Елена Рахманова - Клин клином

Сейчас же она коснулась пальцами лубка со слоном. Казалось, под бумагой что-то прощупывается. Затаив дыхание, Надежда попыталась отодрать уголок картинки, и ей это удалось. Видимо, от времени клей потерял свои свойства, и вот уже лубок оказался у Надежды в руках. Выпуклость обозначилась четче. Теперь какой-то плоский предмет был прикрыт куском выцветшей от времени набойки – синей с белым орнаментом.

Стараясь не порвать ткань и лубочные картинки вокруг, девушка принялась ногтем осторожно отковыривать набойку. О том, чтобы дождаться утра, не могло быть и речи. Пальцы ее дрожали, сердце учащенно билось, во рту пересохло, и она поминутно облизывала губы от волнения. Вполне возможно, именно так ощущали себя ученые, вскрывавшие гробницу египетского фараона Тутанхамона.

Наконец кусочек ткани повис на нескольких ниточках и в ладонь Надежды что-то упало. От неожиданности она вскрикнула и чуть было не отдернула руку. Затем с опаской поднесла кем-то спрятанную и найденную ею вещь к глазам.

– Боже ты мой, не может быть, – сдавленно прошептала девушка, как если бы узрела перед собой сказочную фею или же столкнулась нос к носу с домовым.

Перед ней был… медальон, тот самый медальон, который держала двумя пальцами дама на портрете.

Вполне достаточное прежде лунное освещение вдруг показалось Надежде слишком слабым. Трясущейся рукой она по возможности аккуратно уложила в сундук вынутые вещи, бережно, словно живую бабочку, сжимая в другой ценную находку. Затем опустила крышку и порывисто поднялась. Задетая шалью какая-то вещь с глухим стуком упала на пол – «Похвальное слово Глупости» неведомого ей Эразма Роттердамского. После найденного медальона книга сразу же потеряла значение в ее глазах. Но не тратить же силы и время, кладя ее на место.

Подняв книгу, Надежда направилась к люку в полу. Сейчас она вернется в свою комнату и зажжет настольную керосиновую лампу. Ей казалось, что резкий электрический свет способен уничтожить найденную драгоценность и та растает на глазах как дым или туман.

Она шла медленно и глядела себе под ноги, чтобы не упасть. Вдруг еле слышный странный звук заставил Надежду вскинуть взгляд. Прямо перед ней из черного квадратного провала в полу беззвучно поднималась облаченная в слабо колышущиеся полупрозрачные одежды фигура.

Надежда вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха, а сердце, пропустив один удар, затрепыхалось в груди, как выброшенная на берег рыба. Тело перестало слушаться, стало словно ватным, только руку с зажатым в нее медальоном, казалось, не смогла бы разжать никакая сила.

«Это все из-за него, – пронеслось в мозгу девушки. – Я не должна была брать то, что мне не принадлежит. Теперь мне не поздоро…»

Она не додумала мысль до конца, теряя сознание в ужасе от того, что сейчас последует.

– Простите, пожалуйста. Я не хотела… – успела пролепетать девушка и, закатив глаза, как подкошенная рухнула на пыльный пол чердака.

– Ни фига себе! – изумленно воскликнуло привидение. – Вот это эффект!

Он лежал с открытыми глазами и прислушивался к звукам, доносящимся сверху, из комнаты Надежды. Там явно что-то происходило: вот раздались крадущиеся шаги, чуть скрипнули половицы, еле слышно лязгнул отодвигаемый засов. Но почему-то Владимиру казалось, что прояви он сейчас любопытство – и что-то непременно нарушится, пойдет не так. И он усилием воли смирял нетерпение, убеждая себя, что завтра утром девушка непременно сама расскажет ему, чем занималась этой ночью.

Ему неожиданно вспомнилось, как он застал ее врасплох в галерейке: светло-серые огромные от неожиданности и смущения глаза и коротенький халатик, открывающий длинные стройные ноги. Он тогда ничуть не покривил душой, выражая свой восторг от увиденного, только в силу присущей ему язвительности облек его в соответствующую форму.

«А в этой девочке действительно что-то есть, – усмехнулся Владимир. – С такой не грех и впрямь роман закрутить». Словно боясь признаться даже самому себе, как сильно зацепила его эта тоненькая светленькая девушка, он снова иронизировал. Изображал пресыщенного циника, каким, впрочем, и мнил себя, но каким отнюдь не являлся…

Где-то над его головой что-то с глухим стуком упало, и одновременно с этим раздался громкий вскрик:

– Ни фига себе!

И было в этом возгласе столько неподдельного удивления и растерянности, что Владимира словно взрывной волной смело с дивана. Каменные слоники холодными градинами посыпались на него с полки, которую он задел рукой, но Владимиру было не до них. На ходу натягивая джинсы, он пулей пролетел обе комнаты, выскочил в галерейку и в пару прыжков оказался на втором этаже. Там некто в развевающемся белом тряпье стаскивал по чердачной лестнице… бездыханное тело Надежды. На долю секунды Владимира обуял ужас, но страх за жизнь девушки пересилил все.

– Ах ты, гад! – завопил молодой человек и, не раздумывая, с размаху врезал фигуре в белом туда, где у людей обычно находится голова. – А ну, отпусти немедленно!

Потустороннее создание взвыло очень по-человечески и от неожиданности разжало руки. Владимир еле успел подхватить девушку. Поняв, что теперь он не способен дать достойного отпора противнику, молодой человек взревел грозным голосом:

– Только попробуй, мерзавец!..

– Да окстись ты, ненормальный. Хватит кулаками махать! – взмолилась фигура и стащила с лица тряпку, наподобие вуали невесты закрывающую лицо. – Это же я, Богдаша!

На Владимира, вытаращив глаза, уставился взъерошенный друг. Одной рукой он держался за скулу.

– И как это понимать? – оторопело спросил тот, перехватывая норовящее выскользнуть из рук безвольное тело девушки.

Богдаша виновато пожал плечами, отводя взгляд в сторону. В этот момент Надежда застонала и поднесла ладонь к лицу. Поняв, что сейчас она может прийти в себя, Владимир отложил на время выяснение отношений с приятелем и поспешил в комнату девушки. Уложив ее на кровать, он задумался, не зная, что предпринять: то ли вызвать скорую, то ли брызнуть в лицо Надежде холодной водой, то ли…

– Не надо, пожалуйста… – произнесла Надежда, продолжая прерванный разговор с привидением, и, судорожно всхлипнув, открыла глаза. – А-а!.. – завопила она, уставившись на дверь поверх плеча молодого человека, и глаза ее снова стали закатываться под лоб.

Владимир мгновенно склонился над девушкой и схватил ее за руку:

– Тише, тише. Успокойся, пожалуйста. Это всего лишь я…

– Да, это мы. Всего-то и делов… – раздалось за его спиной.

Владимир резко обернулся. Его друг в грязно-белом тряпье на фоне черного дверного проема смотрелся самым настоящим действующим лицом крутого ужастика.

– Вали отсюда, пока цел, придурок, – угрожающе прошипел ему молодой человек.

– Так я же хотел как лучше. Чтоб напугалась хорошенько, – извиняющимся тоном прошептал Богдан, пятясь задом. – Помнишь, мы говорили, и я еще высказал одну идейку… Ну вот, вроде как проявил инициативу…

– Я те покажу сейчас инициативу…

Наклонив вперед голову, Владимир пошел на него разъяренным быком, и Богдан в мгновение ока растворился в полумраке за дверью, как и подобает всамделишному привидению. А молодой человек поспешно вернулся к кровати, на которой лежала не пришедшая еще полностью в себя Надежда. Светлые волосы разметались по подушке, длинная ночная рубашка соблазнительно обрисовывала стройное тело, голова запрокинулась, отчего напряженная тонкая шейка выглядела трогательно и беззащитно. Плюс, конечно, призрачный лунный свет, заливающий девушку и придающий сценке оттенок романтической одухотворенности. Владимир аж залюбовался представшим ему зрелищем.

Но тут Надежда снова жалобно застонала и поднесла к груди сжатую в кулак руку. Затем ресницы ее дрогнули, и она испуганно посмотрела на молодого человека:

– Это… это ты?

– Я, я, успокойся, – произнес он и ободряюще похлопал девушку по руке.

Она тут же машинально попыталась спрятать ее за спиной. «Любопытно, с чего бы это?» – так же машинально подумал Владимир.

– А оно… уже ушло? – еле слышно спросила Надежда, явно боясь посмотреть на дверь.

– Кто – оно? – делано удивился молодой человек.

– Ну, такое белое, страшное, – свистящим шепотом доверительно сообщила ему девушка.

– «Оно»… Да не было здесь никакого «оно»! – громко и с каким-то вызовом произнес Владимир. – Тебе, наверное, померещилось!

– Ты уверен? – произнесла Надежда и на этот раз с опаской покосилась на дверь.

– Еще как уверен, – твердо сказал молодой человек и вдруг улыбнулся: – Давай я тебя уложу поудобнее и ты заснешь, хорошо?

Она затрясла головой:

– Нет, я боюсь. Уж лучше я полежу с открытыми глазами. И лампу зажги, пожалуйста…

«Бедняжка, – с сочувствием подумал Владимир. – Как же сильно ее этот урод напугал. Хорошо хоть заикой не оставил, инициатор чертов». И он произнес ласково так, проникновенно, как говорят с маленькими напуганными детьми:

– Давай я с тобой рядом посижу. Хочешь?

– Хочу.

Надежда подняла на него благодарный взгляд и только тогда заметила, что на Владимире надеты только джинсы. «Ну надо же, какой он мускулистый, поджарый, прямо загляденье, – невольно пронеслось в голове девушки. – Совсем не такой, как Ладоша». Ее бывший возлюбленный напоминал большого пухлого пупса, она и обращалась с ним как с пупсом, которого так приятно ласкать, ублажать, окружать заботой, закрывая глаза на его все возрастающие требования и порой откровенные капризы. Какой же сильной, самоотверженной чувствовала себя с ним Надежда, как упивалась своей чуткостью, не осознавая, что уподобилась гордой мамочке гениального малыша.

Она вспомнила, как обнимала мягкое податливое Ладошино тело, как восхищалась его гладкой кожей, и вдруг ее пробрал озноб отвращения. Да разве таким должен быть настоящий мужчина! Человек, на которого можно положиться в трудную минуту или на плече которого выплакать свою обиду!