Катерине Слуцкий вручил длинную золотистую картонку. Даше — узкий пенал сандалового дерева. Женщины вспыхнули от удовольствия и радостного предвкушения, нетерпеливо снимая с упаковок ленточки и бантики. Подарки они увидели одновременно, и обе не смогли сдержать восторженного восклицания. Катерина, надев очки и осторожно отгибая тончайшую папиросную бумагу с золотыми нитями, медленно вынимала норковый палантин палевого цвета. В сандаловом пенальчике Даша нашла изящный кулон из аметиста неровного окраса — от розового до тёмно-фиолетового и широкий золотой браслет с крупным аметистом на застёжке.

Катерина прослезилась, сняла свои нелепые очки, промокнула салфеткой глаза и, закусив губу, укоризненно покачала головой — зачем, дескать, так шикарно. Даша, с помощью Валерки застегнув браслет с кулоном и полюбовавшись на нарядную ручку, раскрыла деду объятия.

Слуцкий был очень, очень рад. Ему нравилось, как женщины ответили на его подарки, нравились сами женщины, нравилось быть Дедом Морозом, но больше всего просто дедом. Перед Валеркой он извинился за то, что ничем не одарил, но кто знал…

— Валера, я обязательно это исправлю, не огорчайтесь. Вы симпатичный молодой человек, и я очень доволен, что у Даши есть друг. Скажите, а вы с ней как-то выбираетесь из дома? Нельзя же девочке всё время в четырёх стенах!

Катерина, Даша и Валерий переглянулись, потому что все вспомнили одно и то же — похороны Зои. Именно тогда Даша «выбиралась» из дома у Валерки на руках. Но тема эта была под запретом. Молчание нарушила Катерина:

— Да, конечно, выходят. Валера, знаете ли, Иван Антонович, просто молодец. Берёт Дашу на руки — и в машину!

Валерка, скромно потупившись, смотрел то на Дашу, то на Слуцкого. Он даже не скрывал, что хочет понравиться деду. Все хлопоты по приёму гостя, которые обычно выпадают на долю хозяйки, он взял на себя. Сам готовил еду, накрывал стол, под одобрительные возгласы Слуцкого и Катерины доставал из духовки противень с зажаренной курицей и подрумяненной картошкой. Никакой натянутости за столом не чувствовалось, и лишь один эпизод внёс некоторое напряжение в атмосферу праздника. Ободряемый ласковым доброжелательством Слуцкого, Валерка обратился к нему с неожиданным предложением:

— Я вам, Иван Антонович, тоже ведь теперь не чужой. Давайте я, как и Даша, буду называть вас дедом!

— Ну это лишнее, голубчик! — не раздумывая ни секунды, ответил Иван Антонович. — Пока, во всяком случае… Даша, — быстро переменил он тему, — скажи, а где ты наблюдаешься, у какого врача? Давай-ка составим новый план лечения. Мне говорили об очень хорошей клинике по твоему профилю в Швейцарии. У тебя есть заграничный паспорт? Если нет, начинай оформлять, нечего время тянуть! Ты молодая, со спортивной закалкой. Понадобится операция — ты должна хорошо её перенести.

— Дед, ты не торопись со Швейцарией. Знаешь, у нас тоже кое-что умеют. А за участие спасибо! Мне сейчас особенно оно понадобится, потому что… — Даша замолчала, опустила вниз голову, провела ладошками по бёдрам и взглянула сияющими глазами сначала на Ивана Антоновича, потом на мать. — Мама, я не говорила тебе… Так вот… И ты, Дед, за меня порадуйся! Я уже несколько дней, как чувствую свои ноги. Такого не было десять лет! Понимаете? Десять! Мне сейчас нужен специальный массаж и курс инъекций нового препарата. С массажем я ещё как-то справилась бы, но инъекции не осилить. Нереально дорого! Так что если поможешь, Дед, будет, конечно, здорово.

У Катерины снова заблестели глаза.

— Дочка! Боже мой! Неужели появилась надежда? Счастье-то какое! — взволнованно заговорила она и бросилась обнимать Дашу, потом радостно обратилась к Слуцкому: — Иван Антонович! А вы — ну просто добрый ангел. Надо же было появиться в нашей жизни именно в этот момент!

Он смотрел на светящуюся счастьем Дашу, на Валерку, с аппетитом и сосредоточенно поедающего клубнику, на взволнованную обнадеживающей новостью Катерину, и к нему вновь пришло ощущение, впервые возникшее в её доме. Словно его и Щербаковых разделяла стена тумана, за которой он не мог ничего толком разглядеть, как ни старался, и упускал поэтому что-то очень важное. Словно за туманным занавесом разыгрывали плохую пьесу, но он никак не мог понять, что именно ему не нравится. А может, он напрасно всё усложняет и не стоит подозревать в неискренности этих милых женщин, которые так благодарно откликнулись на его участие в Дашиной судьбе?

— Знаешь, девочка, хороший результат нужно закрепить, поэтому не теряй время и давай «добро» на все виды лечения. А потом все вместе приедете ко мне в Коннектикут. Замечательный штат! У меня там большой дом на берегу океана. Нам всем места хватит.

Даша сладко зажмурилась и подняла голову.

— Господи! Неужели моя жизнь наконец-то изменится?

Валерка смотрел на Слуцкого, раскрыв рот. Приглашение приехать в Америку и жить там в доме на берегу океана очень его взволновало. Глаза вдохновенно заблестели, щеки зарумянились, будто Иван Антонович нарисовал перспективы его, Валеркиного, участия в программе освоения космоса. В руках он крутил салфетку и нетерпеливо подался вперёд.

Слуцкий улыбнулся.

— Валера, на какой вы ездите машине?

— Сейчас на никакой не езжу, — почти скороговоркой ответил Валерка. — У меня её украли, так и не нашли, я на новую коплю.

— И много не хватает до нужной суммы?

— Три, то есть шесть тысяч, если с разными прибамбасами.

— Хорошо. Я добавлю. Завтра же.

Отвернувшись от очумевшего Валерки, он обратился к Катерине:

— За вами, кстати, во сколько завтра заезжать?

Катерина задумалась и начала вслух составлять план следующего дня:

— Завтра Васин день рождения, и утром я поеду к нему на кладбище. Часам к двум точно буду дома, ну, часик передохну… Как, Дашенька, удобно тебе, если мы с Иваном Антоновичем приедем часа в четыре?

Даша гневно сверкнула глазами в сторону матери и недовольно поджала губы.

— А на каком кладбище похоронен Василий Юрьевич? — спросил Слуцкий.

— На Крестовском, — легко ответила Катерина, убирая в сумку очки…

Уже в машине Иван Антонович поинтересовался, давно ли Даша и Валерий объявили себя женихом и невестой.

— Нет, совсем недавно! — словно удивилась она. — Буквально перед вашим приездом.

Не слишком ли много знаменательных событий в семье связывается с моим приездом? — подумал Слуцкий.

3

Противоречивые чувства буквально раздирали его на части. С одной стороны, Иван Антонович ощущал себя душевно согретым с новой семьёй.

Катерина просто обволакивала неторопливым, ласковым обаянием, и он с искренним умилением смотрел на неё вчера, когда она доставала из коробки палантин. В её глазах он прочитал и радость от дорогого подарка, и тоску по времени, когда получать такие дары было для неё довольно привычным делом, и настоящую признательность за то, что он об этом времени напомнил. Но, побывав в её доме и послушав рассказ о жизни последних лет, он с сожалением признал, что с норкой-то попал впросак. Катерина вряд ли найдет применение изысканной вещице, разве что накинет на плечи вместо оренбургского платка, сидя перед телевизором. Судя по некоторым приметам, этой женщине просто не хватает на жизнь.

Даша вызывала в нём такую нежность, что Слуцкий сразу понял — он полюбил внучку всем сердцем и навсегда.

С другой стороны, многое в жизни этой семьи его смущало.

Что же на самом деле стряслось перед его приездом? Почему никто из них не говорит об ужасной трагедии, которая, как уверяет соседка, произошла совсем недавно?! Кроме того, что в действительности связывает Дашу и Валерия? Вчера он пытался уловить во взгляде внучки счастливые искорки влюбленности, нежности и теплоты, когда она обращалась к жениху, и, к своему ужасу, не видел в них ничего, кроме ненависти. На кой чёрт он ей сдался в таком случае? Комплекс неполноценности, взросший на осознании своей физической ущербности, и боязнь не познать любви мужчины? Но о какой любви с его стороны можно говорить? Валерий, по всей вероятности, совершенно к Даше равнодушен. Может, он руководствуется соображениями высшего порядка — благородство, самопожертвование, жизнь духа…

Всякое, конечно, бывает, но скорее всего он отдает предпочтение более зримым ценностям. Неужели здесь собака зарыта? Прослышал о богатом Дашином дедушке и объявил себя женихом. Такое, к сожалению, сплошь и рядом встречается!

Слуцкий, учитывая болезнь внучки, даже закрыл бы на это глаза, лишь бы девочка была счастлива. Но в том-то и дело! Он ей нужен как прошлогодний снег. Зачем же тогда представляться его невестой?

Вот и вернулся он к началу своей логической цепочки.

Иван Антонович взглянул на часы — четверть второго. К двум Катерина должна вернуться домой с кладбища. Так, по крайней мере, планировалось вчера, и от него не укрылось, с каким неудовольствием Даша посмотрела на мать.

Слуцкий вышел из гостиницы, сел в такси и, велев шофёру ехать на Крестовское кладбище, подумал, что скорбная тема занимает всё больше места в его российских каникулах. От этой мысли стало как-то не по себе, но упорное желание прорваться сквозь нагромождение недомолвок и вранья не ослабевало.

Из всех московских кладбищ Крестовское, наверное, самое уютное, если это качество вообще имеет значение для последней обители. Но именно здесь выражение «спать вечным сном» обретало реальность отнюдь не пугающего образа, а скорее связывалось с удобным ложем, сладостным покоем и неземным блаженством. Иван Антонович засмотрелся на подпирающие небо высоченные деревья и сам не заметил, как нога провалилась в глубокий и влажноватый сугроб. Если бы не галоши, плотно облегающие ботинки, то хождения старого следопыта закончились бы воспалением лёгких, подумал Слуцкий. Зачем он сюда побрёл? Всё, что нужно было узнать, ему сказали в администрации кладбища, но он должен убедиться, должен своими глазами… Ага! Вот и могила Щербаковых. Следы недавнего захоронения налицо — слой снега тоньше, чем на соседних участках, несколько венков с замёрзшими цветами, фотография девушки под стеклом — такие оставляют обычно после похорон, пока дождь, снег и солнце их не уничтожат.