Ребекка тем временем продолжала:

— У нас четыре таких комнаты. Когда в доме живет только одна наша семья, их занимают помощницы по хозяйству и дети. Есть также большая комната, которую вы уже видели, еще наша с мистером Перселом спальня, еще одна комната для детей, кухня, а на улице уборная. Когда в доме гости, мои помощницы уходят ночевать в деревню. Она называется Пукера. Это недалеко, всего в двух милях отсюда.

— Похоже на кроличий садок, — сказала Китти и тут же закусила губу. Ее слова прозвучали неодобрительно, и миссис Персел могла счесть ее неблагодарной.

Ребекка улыбнулась:

— Так оно и есть. Здесь очень тесно, когда дом полон. Особенно в период дождей. Но мы не жалуемся. Мы более чем счастливы приютить у себя семьи вновь прибывших, ведь это часть нашей работы. Да и дети не возражают.

— Сколько их у вас, миссис Персел?

— Детей? Шестеро.

Китти непроизвольно взглянула на заметно округлившийся живот хозяйки дома.

— И скоро мы ожидаем еще одного.

— Прошу прощения, — сказала Китти. — Я не хотела показаться грубой.

Но Ребекка только отмахнулась:

— У нас у всех большие семьи. У преподобного Уильямса и его жены одиннадцать детей. Младшему только-только исполнилось одиннадцать месяцев. И у вас будет такая же большая семья, когда вы встретите подходящего молодого человека. А это непременно случится, ведь вы такая хорошенькая.

«Только мне не нужен молодой человек, — печально подумала Китти. — Мне вообще никто не нужен».

Ребекка посмотрела на соляные разводы на платье девушки.

— Ваше платье непременно нужно постирать, — озабоченно заметила женщина. — Иначе эти разводы уже не вывести.

Китти безуспешно попыталась стряхнуть с подола соль.

— А кто тот человек, что… э… помог мне вылезти из лодки?

— Это, моя дорогая, Хануи. Его брат Тупеху вождь здешних племен.

— Он ужасно напугал меня, я ведь ничего не знала о его намерениях.

— Да, он действительно внушает страх. Но он просто хотел помочь. И, несмотря на устрашающий вид, он очень славный человек. В отличие от своего брата, который может вести себя вздорно, надменно и грубо. А преподобного Уильямса тот и вовсе считает ручным. У вас есть другое платье?

— Да, — ответила Китти, слегка озадаченная вопросом.

Ребекка смешно округлила глаза.

— Тьфу, совсем забыла. Вы наверняка привезли с собой множество чудесных платьев, не так ли?

— Ну, не так уж много. Но у меня есть два или три довольно симпатичных платья. Только сейчас я в трауре.

— Да, ваша тетя что-то говорила об этом. Мне очень жаль.

— Благодарю вас, — ответила Китти и поспешно откашлялась, чтобы прогнать острое чувство потери, охватившее ее при воспоминании о горячо любимом отце. — У меня есть еще одно черное платье. — Китти не сочла нужным заметить, что траурные платья были единственными новыми вещами в ее гардеробе. Все остальные были куплены в магазине подержанных вещей в Норидже. Китти вспомнила список необходимых вещей для «отправляющейся за границу леди». Помимо всего прочего список включал в себя четыре траурных платья, восемь платьев из муслина, четыре платья для ужина и три вечерних платья — два шелковых и одно атласное. Не говоря уж о сорока восьми сорочках, тридцати шести ночных сорочках, двадцати четырех парах хлопчатобумажных чулок, четырнадцати парах шелковых и по меньшей мере дюжине перчаток. Почитав этот список, они с матерью рассмеялись впервые после того, как в их жизни произошло ужасное событие.

— У меня было несколько весьма симпатичных платьев, когда мы сюда приехали, — продолжала Ребекка, с сожалением посматривая на свои полинявшие юбки, — но все они испортились от соленого воздуха. Я осторожничала как могла. Регулярно стирала их и не носила во время работы, но все равно они не прослужили долго. Из того, что удалось спасти, я сшила одежду детям, но и она быстро пришла в негодность. Кажется, первые несколько лет мы все ходили в лохмотьях. Моя сестра присылает время от времени посылки с вещами, и мы очень благодарны за это. Миссионерское общество дома и в Австралии заказывает все, что нужно, но красивые платья не являются предметом первой необходимости. Иногда нам привозят отрезы ткани, но я назвала бы ее скорее практичной, чем модной. Это фланель, тик, муслин и тому подобное. Но, мне кажется, Господу все равно, во что мы одеты, когда работаем. Главное, чтобы эта одежда была пристойной. — Ребекка тоскливо вздохнула. — Хотя я не отказалась бы от куска шелка или хотя бы ситца. Я слышала, в миссионерском магазине сейчас продается плотная хлопчатобумажная ткань с узорами. Из нее вышли бы отличные платья для взрослых и детей, но слишком уж далеко туда ехать.

— Я видела на некоторых маори европейскую одежду, — сказала Китти. — Где они ее берут?

— Мы шьем для них одежду, а еще они выменивают ее у торговцев и моряков.

— Вы шьете для местного населения? — удивленно спросила Китти.

— Да, это часть нашей работы. Маори очень ценят одежду, и наши труды бывают щедро вознаграждены. Мы обучаем местных женщин и девушек шить, и это занятие им очень нравится. — Ребекка придвинулась ближе, словно кто-то посторонний мог ее услышать. — Только вот, должна сказать, им не слишком нравится носить нижнее белье в отличие от цивилизованных женщин, в особенности корсет. И все же платье лучше, чем совсем ничего. А они действительно привыкли ходить практически нагишом и, к сожалению, продолжают ходить.

— А дети на берегу в маленьких платьицах и брючках?

— Это работа девушек, которых мы обучаем в наших домах. Мы также шьем форму для детей, посещающих миссионерские школы, а когда узнаем, что одна из женщин маори ожидает прибавления, готовим приданое для ее малыша.

— Очень благородно с вашей стороны.

— Ну не то чтобы. Мы начали делать это несколько лет назад, потому что это побуждает их крестить своих детей. Если они соглашаются на это, то получают детские одежки, которые они обожают.

— И все же они продолжают носить национальную одежду? Я видела мужчин в каноэ, на которых не было ничего, кроме коротеньких юбок.

— Такая одежда называется пьюпью, — пояснила Ребекка. — Они надевают то, что им нравится. Иногда все сразу, а иногда вообще ничего, — добавила она и пожала плечами, словно говоря, что ситуация прискорбная, но поделать все равно ничего нельзя.

Китти вздохнула:

— Похоже, мне придется многому учиться.

— Верно. Но мы все чувствовали себя так же, когда только приехали. Уверена, что вы узнаете много нового за ужином, который состоится в шесть часов. К нам присоединятся преподобный Уильямс с супругой и Тейты, еще одна чета миссионеров.

Китти на мгновение задумалась.

— Миссис Персел?

— Зовите меня просто Ребекка, дорогая. Мы здесь не соблюдаем церемоний, по крайней мере в своем женском кругу. Хотя к Марианне Уильямс мы обращаемся миссис Уильямс. Аборигены зовут ее мата Уирему, что на их языке обозначает мать Уильямс.

— Могу я спросить, как давно вы здесь, в Новой Зеландии?

Ребекка задумчиво сдвинула брови.

— Так… Все мои дети родились здесь. Альберту сейчас двенадцать — он мой старший. Стало быть, мы здесь тринадцать лет или чуть меньше.

Сердце у Китти упало. Тринадцать лет! Она совершенно не собиралась оставаться здесь на столь длительный срок.

От Ребекки не ускользнуло выражение ее лица.

— О, Китти, все не так ужасно, уверяю вас. Мы очень счастливы здесь, и наш труд вознаграждается. Чего вы ожидали, когда принимали решение приехать сюда?

— Я не… — Китти осеклась, осознав, что дядя и тетя скорее всего не рассказали, почему племянница приехала с ними. — Вообще-то я не знала, чего ожидать. Но надеюсь, скоро пойму.

— Конечно, поймете, дорогая, — сказала Ребекка, вновь потрепав Китти по руке, а затем поднялась с кровати. — А теперь прошу прощения, мне нужно готовить ужин. За ним должна следить одна из помощниц, но она, знаете ли, все время витает в облаках.

Китти тоже встала.

— И еще один вопрос, миссис… Ребекка. Кто этот светловолосый джентльмен, которого я видела на берегу? Я, к сожалению, не расслышала его имени.

— Ирландец? Это капитан Фаррел.

— Капитан?

— Да, Райан Фаррел, торговец. Он владеет очень красивой шхуной, курсирующей между Новой Зеландией и Сиднеем. Он также заходит и в другие порты, если я не ошибаюсь. Но, я думаю, он не тот человек, с кем вам следует общаться. Он моряк, я слышала пару историй, связанных с его именем. Одним словом, он неподходящая компания для молодой леди. Для любой леди. Мы и сами не слишком с ним общаемся, пока речь не заходит о пополнении запасов.

— Мне он показался очень грубым, — ответила Китти. — Посмеялся надо мной.

— Да, я согласна, что он не всегда ведет себя как джентльмен. Вообще-то говорят, он не признает никаких законов и ценит только собственное мнение.


Ужин проходил в дружеской обстановке. За длинным обеденным столом в общей комнате собрались Келлегеры и Китти, чета Перселов, преподобный Уильямс с супругой и Фредерик и Джанна Тейт. Дети семьи Перселов ужинали на просторной веранде. Даже малыш четырнадцати месяцев от роду, казалось, привык есть с ложки. Обычно, когда мать бывала занята, его кормили младшие сестры. К счастью, дети Уильямсов и Тейтов остались дома, иначе жилище семьи Перселов затрещало бы по швам.

Ужин состоял из супа и запеченной рыбы с овощами, выращенными на огороде, принадлежащем миссионерам. На десерт подали домашний пирог со сладким кремом. Более всего ужин оценили гости, которые на протяжении пяти месяцев питались корабельной едой.

В перерыве между рыбой и десертом Джордж промокнул губы салфеткой и отодвинул стул, ножки которого неприятно скрипнули по деревянному полу.