В кабинете мужа сидели его ближайшие друзья — Агриппа и Меценат. Они задали тот же вопрос:

— Гай, зачем? Ведь сенат поверил сообщению и готов наградить триумфатора.

Октавиан чуть загадочно улыбнулся:

— На это я и рассчитываю. Пусть поднимется как можно больше шума, пусть ему решат вознести хвалу и оказать почести, тем неприятней потом будет узнать о провале. Мне не нужна всенародная любовь к Марку Антонию.

— Это так, но не совсем честно по отношению к Октавии, например.

— Марк, Октавия словно спит, а не живет. Ведь знает, что Марк Антоний в Александрии в объятиях этой шлюхи, с которой наплодил кучу детей, но все равно твердит: люблю!

— А может, и правда любит?

Меценат решил перевести разговор на другое:

— Гай, тебе вчера снова приводили девушку?

Октавиан чуть загадочно и довольно улыбнулся.

— Да.

— Ты рискуешь. Могут просто убить разъяренные родственники.

— Риск добавляет остроты ощущениям. Я был без ума от Ливии, только пока ее охранял муж. Но стоило ей стать моей женой, вся прелесть пропала. Что за прелесть в женщине, с которой можно спать каждую ночь и которая не имеет права тебе отказать?

— А как же Сапфо, ведь она тоже не имела права тебе отказать?

— О… Сапфо царапалась и кусалась, как тигрица, ей почему-то вовсе не хотелось рожать от меня детей!

— Странно, мне казалось, что она очень мила и ласкова.

— Только до постели, мой друг, только до постели. Брать женщину силой, унижать ее, заставлять себя ненавидеть — это такое удовольствие…

— Испытывать удовольствие от ненависти, мне кажется, это извращение.

— Но я таков, иначе не могу.

— А как Ливия это терпит?

— У меня есть две терпеливые женщины — жена и сестра. К тому же обе заняты своими делами, Октавия детьми, собственными и чужими, а Ливия финансами и политикой.

— Я слышал, она уверенно ведет свои дела и неплохо зарабатывает?

— Да, на сдаче жилья внаем и на денежных займах. Пусть лучше занимается этим, чем пилит мне шею, — Октавиан рассмеялся, показывая плохие, почерневшие зубы, и почти сразу закашлял.

У Октавиана действительно были терпеливые женщины, но если Октавия просто ничего не могла поделать без его ведома, то почему терпела Ливия, его друзья не понимали. Жена знала, что Октавиану поставляют девушек и женщин благородного происхождения, даже из самых лучших семей Рима, при этом с бедолаг срывали одежду, словно с рабынь, чтобы консул мог посмотреть, достаточно ли хороша красавица для его утех.

Это началось еще тогда, когда попасть в проскрипционный список можно было за любое неосторожное слово, по ложному обвинению. Обещание, что в случае жалобы вся семья будет в таком списке, заставляло женщин и девушек молчать. Октавиан привык, римляне молчали. Но молчала и покорная Ливия, во всем остальном показывавшая пример римским матронам.

Казалось, Октавиан любит жену, уважает ее, ценит, но это только при людях, на деле он не ставил ее ни во что, приводя любовниц даже в свой дом.

Консул был прав, сенат, поверив сообщению Марка Антония о победе в Парфии, решил установить в храме Согласия его статую. Когда же стало ясно, что консул заметно приврал, если не сказать обманул, Рим захлестнуло возмущение! Октавиан не стал сдерживать недовольство одураченных сенаторов.

Но этого мало, Марка Антония нужно скомпрометировать как можно сильнее. Он не возвращается домой к жене, а терпеливая и верная Октавия все ждет и ждет? А пусть сама съездит к мужу! Где он там, перебрался в Сирию, готовится к новому походу? Прекрасно, это не Александрия, где хозяйничает Клеопатра. А чтобы Октавия не ехала с пустыми руками, брат готов дать беспутному зятю кое-что в помощь в предстоящем походе.

Октавия такому предложению искренне обрадовалась:

— С детьми?

Ну какая же она дура!

— Нет, детей брать не стоит, это море, к тому же плыть придется в военный лагерь, там детям и вовсе не место.

Чуть поскучнела, но сразу оживилась снова:

— Когда мне плыть?

— Думаю, скоро. Только отправь сначала мужу письмо, мало ли какие неприятные сюрпризы тебя ждут. А пока будешь ждать ответ, завези детей в Афины. Я выделю Марку легионы, правда, меньше, чем он просит, но если отдавать ему все, что нужно, то сам останешься только с личной охраной. У твоего мужа аппетиты — легионеров не напасешься.

Октавия расцеловала брата в обе щеки и почти побежала собираться в дальний путь. Глядя ей вслед, Октавиан гадал, дура она все-таки или влюблена, как кошка? Но сейчас ее влюбленность была ему на руку. Добропорядочная жена, готовая даже простить любовницу и мчаться к мужу по первому зову… Беспроигрышный вариант. Дело не в Антонии, здесь важна Клеопатра. Если она позволит приехать Октавии, то у Марка Антония начнутся неприятности, потому что две столь разные женщины рядом — это катастрофа. Если же египетская царица не позволит жене приехать к мужу, то либо сильно навредит себе в его глазах, либо ему в глазах остальных.

Это была ловушка, которую Октавиан поставил руками наивной Октавии, а Клеопатра туда попала. Но она не могла обойти ловушку.

Стоило Марку Антонию немного прийти в себя в Александрии, где теперь не было никаких пиршеств и разгульного поведения, как он снова затосковал по реваншу. Все, что удалось Клеопатре, — убедить его, что Парфию пока надо оставить в покое. Кроме нее, есть немало стран и народов.

Но к любому походу нужно готовиться, потому Марк Антоний решил снова отправиться в Сирию, чтобы строить новые корабли, набирать легионеров, обучать их, собирать уцелевших соратников.

Клеопатра и сама не могла бы объяснить, что заставило ее объявить:

— Я с тобой!

— Зачем?

— Помогу.

— Чем? Тоже будешь учиться ходить маршем или биться мечом?

Но царица стояла на своем:

— Поеду!

Марк Антоний не смог отказать, поход собирался на ее деньги…

Конечно, она даже в лагере сумела все обставить с роскошью, приводившей легионеров в смятение, а самого Марка Антония в смущение.

Проходили недели, из разрозненных отрядов собиралось нечто похожее на легион, люди, еще вчера ничего не умевшие, заметно прибавляли в навыках, учились помогать друг другу, чувствовать себя одним целым. Это очень важно в бою.

Антоний много времени проводил в войске среди солдат, сам учил владеть мечом, показывал разные хитрые приемы. Ему было не до Клеопатры, правда, пирушки все равно организовывались.

— Божественная, принесли письма…

Клеопатра никогда не вскрывала почту Антония, да ему и писали редко, все больше ей. Марку присылал письма Ирод, а тут из Рима, и печать незнакомая… Разглядев первые буквы, царица сломала печать и развернула письмо.

«Мой дорогой муж, в ответ на твою просьбу, обращенную к моему брату Гаю Октавию, сообщаю, что смогла получить у него не обещанные двадцать тысяч, а только две тысячи солдат.

В утешение могу добавить, что это лучшие из его легионеров. Вместе с ними прибудут и деньги на их содержание. Октавиан передает тебе множество драгоценных подарков для военачальников и еще много что. Победитель Парфии достоин лучшего, так решил мой брат. С особым удовольствием я сообщаю о нашей скорой встрече, так как сама спешу к тебе на корабль. Краткая остановка в Афинах немного задержит меня, но я надеюсь, это не слишком огорчит моего Антония. Дети тоже хотели бы отправиться со мной, но боюсь, что это слишком сложно.

Любящая и преданная тебе жена Октавия».

Клеопатра ужаснулась: что это?! Она сумасшедшая, писать такие письма?! Конечно, египетская царица знала, что сестра Октавиана несколько не в себе, но не до такой же степени! Эта дура, прекрасно зная, что муж живет с другой, причем получив сообщение о разводе (Клеопатра заставила Антония сделать это еще в Антиохии), считает Марка по-прежнему супругом и готова тащиться за ним на край света?

Как она себе это представляет, приедет в военный лагерь, где находится египетская царица, и бросится Марку Антонию на шею? Нет, эта не бросится, она же патрицианка, а потому скромна и терпелива. Настолько скромна, что без приглашения тащится за мужем, когда ее не зовут…

Клеопатра вдруг остановилась: не зовут? А если он звал? Кто может поручиться, что в письме Марка Антония не было этого приглашения? Может, именно поэтому Антоний так стремился сюда и вовсе не желал брать царицу с собой? Может, все заранее было оговорено?

О, боги, в какое же она снова попала глупое положение! Вокруг римляне, для которых она сама всего лишь любовница, щедрая, готовая на все, но любовница. А вот Октавия жена, причем законная, верная, терпеливая, такая, с которой нужно брать пример!

Что же получается, если эта клуша притащится к Антонию, то Клеопатре придется убираться? Она дала Марку Антонию все, что тот требовал, обеспечила деньгами, провизией, одеждой, а теперь может отойти в сторонку, потому что приезжает законная для Рима супруга? А что будет, если царица воспротивится? На нее есть управа — как подарил земли, так и отнимет.

Клеопатра даже заплакала от огорчения. Она обречена всю жизнь спасать этого человека ради того, чтобы он всю жизнь ее предавал? Как заставить Марка Антония наконец выбрать?! Причем не просто выбрать, а именно ее. Ну за что ей такие унижения, почему она должна бороться за внимание мужчины, который совсем недавно без ее помощи просто погиб бы? И дело не в деньгах, хотя и они важны, а просто в поддержке.

Где была Октавия, когда Марк рыдал на берегу, выглядывая в море паруса кораблей Клеопатры, надеясь на помощь царицы Египта, как на последнюю соломинку, за которую можно ухватиться? Клеопатра понимала, что, знай Октавия о необходимости помочь мужу, примчалась бы тут же. Пусть бы не помогла, но утешила, приласкала, пожалела… Но ведь не утешила же! И приласкала Антония она, Клеопатра. Почему нужно снова отдавать Антония той женщине?