Чтобы снова не отвечать на множество расспросов по поводу отсутствия отца, хотя теперь все знали, что они с Антонием женаты, Клеопатра предпочла скромные празднества. Четвертый ребенок — не первый и не второй.

Олимпа и вовсе тактично поговорил с Клеопатрой:

— Божественная, не стоит испытывать судьбу. Три сына и дочь вполне хорошее количество детей, чтобы династия продолжилась. Не стоит подвергать их риску остаться сиротами.

Клеопатра усмехнулась:

— Астролог сказал, что сиротами они все равно будут.

— Астрологи тоже ошибаются.

— Нет, они просто врут, когда им выгодно. Я не буду больше рожать детей, но не потому что боюсь, а потому что не от кого…

Олимпа не стал уточнять почему.

Из Мемфиса прибыл Петубаст. Он привез богатые подарки малышу и его маме и поздравления от жрецов.

Сын Пшерени-Птаха уже был верховным жрецом не только по названию, он получил нужные знания и уверенно проводил ритуалы.

— Я должен сделать татуировку.

Клеопатра поняла, о чем идет речь — о скарабее с лишней лапкой.

— Но они маленькие!

Петубаст улыбнулся:

— Дети ничего не почувствуют, им не будет больно. Просто поспят подольше. Распорядись, чтобы никто не видел…

— И Александру, и Клеопатре?

— И Птолемею тоже. Не бойся за детей, я не причиню им вреда, зато любой посвященный жрец сумеет помочь.

Царица только вздохнула. Но малыши действительно ничего не почувствовали, даже не заплакали, они мирно спали в своих постельках, разве что не на спине, а на животиках или на боку.

Но этим не закончилось общение Клеопатры с Петубастом. После возни с детьми он прошел в комнату самой царицы и там вдруг резко остановился, словно на что-то наткнувшись. Глаза жреца тревожно оглядывали комнату, перебегая с предмета на предмет, ноздри раздувались, как у животного, почуявшего большую опасность.

— Ты что-то привезла из Сирии, царица?

Клеопатра рассмеялась, кивнув на дверь детской спальни:

— Птолемея.

Но Петубаст не был склонен шутить, он все так же разглядывал обстановку.

— Я говорю о вещи.

— Я многое привезла. Что именно тебя интересует? — Его беспокойство передалось и царице. Петубаст ничего не делает зря, он верховный жрец, если что-то почувствовал, то это серьезно.

— Что-то необычное. Дорогое.

Несколько мгновений Клеопатра вспоминала, даже плечами пожала недоуменно, и вдруг хмыкнула:

— Разве что алмаз…

— Покажи.

По знаку царицы Хармиона достала красивую резную шкатулку, в которой на черной ткани лежал тот самый алмаз, подаренный Марком Антонием.

Увидев камень, Петубаст просто отшатнулся, потом поднес руку к виску, прохрипев:

— Это проклятый камень.

Тонкие пальцы юноши дрожали. Клеопатра просто испугалась:

— Кем проклятый?!

— Я не знаю. Пока не знаю. Его нужно вернуть.

— Кому? Мне подарил Марк Антоний. Он купил алмаз у ювелира. Кому я верну? Если он проклят, сними проклятие.

— Я не могу. Я пока не все могу. Камень нужно вернуть, — настаивал Петубаст.

Царица начала раздражаться. Был бы жив его отец, быстро справился бы и с проклятием, и со всем остальным. Плохо без Пшерени-Птаха, сын слишком юн, чтобы быть толковым советчиком.

— Я не могу вернуть, если ты боишься этого камня, то давай просто спрячем пока в сокровищницу, потом разберемся.

Ей совсем не хотелось отдавать огромный необычный алмаз, хотя царица и забыла о подарке Марка Антония.

Петубаст справился со своим волнением, он закрыл шкатулку, отдал Хармионе и посоветовал Клеопатре:

— Подари тому, кого ненавидишь больше всего.

Веселый смех разнесся по комнате:

— Вот этого я сделать просто не могу. Ненавижу я Октавиана, а он алмазы в подарок не принимает!

Жрец только сокрушенно покачал головой.

Разговор оставил тяжелое впечатление, алмаз и впрямь отнесли в сокровищницу, и Клеопатра долго не прикасалась к нему, не подозревая, что камень уже начал свою разрушительную работу.

Никто в Египте не подозревал, что этот странный желтоватый камень, по форме напоминающий сердце, а цветом змеиный глаз, был похищен Великим Александром после разгрома индийского храма Змеи. При этом все защитники храма и его служители были убиты, перебиты и священные кобры, охранявшие покой даров своему божеству.

Александра Македонского предупреждали, чтобы не прикасался к камню и тем более не забирал его. Такие ценности могут служить только тем, кому они предназначены. Но что эллину до непонятных верований и богов Индии? Великий Александр только посмеялся. Камень был увезен.

Оставшиеся в живых жрецы Богини Змей собрались из всех остальных храмов и, призвав на помощь свою Богиню, прокляли камень, должный отомстить не только самому Александру, но и его потомкам за разграбление храма и истребление священных кобр.

Вскоре после этого македонская армия отказалась идти дальше, всех пугали рассказы об армии противников на огромных слонах, сам полководец оказался ранен стрелой в грудь, из Индии пришлось уйти. Ему бы еще камень оставить, но Александр не вспоминал о проклятии. А оно уже действовало.

Неожиданно для всех на тридцать третьем году жизни в Вавилоне физически сильный, не знавший болезней человек после десяти дней лихорадки скончался. Что это было — малярия, воспаление легких, быстротекущая лейкемия или все же проклятие камня?

После смерти Великого Александра след алмаза потерялся на века, камень просто выжидал. Огромная империя рассыпалась, как карточный домик на ветру. Один из ее осколков — Египет под властью Птолемеев, тем более мумия и гробница самого Александра сначала была в Мемфисе, а потом перевезена в Александрию. Алмаз стремился к своему «обидчику» даже после его смерти!

Какой-то торговец предложил камень за сходную цену Марку Антонию, а тот подарил Клеопатре. За столько лет память о его проклятии была утеряна, да эллины и не ведали о нем, царица из рода Птолемеев Клеопатра приняла подарок и привезла его в Александрию!

Именно с того дня начались и ее собственные неприятности, приведшие к гибели от укуса царской кобры!

Можно верить или не верить легенде, но факты упрямо твердят, что после Индии алмазом владели два царя — Александр и Клеопатра, и между ними Марк Антоний.

Вернувшийся в Мемфис Петубаст был непохож на себя. Старый жрец даже испугался:

— Что произошло?

— Она привезла проклятый камень в Александрию.

— Что за камень?

— Не знаю, как змеиный глаз. Огромный, желтоватый…

Жрецы действительно не знали, что это за камень и чем он грозит Клеопатре, прошло немало времени, пока это стало понятно, как и то, что с ним делать, но было уже поздно.

В конце года Аполлодор, как-то странно глядя в сторону, произнес:

— Новости от Марка Антония.

— Что?

— Твой супруг возвращается, Божественная.

Восторга в голосе нет, из этого следует, что возвращается не к ней? С Марком Антонием такое вполне может быть. Но теперь он ей был не нужен. Хочет ехать к своей мышке Октавии, пусть едет. Земли он подарил не ей, а детям, значит, отнять не сможет, во всяком случае не скоро, а до тех пор она постарается получить с них максимально большой доход. Конечно, стало горько, если он снова бросил, то это совсем унизительно, потому что она снова с ребенком.

На всякий случай уточнила, но не о том, куда именно:

— Победа?

— Нет, поражение.

Клеопатра уже отвернулась, глядя на сверкающую гладь моря. Безветренно, что редко бывало зимой, море сверкало на солнце. Услышав слова Аполлодора, резко обернулась, протянув, словно в изумлении:

— Не-ет…

— Разгром. Он едва спасся, потеряв четверть войска.

Царица почти забегала по террасе, где шел разговор. Ветер раздувал полы хитона и волосы. Остановилась.

— Нет, это просто невозможно! У него было достаточно сил, он хороший полководец, а у парфян трудности…

Она права, потому что лучшего времени для нападения и выбрать трудно, у парфян драка за власть, со всеми остальными мир, все поддерживали. Что произошло?!

Но Антоний действительно был разбит и потерял больше четверти своего войска, с трудом вернув за Евфрат остальных, едва живых, потрепанных, голодных, павших духом. Парфяне наступали следом и почти прижали армию Антония к побережью. Пока спасало только то, что у них самих не было достаточно сил, чтобы добить римлян.

— О, боги!

— Он на побережье между Сидоном и Беритом, просит о помощи — одежде, еде, деньгах.

Клеопатра стояла, не в силах ничего вымолвить. Ее взгляд был устремлен на море. Случилось то, чего просто не могло быть, в очередной раз римляне биты парфянами! Огромная армия Марка Антония разбита небольшой парфянской, он сидит у моря и ждет от нее помощи.

Сначала полыхнула досада: да что ж за неудачник?! Даже злость, что провалил такой поход. Потом проснулась жалость, чисто женское желание пожалеть неразумное дитя. Сидит без денег, без одежды, еды… Одинокий, всеми покинутый… Даже в голову не пришло, кем именно покинутый. Неважно, главное, что отцу ее детей плохо, надо помочь!

Клеопатра действительно примчалась на помощь, привезла и деньги для выплаты солдатам, и одежду взамен потрепанной в походе, и провизию.

Марка Антония застала в ужасающем состоянии, бесславно проиграв поход, с трудом уведя часть армии, не имея возможности ни заплатить солдатам, ни накормить их, ни обещать что-то в будущем, чтобы заглушить тяжелые мысли, он стал пить. Напивался до невменяемого состояния, шарахаясь от надежды к полному отчаянию. Не приди царица вовремя на помощь, у Антония разбежались бы остатки армии, а сам он пал бы окончательно.

Любая, даже самая решительная женщина по природе утешительница, а уж если дело касается любимого мужчины и отца детей… Были забыты все обиды, предательства, годы одиночества и горя… Пропала злость…