хотел бы все-таки услышать твой визг…

Они поехали к Наташе.


Утром они обменялись телефонами, и он уехал. Наташа была уверена, что он не позвонит. Но через две недели Миллер дал о себе знать, и, когда Петьку снова пригласили на дачу, Наташа поехала в Питер. Потом Миллер навещал ее, проводя две ночи в поезде ради одной ночи с ней. Днем они вместе с Петькой гуляли по Москве, и теперь Наташин сын вместе с ней ждал его приездов.

Через полгода такой романтики Наташа решила действовать. Она любила Митю и хотела за него замуж. Он, правда, не объяснялся ей в любви, но зачем бы иначе он мотался в Москву? Ведь в Петербурге тоже полно симпатичных девушек!

Она поговорила с хозяином своего агентства, и тот, не слишком огорчившись из-за ухода ведущей, но уже не юной модели, порекомендовал ее своей питерской знакомой, коллеге по модельному бизнесу. Наташа продала комнату и, добавив денег, купила маленькую, но вполне приличную квартирку на правом берегу Невы. Она надеялась, что эта квартирка станет для них с Петькой только временным пристанищем, ведь скоро они с Митей поженятся и тогда смогут обменять ее жилье и Митину комнату в коммуналке на хорошую квартиру или на загородный дом.

Загородный дом, пусть и небольшой, всегда был любимой мечтой Наташи.

Увы, Митя никуда не торопился. Он позволял считать себя Наташиным женихом, но официального предложения руки и сердца она от него так и не дождалась. Наташа уже полтора года жила в Петербурге, а он даже не перевез к ней свои вещи! Петька знал, что дядя Митя — мамин друг, но Миллер старательно скрывал от него свои частые ночевки в Наташиной квартире: рано вставал и уходил до того, как Петька просыпался.

Когда-то, в свою первую московскую встречу, они почти не разговаривали друг с другом, потому что чувствовали, как соприкасаются их души. Теперь оба молчали, потому что не знали, что сказать друг другу…

* * *

«Что нас связывает?» — думала Наташа.

Машина была в ремонте, и, воспользовавшись этим, она налила себе мартини.

«Он не спрашивает меня о моей жизни и не рассказывает о своей работе. Мы ничего не делаем вместе. О чем мы могли бы вспомнить, кроме постели? Только о той прогулке в Нескучном саду. Хватит ли одного этого воспоминания на целую жизнь? Я не могу обижаться на него, он не предавал меня и не обманывал. Но мне хочется думать о нем с восторгом и умилением, а это не получается. Ах, если бы не дядя Толя, а Митя приехал сегодня ко мне на помощь!»

Наташа хотела налить себе еще мартини, но остановилась: вечером предстояло ехать к Стасику. А ведь Митя сегодня приедет к ней ночевать! Может быть, разыграть страшную обиду? Эта мысль ей понравилась.

Через некоторое время Наташа забрала Петьку из школы и поехала с ним к Сане. Пообщавшись с подругой и уложив Петьку на Санином гостевом диване, в одиннадцать вечера она отправилась к Стасику. Саня пообещала утром отвезти мальчишку в школу и сокрушалась, оттого что Наташе придется ехать одной по ночному городу. Она предлагала позвонить Анатолию Васильевичу, чтобы тот сопровождал Наташу, но та отказалась наотрез.


У Стасика, как обычно, царил страшный беспорядок. В прихожей отсутствовала вешалка, и на полу горой были свалены куртки, шапки, шарфы. Поражало их количество, ведь, кроме Стасика, гримерши и представителя фирмы, торгующей ноутбуками, в мастерской никого не было. Помедлив, Наташа не решилась бросить свою шубку в общую кучу, а просто расстегнула ее и села в кресло, предварительно пошарив по нему руками. Не приняв этой меры предосторожности, в Стасиковой берлоге можно было усесться на что угодно — от иголки до кошки.

Сам Стасик был крупным пухлым мужчиной с дынеобразной головой, на которой росло что-то вроде гусиного пуха. Джинсы обтягивали его ноги туго, как целлофан — сосиски, а бесформенный торс был прикрыт дорогой хлопчатобумажной футболкой ностальгически-алого цвета. Столь непрезентабельный вид позволял Стасику быть выше подозрений в склонности к однополой любви.

Он нежно облобызал Наташу и якобы эротично провел рукой по ее спине — не потому что она нравилась ему, а просто так было принято.

Следуя тому же этикету, Наташа расцеловала Стасика в обе полные щеки и улыбнулась гримерше. Инна была уже немолодой женщиной и в модельном бизнесе крутилась только ради денег, как и Наташа. Женщины симпатизировали друг другу. Инна знала все особенности Наташиного лица, и в ее гриме Наташа себе нравилась. Она же, в свою очередь, иногда подгоняла для внуков Инны Петькину одежду, которая становилась ему мала.

Откровенно говоря, Наташа, направляясь к Стасику, предвкушала неспешное кофепитие, разговоры «за жизнь», томное курение и только потом собственно фотосессию. Таков был стиль работы мастера. Но сегодня в студии присутствовал представитель рекламодателя, и, едва взглянув на его кислую физиономию, Наташа поняла, что придется изображать каторжный труд. Иначе товарищ может возмутиться: а за что же, собственно, его фирма платит немереные бабки?

Этот представитель привез несколько дорогих моделей ноутбуков и теперь трясся над ними — наверное, боялся, что тут если уж не сопрут его чудо-технику, то по крайней мере точно сломают.

Когда Наташа договаривалась об этой работе, то поинтересовалась только гонораром. Почему-то она навоображала себе, что это будет реклама в глянцевый журнал или хотя бы стендовый плакат, но все оказалось гораздо прозаичнее. Делали буклет для выставки в Гавани, не более.

Информация была неприятной, и, чтобы скрыть разочарование, Наташа закурила. Вот уже и буклеты появились в ее послужном списке. Тяжело сознавать, что расцвет карьеры уже позади, но что тут поделаешь! Ей не удалось стать «лицом» какой-нибудь фирмы, но за десять лет работы ее физиономия, мелькающая то там, то здесь, приелась публике, а клиенты агентства предпочитали новые и «свежие» образы.

Конечно, Наташе грех было жаловаться: в ее биографии были и телевизионные ролики, и обложки глянцевых журналов. Но Клаудией Шиффер она не стала, хотя некоторые ценители женской красоты говорили, что рядом с Наташей «Клава» может отдыхать. Чего-то не хватило для того, чтобы сделать карьеру топ-модели: то ли удачи, то ли богатого спонсора, то ли просто времени для участия в светских тусовках. Ведь из-за Петьки она вела довольно замкнутую жизнь, в отличие от других моделей не проводила ночи в переездах из одного пафосного клуба в другой. Будь Наташа менее красивой, давно бы уже выпала из обоймы. Но и теперь, если бы ей удалось перемигнуться с каким-нибудь олигархом… Да что толку в таких фантазиях?..

Между тем представитель рекламодателя, упитанный молодой человек в деловом, несмотря на позднее время, костюме, нервничал и демонстративно поглядывал на часы. Ему, попавшему из мира стабильных доходов в этот притон воинствующего декаданса, хотелось поскорее все закончить и нырнуть в свой аккуратный «фольксваген-гольф» — Наташа была уверена, что у него именно «фольксваген-гольф».

Докурив сигарету, она зашла за ширму и переоделась в строгий офисный костюм.

У Стасика в мастерской была одна большая комната на все про все, чулан для проявки и туалет. В одном углу комнаты за ширмой переодевались модели, в другом, рядом с раковиной, стояло трюмо и крутящееся кресло, которое, судя по малиновой обивке, было украдено из парикмахерской еще до распада СССР. Собственно для съемок была приспособлена стена напротив окна, а остальное пространство было заполнено диваном, холодильником, стопками книг и батареями пустых бутылок. Вдоль стен громоздились коробки с разным хламом, который, попав на пленку, преображался в гламурные драпировки и предметы антиквариата. Наташу всегда забавляло, что любые предметы в кино или на фото кажутся гораздо привлекательнее, чем они есть на самом деле. Только человек не подчиняется этому правилу. Стоит немного зазеваться — и получишься длинноносой уродиной с квадратной челюстью и толстыми ногами.