Тем временем он постарается завоевать расположение Руфи Баркер. Он решил действовать исподволь, осторожно, потому что не хотел причинить ей боль в случае, если бы в итоге пришел к выводу о нежелательности брака с ней.

Чарльз был вынужден признать, что не любил ее и не знал, может ли вообще когда-либо полюбить, впрочем он до сих пор по-настоящему не любил ни одной женщины. Возможно, он был слишком эгоистичен, чтобы отдаться страсти полностью и безоговорочно. С другой стороны, Руфь обладала множеством достоинств и таким количеством приятных черт характера, что он надеялся научиться любить ее. По правде говоря, Чарльз чувствовал в себе уверенность затмить ее своим великолепием настолько, что она падет к его ногам.

Ее привязанность к Дэвиду была настоящей и глубокой. Чарльз не сомневался, что у Руфи с его матерью установятся хорошие отношения, потому что во многом они походили друг на друга. Что же касается реакции отца, то тут он не мог сказать ровным счетом ничего определенного, точно так же, как он не имел ни малейшего понятия, признает ли отец Дэвида своим внуком.

Большую часть ночи Чарльз не сомкнул глаз, и когда наконец лег на кровать, сразу же уснул. В предстоящие дни он продумает и взвесит каждый аспект возможного будущего союза с Руфью.

* * *

В течение следующих нескольких недель Чарльз проводил с сыном все время, которое мог уделить без ущерба для деловых встреч и других забот на верфи. Постепенно вместе он и дядя Джеримайя составили новое расписание движения клиперов по всему миру, включив в него и два новых судна, строительство которых подходило к концу. Чарльз устраивал так, что в часы, которые он проводил с Дэвидом, Руфь постоянно находилась поблизости. Каждый вечер после ужина некоторое время они проводили вместе.

Ву-лин, несмотря на молодость, в отличие от Руфи оказалась довольно осведомленной в сердечных делах и первой почувствовала присутствие скрытых течений во внешне обыденных отношениях, между Чарльзом и весьма особенной гувернанткой, работающей по найму.

— Мои палочки из слоновой кости сказали правду, — как-то раз, хихикнув, заявила она.

Руфь также заметила внимание со стороны Чарльза, но отказывалась придавать этому значение.

— Скоро мистер Чарльз попросит вас выйти за него замуж, — сказала китаянка, напустив на себя при этом торжественный вид.

— Думаю, что нет, — Руфь считала крайне маловероятным, что Чарльз влюбился в нее.

— Вот увидите, — уверенным тоном настаивала Ву-лин. — Не удивляйтесь, когда он заговорит об этом. И, пожалуйста, мисс Руфь, если вы отправитесь с ним в Англию, возьмите с собой меня.

— Куда бы я ни поехала, ты поедешь со мной, — ответила Руфь, тронутая до глубины души тем, что взрослеющая девушка нуждалась в ее помощи.

В тот же вечер после долгой и особенно живой беседы с Чарльзом в гостиной Рейкхелла, Руфь попыталась разобраться в складывающейся ситуации. Медленно раздеваясь, она подумала, что не знает, как к ней относится Чарльз. Однако в данный момент ее гораздо в большей степени интересовало ее собственное к нему отношение.

Во-первых, и это самое главное, она не была влюблена в него, она вообще сомневалась, что способна полюбить кого-либо кроме Джонатана, теперь уже навсегда потерянного для нее. С другой стороны, Чарльз красив, ослепителен, обладает привлекательной внешностью, и ее тянуло к нему. Была ли эта тяга обусловлена родственным сходством с Джонатаном, как внешним, так и по характеру — этого Руфь так и не могла понять. Проверить же, что там, в глубине, она не имела возможности; однако ей достаточно было того, что каждое мгновение, проведенное с Чарльзом, было приятным само по себе. Она не могла обвинить себя хотя бы в самом легком флирте с ним.

Ей льстил интерес, который он проявлял к ней, и она достаточно трезво смотрела на жизнь, чтобы понимать, что брак с ним имеет множество преимуществ. Она бедна, и до переезда в дом Рейкхеллов ей приходилось бороться за существование на ту небольшую пенсию, которую она получала от компании за погибшего мужа, а также на те деньги, которые получала за воспитание Дэвида. Чарльз же был сказочно богат и с каждым месяцем становился все богаче. Если она станет его женой, то заботы о деньгах и хлебе насущном для нее кончатся навсегда. Наконец настанет день, когда он унаследует от отца титул баронета, и хотя социальные амбиции Руфи отличались крайней умеренностью, тем не менее она не отрицала, что не возражает, чтобы о ней говорили как о леди Бойнтон.

Руфь доводилось встречаться с родителями Чарльза во время их многократных приездов в Новую Англию, и поэтому не без оснований полагала, что сможет поладить с его матерью. Джессика вышла из семьи Рейкхеллов, в конце концов, поэтому не задирала нос и отличалась реалистичным, исключавшим глупости, подходом к жизни. Сэр Алан, с другой стороны, представлял для нее что-то вроде загадки, она никогда не могла сообразить, что он скажет в следующий момент, поэтому Руфи было трудно беседовать с ним.

Вне всякого сомнения, как жена Чарльза, она справится со всеми домашними обязанностями, а вот примут ли ее в свой круг в Англии его друзья-аристократы, этого она никак не могла предсказать. Руфь ничего не знала о высшем классе Англии, поэтому присущая ей прагматическая жилка заставила Руфь отложить этот вопрос в сторону и не ломать зря голову над проблемами, о которых у нее не было определенного представления.

Возможно наиболее по-настоящему важной причиной, побуждавшей Руфь принять предложение Чарльза, являлось ее отношение к Дэвиду, которое в случае брака приобретало прочную и постоянную основу. Она любила малыша, который называл ее мамой и очень нуждался в ней, для нее же сама мысль о разлуке с ребенком была нестерпимой.

«Может быть большая ошибка, — думала Руфь, — так полагаться на мнение Ву-лин». Здравый смысл советовал прекратить строить воздушные замки и воспринимать каждый день, проведенный с Чарльзом, таким как он есть и не пытаться заглянуть в будущее.

Однажды, недели три спустя после приезда в Новую Англию, Чарльз пригласил Руфь поужинать в ресторане «Вотэфрант» — единственном, который в Нью-Лондоне посещали состоятельные люди.

— Разумеется, мы дождемся, пока Дэвид и Джулиан отправятся спать, — заверил ее Чарльз.

Интуиция подсказывала Руфи, что в этот вечер Чарльз сделает ей предложение; внезапно нахлынувшее воспоминание о Джонатане заставило ее заколебаться и спешно искать причину для отказа.

— Нехорошо оставлять мистера Рейкхелла, — вымолвила Руфь.

Глядя на нее, Чарльз улыбнулся.

— Ошибаешься, дядя Джеримайя занят подготовкой ежегодного доклада для американских акционеров, так что он обрадуется возможности провести вечер за работой. Я уже поговорил с ним на эту тему, и он сказал, что наш выход будет удобен для всех.

— О… — Ее лишили оснований для оправданного возражения, и теперь было нелюбезно отказываться.

В этот вечер она надела темное платье из тафты со скромным вырезом и широкой юбкой, которое не надевала с того самого вечера, когда Эдмунд не вернулся домой из плавания. Ву-лин настояла на том, чтобы та подкрасила губы помадой. Затем юная девушка принялась за дело и наложила тени вокруг глаз, отчего они стали выглядеть просто огромными.

Даже Дэвид заметил перемены во внешности Руфи, когда он и Джулиан увидели ее за ужином.

— Мама красивая, — громогласно заявил он.

Чарльз одобрительно кивнул.

— Ты прав, сынок, и ты очень наблюдательный. Она действительно очень красивая.

Руфь почувствовала, как под тонким слоем рисовой пудры у нее начало гореть лицо.

Чарльз повез Руфь в ресторан в экипаже Рейкхеллов. Только раз в своей жизни ей довелось побывать в этом ресторане и теперь она была полна решимости не упустить ни малейшей мелочи. Однако блюда, которые, как она полагала, должны были быть самыми лучшими среди всех подобных заведений от Нью-Хейвена до Провиденса, показались ей совершенно безвкусными.

Чарльз изо всех сил старался произвести впечатление на Руфь, веселил ее анекдотами про Толстого Голландца и других странных людей, с которыми ему доводилось встречаться во время своих плаваний. И лишь перед самым уходом из ресторана он тихо произнес:

— Я собираюсь вернуться в Англию в ближайшем будущем.

Руфь невольно подумала, уж не подвела ли ее интуиция относительно предложения о женитьбе. Может быть, пригласив на этот неожиданный ужин, Чарльз хотел отблагодарить ее за все, что она сделала для Дэвида.

Всю дорогу домой в экипаже она молчала, и едва заметно кивнула, когда Чарльз предложил прогуляться по берегу Темзы. Вечер выдался теплым, поэтому Руфь сняла накидку из темной шерстяной ткани, которую Чарльз галантно взял у нее из рук и понес сам. Когда они подошли к огромному плоскому валуну, Чарльз помог ей сесть и устроился возле нее. Луна в три четверти сияла на усеянном звездами небе, отбрасывая серебряное отражение на поверхность воды, создавая романтическое настроение. Руфь ненавидела себя за то, что именно в эти мгновения вспомнила о том, что и Джонатан вместе с Луизой был на этом же берегу в ночь, приведшую к рождению Джулиана.

Без всякого вступления Чарльз подробно рассказал Руфи о своих отношениях с Элис Вонг, о том, как пожертвовав своей жизнью, она спасла его от нападения неизвестных бандитов и как потом он узнал, что у него есть сын, который живет с бабушкой Элис и ее двоюродной сестрой в крошечном домике в Кантоне.

— Я привез Дэвида и Ву-лин с собой, а остальное тебе известно, — сказал Чарльз.

Глубоко потрясенная рассказом Чарльза, Руфь смогла лишь спросить:

— Для чего ты рассказал мне все это?

— Потому что хочу, чтобы ты знала, — тихо проговорил он. — Теперь я скажу тебе остальное. Я хочу забрать Дэвида и Ву-лин с собой в Лондон.