С каждой секундой воспоминания – такие яркие, такие праздничные – обретали над Надеждой все большую власть, вытесняя из памяти и из сердца тревожные тени сомнений и обид. «Надо быть полной идиоткой, чтобы желать чего-то еще», – подумала она. А тут еще Ксюша, слегка захмелев от выпитого киндзмараули, обняла подругу за плечи и произнесла, для убедительности сопровождая слова размашистыми движениями головой, отчего ее хвост качался наподобие маятника из стороны в сторону:

– Ты прости меня, Надька, за то, что я подтрунивала над твоим Ладошечкой. Видимо, он действительно тебя любит по-настоящему, сильно-сильно, крепко-крепко, раз с тобой так там носились, – и смачно поцеловала ее в щеку. – Ты хоть меня на свадьбу пригласишь?

– А как же! – воскликнула Надежда, обнимая Ксюшу. – Куда же я без вас с Танькой! Без вас мне никак нельзя. Вы будете моими подружками. Тань, ты где?

– Тута я, – невнятно отозвалась вторая подруга, которая в этот момент зубами сдергивала сладкую бусину чурчхелы с нитки. – А что?

– Ты моей подружкой на свадьбе будешь? – поинтересовалась Надежда.

– Спрашиваешь! – ответила Татьяна. – Попробовала бы ты меня не пригласить! А что, если мы с Ксюхой себе одинаковые платья сошьем или купим? Как тебе такая идейка?

– Здорово! Только надо, чтобы ваши платья с моим сочетались, – заявила Надежда, уже видящая себя невестой.

– А вот и не здорово! – возразила Ксюша и, вставая, слишком резко отодвинула стул пятой точкой. Ее поддержали, не дав упасть. – Ну-ка, подь сюды!

Не совсем твердой походкой она направилась за шкаф, разделяющий отдел на две зоны: так сказать, производственную и бытовую. На дверце, обращенной в сторону входа, красовалось зеркало. Оно-то и нужно было Ксюше. Заинтересованная, Татьяна последовала за ней.

– А теперь смотри, – потребовала Ксюша, ставя по-другу рядом с собой.

В зеркале отразились две молодые женщины лет тридцати. То, что одна была замужем, но без детей, а другая – разведена и одна воспитывала восьмилетнего сына, представлялось сейчас не суть важным. Их внешность – вот в чем крылся корень проблемы. Высокая длинноволосая брюнетка Ксюша, с ногами, что называется, от верхних коренных зубов и в неизменной мини-юбке, отличалась от пухленькой, миниатюрной, коротко стриженной Татьяны, отдающей предпочтение брюкам и блузкам-размахайкам, как цапля от воробья.

– Ну и в каких одинаковых платьях ты нас видишь, дорогая моя подруженька? – поинтересовалась Ксюша, выразительно поводя бедрами.

Эти движения удивительным образом совпали с ритмом песни «Ах, вернисаж, ах, вернисаж», что лилась из редко выключающейся радиоточки над холодильником. Татьяна подхватила ее движения, и, обнявшись, обе девушки принялись исполнять танцевальные па вместе со своими двойниками в зеркале. Когда песня кончилась, подруги уже и не помнили, что привело их сюда. Зато в памяти тут же всплыло, что происходит по ту сторону шкафа.

– Эй, вы про нас не забыли? – озабоченно крикнула Ксюша и, схватив Татьяну за руку, потащила ее вокруг шкафа. – Что-нибудь нам оставили, оглоеды?

– А вы чего там застряли? – спросили их, но тут же успокоили: – Тут еще и на завтра останется, не переживайте. Наливать?

– А как же! Когда еще сподобимся настоящего грузинского вина выпить! – воскликнула Татьяна, плюхаясь на стул и подставляя пластиковый стаканчик.

– Очень даже скоро, – сказала Ксюша, подмигнув Надежде.

Та довольно зарделась и изобразила смущение…

Если весь рабочий процесс в тот день пошел насмарку, то общение в трудовом коллективе просто не оставляло желать лучшего. Разошлись, однако, ровно в шесть, предвкушая, что и на следующий день найдется чем продолжить сладкую жизнь…

Глава 3

В течение первой недели они перезванивались каждый вечер и говорили подолгу. Поначалу Ладоша звонил Надежде, потом как-то незаметно они поменялись ролями. И теперь уже она признавалась, как ужасно соскучилась, как считает минуты до его возвращения, как безмерно любит его, а он отвечал сдержанно и отделывался короткими фразами, ссылаясь на занятость и желание поскорее покончить с неожиданно навалившимися на него проблемами.

И вот наступил момент, когда, услышав ее: «Здравствуйте, Ариадна Теймуразовна. Это Надя. Позовите, пожалуйста, Ладошу», ей ответили без приличествующей теплоты в голосе:

– Его сейчас нет дома. Как только представится возможность, Ладо тебе перезвонит. Всего доброго, Надя.

Нет дома в половине двенадцатого ночи? К тому же они договорились созвониться именно в это время. Надежда растерялась, потом, естественно, нашла сему факту массу объяснений. Да мало ли что могло произойти – было основным. Тем не менее ей сразу стало одиноко, даже взгрустнулось. Но Надежда утешила себя тем, что они поговорят завтра дольше обычного, только уж она Ладоше сама ни за что звонить не станет. Пусть вымаливает у нее прощение за то, что нарушил обещание, заставил ее переживать.

Проигрывая в воображении предстоящий разговор, Надежда пришла в прекрасное расположение духа и уснула, предвкушая волнительную «разборку» по телефону. Сладкоречивый Ладоша будет умозрительно «валяться в пыли у ее ног», а в конце она милостиво, всепрощенчески протянет ему руки, которые он покроет благодарными поцелуями…

Радужное настроение, похоже, не покидало Надежду всю ночь, потому что проснулась она со счастливой улыбкой на губах. А сладко потянувшись, улыбнулась еще шире, вспомнив, о чем грезила накануне вечером.

Придя на работу, она узнала, что ее вызывает заместитель директора института по научной части.

– Чудненько, – промурлыкала Надежда и привычно поправила волосы, проходя мимо зеркала.

Такое случается довольно редко, но сегодня она себе самой очень нравилась. «Я просто прелесть что такое», – сообщила Надежда своему отражению и, пять минут спустя поздоровавшись с Ирочкой, молоденькой секретаршей шефа, без каких-либо дурных предчувствий открыла массивную филенчатую дверь кабинета Александра Марковича Пржежецкого. За глаза – просто Жеже.

Традиционный обмен приветствиями с шефом никак не отразился на ее настроении. Более того, Надежде очень захотелось как-то подбодрить сидящего напротив нее в глубоком кожаном кресле пожилого грузного мужчину, которому в советские времена прочили славное научное будущее. Но экономика – очень уж верткая особа, все время норовит повернуться неожиданной стороной.

«Наш Жеже, как Колосс Родосский, постоянно находится в неустойчивом положении. Одной ногой он укоренился в социалистическом прошлом, а другой вроде как уже нащупал бугорки и пригорки капиталистического сегодня, но встать на всю ступню никак не решается», – подумала Надежда, ожидая, что ей скажет шеф. А тот, насупившись, молчал и перебирал бумажки на столе.

«Придется помочь», – решила она и радостно произнесла:

– Знаете, Александр Маркович, а я тут ездила в Сочи, познакомилась с семьей Владимира Автандиловича. Вы не представляете, как он тепло отзывается о вас. Все вас там считают просто гением!

Странно, но «гений» насупился еще сильнее и побагровел, словно ему предстояло сделать что-то крайне неприятное и он все никак не мог на это решиться.

– Кхе-кхе, – натужно кашлянул Александр Маркович и, не поднимая глаз от поверхности стола, невнятно продолжил: – Кстати, о Владимире Автандиловиче… Вам, должно быть, уже известно, что мы собираемся его повысить… После блестящей… кхе… защиты было бы нецелесообразно держать его на должности, которую… которую…

Он сбился и замолчал, по-прежнему глядя вниз.

– Да, конечно, – ответила Надежда, от всей души жалея Жеже.

– Как? Вы так спокойно говорите об этом? – удивился Александр Маркович и уставился на нее в упор.

Надежда недоуменно пожала плечами:

– А при чем здесь я?

– Как при чем? Но мы же наметили его руководителем вашего отдела. – Теперь уже Александр Маркович не сводил с нее глаз.

– Да нет же, – возразила Надежда. – Вы хотели слить вместе три отдела и сделать Ладо… простите, Владимира Автандиловича начальником этого научного коллектива, тогда как я по-прежнему оставалась бы во главе своего подразделения. Разве нет?

Александр Маркович, неожиданно успокоившись, добродушно развел руками и покачал головой:

– Ну что вы такое говорите, Надежда Павловна! Не кажется ли вам, что Владимиру Автандиловичу еще рановато замахиваться на такие высоты? Пусть лучше пока попробует показать, на что он способен на вашем месте.

Надежду словно пыльным мешком огрели.

– Как на моем? А меня тогда куда же? – растерянно прошептала она.

Александр Маркович опять напрягся, втянул голову в плечи и снова уставился в стол:

– Ну, вы же сами все понимаете: двух начальников не бывает. Кто-то должен кому-то подчиняться…

Воцарившееся молчание было невыносимо тяжело для обоих. Наконец Надежда тихо спросила:

– А Владимиру Автандиловичу известно об этих планах?

– Естественно, известно. Он еще позавчера звонил и интересовался, как продвигаются дела с его назначением на новую должность.

– Ах вот оно что, – пробормотала Надежда и медленно поднялась из кресла.

Она направилась к двери, даже не попрощавшись с шефом, а тот облегченно перевел дыхание, словно гора свалилась с его плеч. Выждав минут пять, он нажал кнопку интеркома и произнес:

– Ирочка, деточка, сделай-ка мне кофейку, да покрепче. И сахарку не жалей… Говорят, сладкое помогает при стрессах, – уже себе под нос пробормотал Жеже последнюю фразу.


– Надька, ну что ты так расстраиваешься! – утешала ее Ксюша, понимая, однако, что это без толку. – Ну, станет твой Ладоша начальником, так все же знают цену и ему, и тебе. И он, между прочим, тоже. Не будет он тебе ни в чем поперек дороги становиться. Как скажешь, так и сделаешь.

– Вот-вот, – подхватила Татьяна, у которой от огорчения за подругу глаза были уже на мокром месте. – И потом, на кой, прости, ляд тебе начальственная должность, если ты за своего Ладошу не сегодня завтра замуж выскочишь, а там очень скоро у вас детишки пойдут! – радостно, оттого что на ум пришла такая замечательная мысль, закончила она.