Спустя несколько минут вернулась горничная.

– Миссис Смит вас примет, – объявила она и провела меня наверх, в уже знакомую комнату.

К моему удивлению, здесь находилась не только миссис Смит, но и Дамарис. Она стояла возле сидевшей в кресле матери, словно ища у нее защиты. Миссис Смит показалась мне еще более изможденной, ее огромные глаза горели какой-то непонятной мне решимостью.

– Доброе утро, миссис Роквелл, – тихим голосом приветствовала она меня. – Рада вас видеть.

Я приблизилась и пожала ее протянутую руку. Горничная вышла, прикрыв дверь, и мы остались втроем.

– Зачем вы пришли сюда? – быстро спросила она. – Это сейчас самое опасное для вас место.

Я вытащила из кармана письмо и протянула ей.

– Вы показывали его кому-нибудь еще?

– Ни единой душе.

– Почему же вы пришли ко мне?

– Потому что полагаю, что именно вы прислали мне эту записку. Я видела, как Дамарис выходила из Забав.

Она молчала. Не выдержав, я крикнула:

– Признайтесь, ведь это писали вы! Дамарис обняла мать со словами:

– Тебе нельзя волноваться. – Потом, почти вызывающе, она обратилась ко мне: – Вы расстраиваете маму.

– Уверена, что миссис Смит может помочь мне найти того, кто так усердно пытался расстроить меня!

– Не беспокойся, дорогая, – сказала миссис Смит дочери. – Разумеется, миссис Роквелл не следовало сюда приходить, но раз уж она здесь, я сделаю все, что в моих силах.

– Ты уже сделала...

– К сожалению, она не вняла моему совету!

– Какому совету? – осведомилась я.

– Уезжайте отсюда как можно скорее. Не теряйте ни минуты. Сегодня же возвращайтесь к отцу. Иначе... может быть поздно.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю слишком много... – устало бросила она.

– Так скажите, это ваша записка? Она кивнула.

– Вы должны бежать отсюда, если хотите, чтобы ваш ребенок увидел свет живым и здоровым.

– Почему я должна верить вам?

– Какой мне смысл лгать?

– Разве вы не видите, что я ничего не понимаю?

– Вижу. Вы упрямы. Вы не послушаете моего совета. Вам хочется раскрыть тайну. Вы слишком отважны, миссис Роквелл.

– Расскажите мне все, что вам известно, – потребовала я. – Вы обязаны это сделать.

– Мама... – прошептала Дамарис, и бесстрастная маска упала с ее лица. Я поняла, что она в ужасе.

– Вы должны рассказать мне, миссис Смит, – попросила я, взяв ее тонкую влажную руку. – Вы же сами это понимаете.

– Да, вы мне не поверите, пока я не открою вам всего. И не поймете.

– Так откройте же!

– Это долгая история... Она началась много лет назад.

– Я не спешу.

– Вот в этом вы ошибаетесь. Вам надо очень спешить.

– Все равно я не уйду, пока не узнаю всего.

– А если мне удастся убедить вас в том, что вам и вашему ребенку грозит опасность, вы уедете сегодня же?

– Да, если сочту это необходимым.

– Мама! – крикнула Дамарис. – Не надо! Не делай этого.

– Ты все еще боишься, Дамарис?

– Как и ты, мама. Мы обе боимся... всегда боялись...

– Да, – проговорила миссис Смит, – я действительно боюсь. Но я думаю о ребенке, и о жизни миссис Роквелл. Не можем же мы спокойно сидеть и ждать, что с ними станет, – как по-твоему, Дамарис? Сейчас не время думать о себе.

Я умирала от нетерпения.

– Скажите же мне, – умоляла я, – скорее!

Она еще немного поколебалась, потом с видимым усилием взяла себя в руки и начала:

– Я вышла замуж против желания своей семьи. Вы можете подумать, что моя история не имеет отношения ко всему этому, однако я хочу, чтобы вы поняли, откуда мне все известно...

– Да, конечно!

Она разгладила одеяло на своих коленях.

– У меня было небольшое личное состояние. Как вы знаете, когда женщина выходит замуж, ее деньги переходят в собственность мужа. Он нуждался в деньгах... и поэтому женился на мне. Мне казалось, он увлечен своей профессией, я хотела помогать ему. Пациенты боготворили его, он отдавал им всю душу. Но, видите ли, в нем жили два человека. На людях он был очарователен, заботлив, внимателен, а вот дома… Ему нравилась его роль, но не мог же он играть ее постоянно, – верно, Дамарис?

– Не надо, – пробормотала девушка. – Не делай этого. Если он узнает...

– Понимаете, – продолжила миссис Смит, – мой муж считал себя не простым смертным, подобным всем остальным. И действительно, он добился блистательного успеха, хотя начинал буквально с нуля. Я восхищалась им – поначалу. Но скоро он перестал притворяться передо мной. Это случилось еще до рождения Дамарис. А потом он очень негодовал, что она не родилась мальчиком, – ему хотелось сына, точную его копию, что в его глазах означало бы совершенство. Дамарис быстро научилась понимать его. Помнишь, Дамарис, – ты беспечно играешь, ты счастлива, ты забыла обо всем на свете – ибо дети легко забывают и потому счастливы. Вдруг в прихожей раздаются шаги, ты бросаешься ко мне и зарываешься в мои юбки, пытаясь спрятаться…

– Он жестоко обращался с вами?

– Не в физическом смысле – это не в его характере. Но он ненавидел меня. Да и как могло быть иначе? Получив мои деньги и разочаровавшись в возможности обзавестись сыном, он не видел во мне никакой пользы. О, эти тоскливые годы печали и страха... Не представляю, как у меня достало сил пережить их.

– Так значит, это доктор Смит пытался уничтожить меня... Но зачем?

– Об этом я тоже расскажу вам. Я встречалась с его молочной матерью, – она живет неподалеку отсюда в маленьком домике на пустоши. Однажды ей принесли младенца, рожденного цыганской девушкой, которая оставила свое племя и работала на кухне в Забавах. У нее был муж, цыган по фамилии Смит, но после рождения ребенка она ушла от него. Сэр Мэтью был неравнодушен к девушке. Не знаю, сделал ли он ее своей любовницей, однако Деверел в этом уверен. Он считает себя сыном сэра Мэтью. Теперь понимаете?

– Кажется, начинаю догадываться.

– Ну, а когда сэр Мэтью помог ему получить образование, у него не осталось сомнений. Он женился на мне и назвал нашу дочь Дамарис, поскольку Роквеллы всегда дают своим детям библейские имена. Но ему был нужен сын, наследник Кирклендских Забав! Вот почему…

Миссис Смит повернулась к плачущей Дамарис.

– Я должна рассказать ей об этом, – мягко сказала она. – Другого выхода нет. Мне следовало сделать это много раньше, но ты знаешь, как я всегда боялась его гнева…

– Умоляю, продолжайте! – попросила я.

– После нескольких неудачных беременностей меня предупредили, что я не должна больше иметь детей... Но он хотел сына! Я сделала еще одну попытку. Но ничего не вышло – ребенок родился мертвым, а я стала инвалидом. Можете себе представить, как он меня ненавидит! Уверена, он давно уже избавился бы от меня, если бы не Дамарис. – Она протянула руку и погладила дочь по волосам. – Понимаете, он опасается, что Дамарис выдаст его, если он отважится убить меня. – Она снова повернулась к Дамарис. – Видишь, детка, в каком-то смысле он в нашей власти. – Она продолжила, обращаясь ко мне: – Последнюю попытку родить сына я сделала четыре года назад. Я и до того была не слишком физически крепкой, но принимала посильное участие в жизни общины. Я даже играла в живых картинах одного из монахов и сохранила свой костюм. Но несколько месяцев назад ряса пропала.

– Так это была ваша ряса?

– Да, я сохранила ее из сентиментальных побуждений – она напоминала мне о времени, когда я еще не была прикована к постели.

– Но Дамарис помогала ему, – обвиняюще заявила я. – Она поклялась, что не видела монаха.

– Я не могла поступить иначе, – всхлипнув, объяснила Дамарис. – Отец приказал мне, и я не посмела ослушаться. Мы никогда ни в чем ему не перечим... Он велел мне повести вас через развалины – не слишком быстро, чтобы он успел прийти туда раньше нас. Увидев его, я должна была притвориться, что ничего не замечаю. От развалин к Забавам ведет подземный ход, отец обнаружил его, еще когда был мальчиком. Благодаря этому он мог появляться перед вами и в доме.

Разрозненные кусочки мозаики вставали на свои места. Да, доктору нельзя отказать в хитроумии. Меня переполняло ликование: слава Богу, желание, которое я задумала у Капающего колодца, исполнилось! Это оказался не Саймон!

– Но зачем ему все это понадобилось? – спросила я.

– Он поставил себе целью в один прекрасный день стать владельцем Забав. В детстве он с завистью наблюдал за нарядными гостями, которые приезжали в усадьбу. Видел, как летом они устраивали пикники, зимой катились на коньках; подглядывал в окно за балами. Это превратилось в навязчивую идею, он стремился любыми путями занять место, которое, по его мнению, принадлежало ему по праву рождения. Как средство он решил использовать Дамарис – она должна была выйти замуж за Люка.

– Но почему он был так уверен, что сумеет этого добиться?

– Моя дочь обладает редкостной красотой, и Люк не остался к ней равнодушен. Они часто бывали вместе. Думаю, муж нашел бы способ настоять на этом браке, – он умеет выведывать чужие секреты и использовать их в своих интересах. Возможно, он разузнал бы какие-то обстоятельства, компрометирующие сэра Мэтью... или миссис Грантли. Так или иначе, он бы добился своего. Габриель не слишком его беспокоил – он был слаб здоровьем, муж находил у него ту же сердечную болезнь, которая свела в могилу его мать. Впрочем, не исключено, что на самом деле сердце Габриеля было в полном порядке и все разговоры о болезни велись, чтобы его смерть выглядела естественной. Я не знаю всего. Но, женившись на вас, Габриель превратился в угрозу. Больше всего муж опасался, что у Габриеля может родиться сын, наследник... Он решил убить Габриеля, вы его тогда не беспокоили. И вот Габриель умер...

– Нетрудно представить, как это произошло, – угрюмо сказала я.

В голове у меня мелькали картины. Вот Габриель выходит на балкон. Увлек ли его туда доктор, или он вышел сам, как делал каждый вечер? Пятницы рядом не было, и некому было предупредить его о присутствии врага. Потом – быстрое движение за его спиной, рука, зажавшая рот, и бросок вниз, на каменные плиты двора. Самоубийство? Это объяснение показалось всем правдоподобным.