— Существует множество способов и средств, — пожал плечами Бертран. — Где-где, а здесь я не вижу затруднений.

— Их просто не может быть, — сказал Шарль. — Я немедленно отправлюсь в Пикардию, чтобы приветствовать нашу родственницу по случаю ее прибытия во Францию. Если учесть, что между нашими странами заключено перемирие, поездка будет вполне уместна и даже похвальна.

— Отлично, — Бертран поднялся из-за стола, разминая ноги и поглаживая нывшую от долгого сидения рану на бедре. Он ходил по комнате, держась за рукоятку висевшего на поясе кинжала причудливой формы — в виде морского змея с глазом из кроваво-красного рубина. — А как быть с лордом де Жерве? Девчонка находится под его защитой, и он, насколько мне известно, не из тех, кого легко обвести вокруг пальца.

— Какие у него основания не доверять мне? — возразил Шарль. — Даже если он заподозрит что-то, то едва ли ему придет в голову отправлять обратно в Англию только что прибывшую в свое имение невестку. Тем более что мой визит вежливости станет подтверждением примирения, воцарившегося между нашими двумя странами. С похищением все равно придется повременить до отъезда де Жерве из замка.

Глаза Шарля на минуту затуманились.

— Существует множество причин, по которым можно отозвать его из замка. Нападение разбойников на города, признающие сюзеренитет де Брессов, вызов в гости из соседнего поместья… В конечном счете, это уже мои трудности.

— Что ж, передадим это дело в твои руки, Шарль, — Бертран направился к двери. — Привлекай в помощь кузенов, если посчитаешь нужным. И как можно скорее доставь Магдален Ланкастерскую в Каркассон. Мы и без того слишком долго ждали отмщения.

Дверь за патриархом закрылась, и четверо молодых людей почувствовали себя гораздо свободнее.

— Он и в могиле не будет чувствовать себя спокойно, пока не оплатит по счету Ланкастеру, — сказал Марк. — Но тебе еще предстоит решить вопрос с девчонкой. Она уже пообещала тебе игры в постели?

Кузен не поддержал дружного смеха братьев.

— Я надеюсь на нечто большее, — сказал он, нажимая на каждое слово. — Нечто, сравнимое с саморастворением. Если только я не ошибся, она истинный дьявол во плоти, и клянусь, я во что бы то ни стало испытаю это на себе.

— Опасные это забавы, — пробормотал Филипп. — Говорят, на теле ее матери была дьявольская отметина, и все, кто попадал в ее сети, вскоре обнаруживал у себя такое же пятно — будто его обожгло кислотой.

— Да, ее мать была очень опасной женщиной! — Шарль встал из-за стола. — Опасной, потому что не нашлось человека, способного ее обуздать. Я накину узду на Магдален. Отметина дьявола и нечеловеческая сила обольщения отныне будут служить нам.

Он пошел к двери.

— Мы еще поговорим, когда я вернусь из Пикардии. К тому времени я смогу посвятить вас в детали своего плана.

7

Магдален скучала. Она откусывала кусочек за кусочком от миндального печенья и мечтала, чтобы хозяин вечера и ей уделил хоть немного внимания. У Гая де Жерве была в гостях большая компания странствующих рыцарей, попросивших пристанища под его кровом, и вот уже кончилась вечерня, а пир все продолжался. У Магдален слегка болела голова от вина, шума и духоты. Вместе с де Жерве она восседала на помосте в центре стола, ниже располагались рыцари-вассалы дома де Брессов и приглашенные путешественники; оруженосцы, пажи и прочая шумная публика сидели за дальним краем стола.

Среди гостей не было знатных дам, и Магдален оказалась единственной женщиной, восседавшей на возвышении. С одной стороны, это освобождало ее от обязанностей развлекать гостей, с другой — стало причиной ее скуки. Шум в зале был настолько велик, что пения менестрелей, разместившихся на галерее никто не слышал. Разговор за столом вертелся вокруг предполагаемой поездки гостей. Рыцари направлялись в Италию, дабы оказать поддержку герцогу Анжуйскому, претендовавшему на неаполитанский престол. Чем меньше оставалось вина в кувшинах, тем больше возбуждались собеседники. Война была единственным видом деятельности, в котором рыцари знали толк, и в условиях примирения английского и французского королей они готовы были ухватиться за любой мало-мальски подходящий предлог, чтобы схватиться за мечи и копья и оседлать коней. Они уговаривали и Гая присоединиться к ним и, как поняла Магдален, его ссылки на необходимость обеспечить безопасность оставшейся в одиночестве хозяйки замка они считали неубедительными.

Стулья для хозяев стояли так близко друг к другу, что, когда Гай чуть резче повернулся, их бедра соприкоснулись. При этом открытии у Магдален торжествующе заблестели глаза. Ее рука тут же скользнула под тяжелые складки камчатной скатерти, пальцы нащупали бедро Гая, напрягшееся от ее прикосновения; продолжая невинно улыбаться, Магдален начала продвигаться дальше и выше.

Гай оказался в некотором затруднении. Как ни хотелось ему отдаться ее находчивой ласке, он понимал, что здесь не место свободно выражать свои чувства, а потому, поймав под столом ее за извивающееся запястье, он резко отстранил ее руку.

Магдален отхлебнула из чаши вина, обдумывая следующую свою вылазку. Теперь, когда она нашла себе занятие, ужин не казался ей таким уж скучным. Отведя в сторону ножку в шитой бархатной туфельке, она легонечко коснулась носком закованных в железо икр. Немедленной реакции не последовало, и она надавила сильнее, отыскивая прореху в латах. С улыбкой удовлетворения она заметила, что Гай задышал чуть чаще, а потом отвел в сторону свою ногу. Магдален тут же бросилась в погоню. Она начисто забыла о знатных гостях за столом, о суетливых служанках, оруженосцах и пажах, услужливо стоявших за каждым стулом, и вся сосредоточилась на этой восхитительной игре.

Гай не мог больше отодвигаться, не вовлекая в забаву, придуманную Магдален, соседа слева. Еще не известно, как сьёр Ролан де Куртран прореагирует на шаловливую потасовку под столом! Сохраняя самое серьезное выражение лица, Гай спокойно и деловито выяснял у сьёра де Куртрана, не желает ли тот со своими друзьями поохотиться утром на вепря. К счастью для Гая, вопрос его вызвал у соседа поток полупьяных охотничьих воспоминаний, и можно было тайком переключить свое внимание на Магдален.

В последние дни Гай заметил в ней некоторые изменения, какую-то неопределенную мягкость, как будто очертания ее фигуры стали чуть сглаженнее, от Магдален, казалось, исходило какое-то сияние. Она стала шаловливой и напористой как никогда, вся исполненная чувственной радости, но главная перемена происходила с ней, когда она оставалась одна, — в эти минуты она выглядела необыкновенно счастливой и погруженной в мысли о чем-то радостном и волнующем.

Магдален обдумывала свой следующий ход, как вдруг почувствовала под собой шевелящуюся руку Гая. На миг она остолбенела, а затем, будучи по природе менее сдержанной, чем Гай, закрыла лицо от смеха.

Через несколько минут, когда Гай продолжал как ни в чем не бывало беседовать с гостем о том, в какую погоду лучше охотиться на оленя, Магдален поднялась, отодвинув стул.

— Прошу извинить меня, милорд. С вашего позволения я оставлю вас за вашей чашей вина, — и она торопливо вышла из зала, чтобы остыть и прийти в себя на вечернем воздухе.

Через внутренний двор и ворота она вышла в наружный двор. Плац был пуст, гарнизон находился на вечернем отдыхе, лишь на стенах шла смена караула да дежурили на четырех башнях-колокольнях дозорные. Крепостная стена не являлась для нее, как в детстве, запретной территорией, и Магдален взбежала по крутой каменной лестнице наверх, туда, откуда просматривались город на холме и окрестная долина. Далеко, на горизонте, виднелись леса той страны, которую, вероятно, и видела в магической пене много лет назад безумная Дженнет.

Замок де Брессов стоял на вершине холма, массивный донжон и резиденция семейства располагались в центре, примыкающие постройки занимали всю огороженную территорию вплоть до наружной крепостной стены. Далее шел ров, через который можно было проникнуть в замок только при помощи подъемного моста. Облокотившись на парапет, Магдален думала о том, что взять такую крепость, пожалуй, невозможно. Далеко внизу по склону холма виднелись разбросанные тут и там крестьянские хижины, а чуть ближе располагался городок Бресс, с одной стороны защищенный замком, а с трех других огороженный стеной.

Шум и крики в большом зале доносились все сильнее. Из темнеющей долины налетали порывы ветра, раздувая факелы в руках дозорных. Деревня и город погружались в сон, уверенные в том, что находятся в безопасности под охраной и защитой своего сеньора.

Небо было затянуто тучами, и ночь обещала стать безлунной. Только к северу, пробиваясь сквозь облака, тускло светила какая-то звезда. Магдален почувствовала себя зябко в своем легком шелковом платье; она выбежала из замка без плаща, а между тем на дворе — начало ноября, и от октябрьского бабьего лета остались одни только воспоминания. Пожелав доброй ночи караульным, она спустилась вниз. Проходя мимо амбара, она услышала какую-то возню там и заметила приоткрытую дверь. Прислушавшись, она различила женский голос и снова шумную возню.

Очевидно, какая-то парочка из прислуги не теряла времени даром. Магдален продолжила свой путь. Вообще-то она несла ответственность за поведение женщин в замке, и ей полагалось бы сейчас устроить взбучку этим двоим, но в нынешнем своем положении она была способна на это меньше, чем когда-либо. Внебрачные дети легко уживались в замке, обитатели которого из практических соображений смотрели сквозь пальцы на вещи, которые сами же громогласно осуждали в церковных стенах.

Двери в большой зал оставались открытыми, и шум пирушки свидетельствовал о том, что конца ей не видно. Заглянув внутрь, Магдален была поражена. Лорд де Жерве не относился к тем, кто поощряет буйство за столом, но сегодня и он, наверное, решил дать волю себе, гостям, слугам. В зале танцевали и пели, захмелевшие гости гонялись за женщинами из замка, специально для этой цели — в расчете на утреннюю награду — задержавшимся в зале.