Броджешор передал своей страже эту угрозу и пообещал вознаградить всех за проявленный героизм.

— Оставайтесь на баркасе и ждите меня, — сказал он хиндустанцам. — Я скоро вернусь. Да смотрите же — ничего не предпринимайте без меня.

Он вместе с Ронгораджем спустился в лодку.

— Да здравствует рани! — крикнули гребцы и взялись за весла.

5

— Нам далеко плыть до вашей рани? — поинтересовался Броджешор у Ронгораджа.

— А вон видишь баркас, — показал Ронгорадж. — Это и есть ее резиденция.

— Какой большой корабль! — удивился Броджешор. — Я думал, это англичане идут грабить Рангпур. Зачем ей такая громадина?

— Раз она рани, то и жилье у нее должно быть соответствующее, — наставительно заметил Ронгорадж. — Там целых семь кают.

— Зачем же ей столько?

— Как зачем? Одна отведена для приемов, в другой опочивальня, третьей пользуются прислужницы. Кроме того, есть умывальная и отдельное помещение для стряпни. Да еще имеется темница. Туда вас, наверное, и заключат.

Беседуя так, они подплыли к баркасу Деви-рани, то есть Деви Чоудхурани. Та уже спустилась с крыши. Пока ее люди занимались разбоем, она музицировала, рассеянно перебирая пальцами струны вины, но как только увидела, что они возвращаются, направилась к себе в каюту. На ее двери висел шелковый занавес. Ронгорадж подошел к нему и остановился.

— Да здравствует рани! — произнес он обычное приветствие.

— Какие новости? — поинтересовалась рани.

— Все в порядке, — доложил Ронгорадж.

— Никто из наших не пострадал?

— Нет.

— И вы никого не убили?

— Никого. Следовали вашему повелению.

— У них есть раненые?

— Двое хиндустанцев получили царапины. Так, ерунда.

— Товар захватили?

— Взяли все, что нашли на баркасе. Только ничего особенного там не было.

— А где сам бабу?

— Мы привезли его с собой.

— Веди его сюда.

Ронгорадж дал знак Броджешору, и тот поднялся на баркас.

— Кто вы? — спросила его рани. Голос ее звучал глухо, как будто ей что-то внезапно сдавило горло.

Читатель уже имел возможность познакомиться с характером Броджешора. Страха он не ведал с детства — и теперь, оказавшись перед Деви Чоудхурани, одно имя которой заставляло трепетать от ужаса всю Северную Бенгалию, ничуть не испугался. «Мужчине не пристало бояться женщины, — сказал он себе. — Она всегда останется его рабой».

— Какой вам прок от того, что вы узнаете мое имя? — заметил он. — То, что вас интересует — мое имущество — вы уже захватили. А от моего имени вам ничего не прибудет.

— Как знать! — ответила рани. — Все зависит от того, как высоко вы ценитесь.

Она проговорила эти слова совсем приглушенным голосом.

— Видимо, для того, чтобы выяснить это, меня и привезли сюда? — насмешливо спросил Броджешор.

— Зачем бы вы нам иначе понадобились? — в тон ему ответила рани.

Деви сидела за занавесом, и никто не подозревал, что, произнося эти слова, она вытерла глаза.

— Вы поверите, если я назовусь Дукхирамом Чакраборти? — спросил Броджешор.

— Нет.

— Зачем же тогда спрашиваете?

— Чтобы проверить, откроете вы свое имя или нет.

— Ну хорошо. Меня зовут Кришнаговинда Гхошал.

— Опять неправда, — возразила Деви.

— Ну, тогда Дойарам Бокши.

— Нет.

— А если Броджешор Рай?

— Это возможно.

В это время к рани неслышно подошла какая-то женщина и села возле нее.

— Почему ты говоришь таким голосом? — тихо спросила она.

Деви заморгала, и слезы ручьями потекли по ее щекам. Так во время муссонов выливается из распустившихся цветов скопившаяся в них дождевая вода, если нечаянно задеть стебелек.

— Я не в силах больше играть этот спектакль, — прошептала она на ухо подруге. — Говори ты за меня. Ты ведь все знаешь.

Она поднялась и вышла из комнаты, уступив место возле занавеса своей наперснице. Это была уже знакомая читателям брахманка без брахмана по имени Ниши.

— Вот теперь вы сказали правду, — проговорила Ниши. — Вас действительно зовут Броджешор Рай.

Броджешор сразу заметил, как изменился вдруг голос говорившей, исчезли мягкость и обаяние, только что звучавшие в нем. Занавес в дверном проеме не позволял ему увидеть свою собеседницу, но он не сомневался в том, что теперь он разговаривает с другой женщиной.

— Если вы знаете меня, то вам, вероятно, известно, сколько я стою, — сказал он. — А раз так, то мы можем покончить с нашими расчетами. За какую же сумму вы согласны отпустить меня?

— За ломаный грош. Есть он у вас при себе? Если есть, то давайте, и дело с концом. Можете уходить.

— Сейчас у меня нет денег.

— Пошлите за ними на баркас.

— Ваши приспешники забрали все, что там было. Ничего не оставили.

— Одолжите у гребцов.

— У тех никогда нет ни пайсы.

— Ну, тогда останетесь в заточении до тех пор, пока не раздобудете выкуп.

Тут Броджешор услышал, как в каюту вошла еще одна женщина и сказала своей повелительнице:

— Госпожа рани, я согласна купить этого человека за ломаный грош. Продайте его мне.

— Зачем он тебе понадобился? — спросила та. — Что ты с ним станешь делать? Ведь он брахман, ни воды принести, ни дров нарубить не сумеет.

— У меня стряпать некому, — ответила женщина. — Вот он и пригодится.

— Слышали? — обратилась Ниши к Броджешору. — Вас продали за ломаный грош. Идите к той, что вас купила, и служите ей.

— Но где она? — поинтересовался Броджешор.

— Женщины не выходят к мужчинам, — ответила Ниши. — Проходите сюда.

6

Получив разрешение войти в каюту, Броджешор поднял занавес и переступил порог. Внутреннее убранство комнаты поразило его. Ее стены покрывало великолепное деревянное панно, расписанное самыми затейливыми картинами. Оно напоминало красочные панорамы, посвященные десятирукой богине, которые благочестивые верующие создают в месяце ашвии. Что только здесь не изображалось! Десять воплощений богини Дурги, ее сражение с Шумбхой и Нишумбхой, битва с демоном Мохишей, десять воплощений Вишну, восемь образов женщины, семь ипостасей матери, гора Кайлас, Вриндаван, Ланка, обитель Индры, девять возлюбленных Кришны, похищение одежды Драупади…

Пол устилал ковер толщиной в четыре пальца, тоже покрытый рисунками. На ковре возвышалось царское ложе, покрытое расшитым бархатом. С трех сторон от него лежали такие же роскошные подушки, а перед ним стояли: золотая чаша для ароматических масел, золотой сосуд для разбрызгивания розовой воды, большая золотая ваза с целой охапкой благоухающих цветов и золотой кальян с длинной изогнутой трубкой. Рядом красовался еще один курительный прибор, его золотой мундштук украшали жемчужные гроздья, а в чашечке лежал душистый табак с мускусом. Справа и слева стояли два высоких серебряных светильника в виде фей, над головами которых горело множество фитильков, распространяя вокруг благовоние. С потолка на золотой цепи свисала небольшая лампа, а в каждом углу комнаты поблескивали серебряные фигуры с лампадами в руках.

На царском месте возлежала женщина. Лицо ее прикрывал тончайший платок, расшитый золотыми цветами. Он не позволял разглядеть ее как следует, но не скрывал восхитительной белизны ее кожи и черных локонов, обрамлявших лицо. Сквозь прозрачную ткань просвечивало сияние ее серег и яркий блеск чуть-чуть удлиненных глаз. Женщина не спала.

— Как мне приветствовать рани? — спросил у нее Броджешор. — Что пожелать ей?

— Я не рани, — ответила красавица.

Ее голос отличался от голоса женщины, с которой он только что разговаривал, но все-таки мог принадлежать и ей. Было совершенно очевидно, что женщина намеренно изменила голос.

«Может быть, Деви Чоудхурани чародейка? И она умеет завораживать? — подумал Броджешор. — Что ж, без этого, наверное, в разбойничьем деле женщине не обойтись».

— Рани пошла отдохнуть, — объяснила ему женщина. — Зачем она тебе?

— А ты кто? — полюбопытствовал Броджешор.

— Твоя теперешняя хозяйка.

— Моя хозяйка? — удивился Броджешор.

— Да. Ты, видно, забыл о том, что я только что купила тебя за ломаный грош?

— Нет, я это помню. Как же мне теперь следует приветствовать тебя?

— Разве при встрече людям говорят не одно и то же? — спросила повелительница Броджешора.

— Конечно, нет, — ответил Броджешор. — Особенно если речь идет о женщине. К замужним обращаются с одними словами, к вдовам — с другими, а матерям…

— Можешь пожелать мне поскорее умереть, — перебила его прелестница.

— Ну зачем же? — возразил Броджешор. — Такого счастья я никогда никому не пожелаю. А твой век да продлится до ста трех лет.

— Ну, если учесть, что сейчас мне всего двадцать пять, то это значит, что тебе еще семьдесят восемь лет придется стряпать для меня.

— Дозволь попробовать. А если угожу тебе, буду только рад.

— Хорошо, но сначала садись и расскажи о себе.

Броджешор сел на мягкий ковер.

— Как тебя зовут?

— Тут мне скрывать нечего, — проговорил Броджешор. — Я уже убедился, что мое имя вам всем хорошо известно. Меня зовут Броджешор. А кто ты? И почему разговариваешь таким странным голосом? Может быть, мы с тобой знакомы, и ты не хочешь, чтобы я узнал тебя?

— Я твоя хозяйка, — строго ответила молодая женщина, — поэтому изволь обращаться ко мне на «вы» и говори «слушаюсь».