— Дай мне руку.

Девочка послушно протянула руку ладонью вверх; она смотрела, как женщина копается в коробке и, что-то выбирая, кладет одно за другим в ее ладонь клочки волос, косточки, змеиный глаз, кошачий зуб, сыплет какой-то серый пепел. Магдален с ужасом и благоговением взирала на эту демонстрацию колдовской силы.

— Положишь это под подушку на три ночи, — наставляла Дженнет, — но при этом на ужин ничего не ешь, кроме супа, потому что заговор не возымеет действия на полный желудок.

Магдален, не переставал дрожать, представила, как будет прятать такой «аппетитный» набор предметов под подушкой их общей с теткой кровати, и гортань защекотало от поднимающегося смеха. Сдержав себя — хозяйке хижины смех мог показаться невежливым и неуместным, — она поблагодарила старую женщину и выскользнула за порог, радуясь своей осторожности. Впрочем, радовалась она напрасно.

Лорд Беллер стоял на зубчатой стене замка и смотрел на темный массив Раднорского леса. Именно из этой чащи в любой момент можно было ожидать внезапного набега, а потому часовые на четырех шатровых башнях неусыпно следили за окрестностями и всегда были начеку. Обязанностью клана Марчеров, к которому принадлежал и лорд Беллер, было охранять границы королевства от набегов со стороны мрачных равнин Уэльса. Их владения раскинулись вдоль границы, они несли службу именем короля, и никто из них не осознавал значимости и почетности поручения сильнее, чем хозяин замка Беллер.

Но сегодня, в этот мрачный, ветреный февральский день, лорда Беллера одолевали иные заботы. Он ждал гостей, которые прибывали по важному делу, очень волновавшему его. Над крепостной стеной с карканьем кружили вороны. Замок Беллер строился не для праздного времяпрепровождения, а для обороны рубежей королевства: четыре массивные башни по углам, в центре — громадный донжон. Он вознесся над надворными постройками, бросая длинную тень на лабиринт крытых аркад и внутренних дворов.

Вдруг взрыв хохота заглушил крики ворон и повседневные звуки замковых работ: звон молота по наковальне в кузне, бряцанье упряжи запрягаемых лошадей, тяжелую поступь марширующих по гарнизонному двору ног. Хозяин замка повернулся, чтобы увидеть то, что происходит во внутреннем дворе. Два пажа гонялись друг за другом, протискиваясь через группу тяжеловооруженных воинов, одни из которых подтрунивали над мальцами, другие криками ободряли их — по настроению. Мальчишка, бежавший впереди, держал на вытянутой руке бархатную шапочку от пажеского костюма, стараясь не дать своему преследователю схватить ее. Два коричневых мастиффа с лаем носились за ними.

Убедившись, что это всего лишь мальчишеская забава, лорд Беллер собрался было вернуться к осмотру окрестностей, когда заметил у выступа боковых ворот ярко-оранжевое пятно.

Он сердито сжал губы. Существовала лишь одна причина, по которой девочка могла оказаться здесь, — Сумасшедшая Дженнет. Хижина колдуньи находилась в самом конце внешнего двора. Из страха перед ее чародейством никто не отваживался прогнать ее из замка, но она жила здесь в полном одиночестве, посещаемая лишь самыми отчаявшимися, теми, для кого она была последней надеждой, или же самыми сострадательными, кто не мог равнодушно смотреть на ее нищенское существование.

Лорд Беллер с развивающимся за плечами плащом быстро спустился по каменной лестнице, оказавшись во внутреннем дворе как раз в тот момент, когда девочка вступила в сводчатый проход.

— Где ты была? — спросил он, хотя ее ответ был заранее ясен.

— У Сумасшедшей Дженнет, сэр, — прямо ответила Магдален, понимавшая, что ложь в этой ситуации бесполезна.

Лорд Беллер рассматривал девочку с привычным чувством беспокойства и замешательства. Что-то противоестественное было в том, что одиннадцатилетняя девочка тянется к этой отвратительной старухе с ее безумными речами и заговорами. Почему ей не страшно рядом с этой ведьмой, как любому другому ребенку ее возраста?

Он заметил в ее сжатой правой руке что-то грязное и брезгливо поморщился.

— Что у тебя в кулаке?

Магдален некоторое время изучала булыжник у себя под ногами, прикидывая, нельзя ли каким-то образом избежать изобличения, потом поняла, что ничего не получится, и медленно разжата пальцы, открывая взгляду их отвратительное содержимое.

— Это заговор.

Лорд Веллер отпрянул. Кем же надо быть, чтобы в таком юном возрасте заниматься черной магией? Неужели она порочна уже с самого своего рождения? Одиннадцать лет он борется с этой испорченностью, что ж, можно попытаться еще раз. Ему хотелось отнять у нее эту гадость, швырнуть на землю и растоптать, но он не осмелился. Если в заговоре содержится какое-то колдовство, опасно так обращаться с ним, уж лучше вернуть все это туда, откуда она взяла.

Схватив девочку за левую руку, он решительно направился с ней в наружный двор, к крайней хижине. Отодвинув шкуру, висевшую над дверным проемом, он протиснулся внутрь — от едкого зловония перехватило дух. Сумасшедшая Дженнет мерзко захихикала, увидев его лицо.

— Милости прошу, милорд! Вы тоже решили навестить сумасшедшую старуху, старую каргу? Чем могу быть полезна? Может быть, нужно приворожить какую-нибудь девку… или вернуть утраченную способность получать удовольствие? Дело непростое, но я готова пособить.

Она издевательски засмеялась. Ее смех был похож на шелест сухих листьев на ветру в мрачный осенний день.

Эти слова явно не годились для детских ушей, и раздражение лорда Беллера переросло в замешательство. Он подтолкнул девочку вперед.

— Верни назад эти гадкие предметы!

Магдален сделала еще шаг и аккуратно положила заговор на землю.

— Спасибо, уважаемая Дженнет, но я не могу взять это.

Старуха ничего не сказала в ответ, и лорд Веллер с девочкой, не говоря ни слова, вышли.

Также молча они проследовали через наружный двор, затем через внутренний. Магдален покорно ждала неизбежного наказания, а пока привычной прыгающей походкой поднялась по ступеням, подстраиваясь под нетерпеливый шаг рассерженного отца; они прошли в донжон, а затем через арочный проход в большой зал. Дряхлая собака, растянувшаяся у огромного пылающего камина, подняла седую голову, но ничего не увидела, кроме все также суетящихся слуг и служанок. Они же подкладывали в огонь хворост, переложенный лавандой, и лишь мельком взглянули на господина и девочку, когда те стати подниматься по каменной лестнице, соединяющей зал с длинной крытой галереей, пройдя по которой можно было попасть в женскую половину замка.

В спальне, которую Магдален делила с теткой, отец высек ее. За все время экзекуции она не издала ни звука — только слезы выступили на глазах. Потом он прошел к камину, чтобы положить розгу на полку, и, все еще нахмуренный, вернулся к ней. Она стояла спиной к нему, подняв плечи и спрятав лицо, чтобы отец не видел ее дрожащих губ и сверкающих от слез глаз.

Он утомленно покачал головой, ничего не понимая. Несмотря на раздражение, лорд Беллер не мог не оценить гордости девочки, удерживающей ее от того, чтобы показать взрослому, что ей больно и она обижена; но если бы с ее стороны был замечен хоть какой-то намек на раскаяние! Хоть намек, и он бы сам сделал шаг навстречу. Однако она упорно не двигалась с места, не желая хотя бы одним движением прийти ему на помощь.

Кто мог предполагать, что она вырастет таким непреклонным, скрытным ребенком, неестественно упрямым? Хотя лорд Беллер то и дело бранил себя за использование этого слова в отношении одиннадцатилетней девочки, но неестественность точно выражала то чувство, которое он испытывал от общения с ней. Одно из двух: либо это была печать ее судьбы, либо пагубное влияние прошлого, наследство, доставшееся ей от матери. Лорд Беллер не раз ловил себя на мысли, что был бы не прочь ознакомиться с гороскопом, предсказывающим ее будущее, но тут же, впрочем, сам себя останавливал. Бог даст — он скоро расстанется с этой упрямой девочкой. И вот именно сегодня их пути наконец должны разойтись.

Он пошел к двери, по дороге ровным голосом сообщив:

— Сегодня я жду гостей. Ты будешь представлена им в большом зале. Жди здесь, пока не придет тетушка.

Дверь закрылась, и в скважине провернулся ключ.

Только теперь Магдален разразилась слезами. Она плакала не столько от боли, вызванной ударами прута, сколько от нанесенной ей обиды: ведь она не виновата, что ее характер мешает ей вести себя так, как это требуется. Иногда, например, в тебя вселяется маленький чертик, и неудержимо хочется плясать и петь именно в тот момент, когда тебя заставляют вышивать на пяльцах или играть на лютне, а ты не в силах обуздать свою радость. В такие моменты вдруг забываешь, что живешь как пленник в этом угрюмом, болотистом, глухом краю посреди камней и непроходимых чащ. А ведь ничего другого она и не видела, и у нее никого нет, кроме лорда Беллера и его сестры. Она воспринимала их не иначе как отца и тетку и в душе осознавала: эти двое делают для нее все, несмотря на то, что она постоянно разочаровывала их. В чем-в чем, а в несправедливости она обвинить их не могла. Так почему же она то и дело закипала негодованием в отношении их и держалась так, будто она была не их плоть и кровь, а так, словно эти люди были чем-то преходящим в ее жизни? Вся в слезах, Магдален бросилась на кровать лицом к стене. Но девочка была рождена не для слез и никогда не плакала долго. Слезы высохли и размышления о гостях, которые должны были прибыть в замок, отвлекли ее от переживаний, связанных с наказанием.

Оставив Магдален в комнате, лорд Беллер отправился меж тем на поиски сестры. Он обнаружил ее в четырехугольной гостиной, греющейся у камина; полутемную комнату освещали свечи в настенных канделябрах, бросавшие золотые лучи на длинный стол под узким окном, откуда сочился слабый свет февральского утра, на шкуры, расстеленные по полу, выложенному каменными плитами.