Поэтому когда он приехал к Сане, прихрамывая, прошел на кухню и сказал, что уже несколько дней радикулит стреляет ему в пятку, она беззаботно рассмеялась, а сердце ее при этом болезненно сжалось: «Наверное, это метастазы в позвоночнике».

Пришлось срочно закурить. «Вот именно поэтому я одна, — внезапно подумалось Сане. — Ведь в юности я была веселая, активная, пользовалась успехом у мальчиков. Может быть, я потому и не устроила свою жизнь, что не могла бы так бояться еще за мужа и ребенка? Узнав, как ужасно потерять любимого человека, я, наверное, подсознательно решила не обзаводиться близкими».

Анатолий Васильевич, конечно, сопротивлялся. Он-то думал, что дочь налепит ему перцовый пластырь и на этом лечение закончится, а тут его гонят на обследование! Но Саня была непреклонна. Ей необходимо было убедиться, что жизни отца ничто не угрожает.

«Кому бы его показать?» — размышляла она. Профессор Криворучко мало занимался периферической нервной системой, к тому же был деморализован предстоящей комиссией. Специалистом по радикулитам на кафедре считался Миллер, но тут возникал неловкий вопрос с гонораром.

Саня хорошо помнила эпизод с участковым врачом районной поликлиники, усталой женщиной средних лет. Ее мужа ударили ножом в плечо и повредили крупный нерв. Теперь рука плохо слушалась, нужна была сложная микрохирургическая операция по восстановлению нерва, и наблюдавшая больного врач той же поликлиники, где работала его жена, дала ему направление в их клинику, решив, что мужу коллеги там помогут бесплатно.

Не тут-то было! Миллер не только отказался бесплатно оперировать — при этом формально он был прав, бесплатно оперировались только экстренные случаи, — но и потребовал, чтобы его консультация была оплачена на общих основаниях. Корпоративной солидарности был нанесен удар, врачи обсуждали этот случай с возмущением, а Саня официально заявила, что работать с Миллером отказывается. Пару дней он терпел, а потом вызвал ее к себе в кабинет выяснять отношения.

— Вы должны понять мою позицию, — заявил он тогда. — Вы знаете, что я абсолютно прав.

— Я ничего вам не должна, — огрызнулась Саня.

— Допустим. Пусть наши взгляды на жизнь не совпадают. Но от этого не должна страдать работа. Вы лучше многих даете наркоз при нейрохирургических операциях, у вас есть опыт. Если вам так невыносимо сотрудничество со мной, сначала подготовьте себе смену.

— Дмитрий Дмитриевич, ну как вы могли отказать коллеге?! Вы вообще представляете себе, что такое участковый врач?

— Конечно. Это идиот, умеющий только одно — заполнять больничный лист. Или идиотка.

— Вот доживете до старости, лет до девяноста, — закричала она, — тогда поймете! Больничный вам будет уже не нужен, а с участковым придется встречаться почти ежедневно. Вот тогда вы вспомните этот случай, и вам станет очень стыдно!

— Такое будущее вряд ли мне угрожает, — усмехнулся Миллер и потянулся включить чайник. — Если я вдруг, что маловероятно, доживу до девяноста лет, то буду в таком глубоком маразме, что смогу вспомнить разве что свой детсадовский период.

— Да хоть бы и так! Пусть вы не сочувствуете человеку, который первые полдня бегает по вызовам, а после обеда выслушивает бред старушек и алкашей! Человеку, которого все, как и вы, считают идиотом и пропускают мимо ушей его медицинские советы. Вы знаете вообще, какая зарплата у участкового?

— Простите, но я не имел никакого отношения к трудоустройству этой женщины! — раздраженно перебил Миллер.

— К вашему сведению, у нее трое детей.

— И тем более к ее детям! Уверяю вас, я не причастен ни к одному из троих. Скажите, чем я виноват, если эта женщина, вместо того чтобы нормально учиться в институте, вышла замуж за обормота и родила троих? Почему я должен теперь обеспечивать ее мужа бесплатной медицинской помощью? А она уверена в том, что я должен! Вот вы, Александра Анатольевна, хотели бы иметь троих детей?

Саня смутилась.

— Ну, в принципе, конечно… Но я же не замужем.

— Были бы замужем, так захотели бы, верно? Но не позволили бы себе этого, потому что понимаете: прокормить такую ораву на вашу зарплату невозможно. А она сделала, что хотела, так?..

— Это очень теоретический разговор, Дмитрий Дмитриевич.

— Не важно, идем дальше. Мы с вами напустили ведро слюней, преклонились подвигу такой матери-героини и прооперировали ее мужа бесплатно. Пусть даже администрация клиники закрыла на это глаза. Но извините, мы с вами не получим своих законных двадцати процентов от стоимости операции. А почему вы должны оставаться без этих денег? Потому что эта женщина сделала то, от чего вы отказались? Потому что, пока вы сидели в библиотеках и вкалывали на ночных дежурствах, она бегала на свидания? Потому что ее муж нажрался как свинья и напросился на нож? Вот вы упрекаете меня в недостатке милосердия…

— В отсутствии, — поправила Саня.

— …но я считаю, что в первую очередь нужно быть милосердным к близким людям, а уж потом ко всем остальным. Я должен заботиться о том, чтобы мои сотрудники получали достойную зарплату и не задумывались о куске хлеба. Вот это я должен действительно. А этой вашей матери-героине я не должен ничего!

Саня пожала плечами. Это, наверное, у него комплекс такой: «Никому ничего не должен». Сколько раз он, должно быть, слышал эту фразу от других, пока заботился о матери и сестре!

— Теперь вы убедились, что я прав, и нечего делать из меня злодея. — Миллер свирепо свернул крышку с банки растворимого кофе. — Вы будете со мной работать?

— Куда деваться.

— Но вы не согласны со мной?

— Нет. Но разрешите не объяснять. Так складно, как у вас, у меня все равно не получится. А главное: пока вы не почувствуете, как приятно делать людям добро, разговаривать бессмысленно.

Профессор ловко сервировал кофе на двоих: чашечки с блюдцами, салфетки, печенье, все чин по чину.

— Вот что вы за женщина такая! — простонал он, разливая кипяток. — Другая бы давно уже вскочила и приготовила кофе сама, а вы сидите как ни в чем не бывало. И посуду мыть не станете, угадал?

— Угадали, — усмехнулась Саня, дуя на кофе. — Я не строю на ваш счет никаких планов, поэтому мне нет смысла суетиться и демонстрировать вам домовитость. Кроме того, я подумала: может быть, вам приятно за мной поухаживать?

Миллер сердито фыркнул.

— Никакая сила не заставит меня ухаживать за вами.

— Надеюсь.


Вспомнив сейчас этот давний эпизод, Саня думала, что если обратиться к Миллеру, то совершенно непонятно, чего от него ждать. Он может обидеться как на просьбу о бесплатной консультации, так и на предложение денег. Будь он чуть попроще, Саня действовала бы через Наташу… Но нельзя же ставить под удар будущее семейное счастье подруги!

Все-таки она решила попробовать: осторожно упомянула при Миллере об отцовском радикулите. Вопреки ожиданиям тот сразу предложил помощь. Осмотрев Анатолия Васильевича, ничего угрожающего он не нашел, но на всякий случай предложил сделать магнитный резонанс.

— Вы что-то подозреваете? — замирающим голосом спросила Саня.

— Боже мой, нет! Банальнейший радикулит. Если бы это не был ваш отец, я отпустил бы его на все четыре стороны. Но давайте сделаем все по высшему классу. Я договорюсь, резонанс сделают бесплатно.

— Да я заплачу! Только папе не говорите, а то он откажется.

— Ни в коем случае! Они там обнаглели уже совсем. Я к ним столько пациентов мимо кассы переправил, а где благодарность? Нет уж, пусть работают.

С этими словами Миллер повел Елошевича в отделение ЯМРТ, оставив Саню в своем кабинете.

Она заварила себе чаю, полистала валявшуюся на столе газету, позвонила Наташе, а мужчины все не возвращались.

Ожидание показалось ей невыносимым. А вдруг у отца обнаружится что-то плохое? Старательно отгоняя от себя эту мысль, она взяла профессорский неврологический молоточек и постучала себя по коленке. Рефлексы были в полном порядке.

Прошло уже больше часа. Что с отцом? Если он… если с ним что-нибудь случится, она останется совсем одна. Но почему, почему?..

Время шло, и его оказалось достаточно, чтобы додумать неприятную мысль: у нее нет собственной семьи только потому, что она сама этого не хотела. Она так долго старательно обманывала себя, заставляла себя думать, что хочет замуж и детей и не может реализовать свое желание из-за того, что не нравится мужчинам. Но на самом деле все не так.

Поступив в институт, она быстро обзавелась поклонником. Уже через две недели знакомства он, студент электротехнического института, предложил ей пожениться, но Саня его предложение отвергла. Она считала парня неумным и некрасивым. После отказа он еще долго ухаживал за ней…

Нынешняя Саня не понимала себя тогдашнюю: пусть он ей не нравился, но как она могла не ценить его нежного и бережного отношения к ней?

Тогда она подрабатывала санитаркой в хирургической клинике, и он приходил на каждое ее дежурство и помогал ей мыть полы. Обладатель хорошего почерка, он рисовал плакаты и таблицы для ее докладов на студенческих конференциях… Теперь Сане было стыдно, что она так мучила этого хорошего и по-настоящему преданного ей парня.

В последующие годы она тоже делала все, чтобы, не дай Бог, не стать счастливой женой и матерью. Она выбрала стиль «свой парень», а ее любимой героиней стала Людмила Прокофьевна из фильма «Служебный роман» — до ее превращения. Периодически Саня бурно влюблялась, и каждый раз в человека, не обращавшего на нее внимания. В конце концов ей удалось убедить себя в том, что она очень несчастна, а мужчины ее не любят.

На самом деле она боялась счастья, зная, что плата за него бывает дорогой. Так лучше всегда быть одной, чем внезапно одной остаться.

А ведь могло быть так. Она вышла бы за того парня замуж, просыпалась бы с ним в одной постели, не понимая, где кончается его тело и начинается ее… Она кормила бы его завтраком, а он прикладывал бы руку к ее животу, ощущая, как там толкается их ребенок. И она могла бы однажды вечером безмятежно смотреть телевизор, ожидая мужа, и услышать телефонный звонок… Она подошла бы к телефону, готовясь узнать, что он задерживается на работе, и улыбалась бы, представляя, как весело пошутит по поводу его поздних возвращений… А услышала бы холодный голос, извещающий, что ее муж стал случайной жертвой в ДТП.