– Но вы же согласились на шиллинг, – возразила я.

Она замотала головой и притянула к себе несчастное животное; у меня сердце сжалось при виде его испуга. Я с мольбой взглянула на молодого человека, который с улыбкой спешился, опустил руку в карман и сказал:

– Вот вам два шиллинга за собаку. Не хотите – не надо. Цыганка не смогла скрыть восторга от свалившегося на нее богатства. Она протянула грязную руку, и незнакомец брезгливо опустил монеты в ее раскрытую ладонь. Поспешно передав ему веревку, цыганка заторопилась прочь, словно боясь, как бы он не передумал.

– Благодарю вас! – воскликнула я. – О, я так вам обязана! Песик тявкнул, видимо, выражая таким образом свою признательность.

– Первым делом его надо покормить, – проговорила я, спускаясь с лошади. – К счастью, у меня есть пирог с мясом.

Молодой человек кивнул, взял у меня из рук поводья и отвел лошадей к обочине; я же подхватила на руки свое приобретение, делавшее слабые попытки вилять хвостом. Усевшись с ним на траву, я вытащила пирог, и изголодавшийся пес с жадностью на него набросился. Молодой человек с интересом наблюдал за нами.

– Судя по всему, бедняге приходилось несладко, – заметил он.

– Просто не знаю, как вас благодарить, – сказала я. – Страшно представить, чем бы все закончилось, не появись вы так вовремя. Она ни за что не отдала бы мне его.

– Не стоит об этом думать, ведь теперь он ваш.

Я была растрогана тем, что он принимает судьбу животного так близко к сердцу, и с этого момента пес стал связью между нами.

– Отвезу его домой и буду хорошо за ним ухаживать, – решила я. – Как вы думаете, он поправится?

– Без сомнения. Ведь это выносливый уличный пес, а не изнеженная собачка, привыкшая лежать на бархатной подушке в дамском будуаре.

– Такой мне и нужен! – воскликнула я.

– Его надо регулярно кормить.

– Именно этим я и собираюсь заняться. Буду давать ему теплое молоко – понемногу, но часто.

Песик, похоже, понимал, что речь идет о нем, однако еда и волнение отняли у него остатки сил, и он лежал неподвижно. Выражение привычной печали покинуло лицо незнакомца, когда он покупал собаку и передавал ее мне, и я терялась в догадках, что же могло случиться с молодым человеком, явно не обделенным земными богатствами, чтобы поселить в его душе такую грусть? Меня одолевало любопытство, я разрывалась между двумя желаниями: остаться здесь и узнать побольше о незнакомце – и поскорей доставить домой песика, чтобы накормить его как следует. Впрочем, выбора у меня не было, ведь пес был слишком слаб от недоедания.

– Надо скорей ехать, – решительно сказала я. Молодой человек кивнул.

– Я сам повезу его, хорошо? – предложил он и, не дожидаясь ответа, подсадил меня в седло. Потом взял у меня собаку и спросил: – Куда мы едем?

Я указала направление, и мы двинулись в путь. Через двадцать минут мы достигли Гленфина, не обменявшись по дороге и десятком фраз. У ворот Глен-Хауса мы остановили лошадей.

– В сущности, он ваш, – произнесла я, – ведь это вы за него заплатили.

– Тогда я преподнесу его вам в подарок – Он улыбнулся мне глазами. – Но сохраню за собой право справляться о том, как ему живется. Вы разрешите мне к вам заехать?

– Разумеется.

– Завтра?

– Если хотите.

– А кого мне спросить?

– Мисс Кордер... Кэтрин Кордер.

– Благодарю вас, мисс Кордер. Ждите завтра визита Габриеля Роквелла.

* * *

Появление собаки привело Фанни в ужас.

– Ну вот, теперь весь дом пропахнет псиной! В тарелках будут плавать клочья шерсти, а в постелях прыгать блохи!..

Я промолчала и принялась за дело – весь остаток дня я через равные промежутки времени давала песику размоченный в молоке хлеб и даже ночью один раз покормила его. Притащив к себе в комнату большую корзину, я устроила ему постель. Это был счастливейший вечер в моей жизни, – удивительно, почему в детстве мне не приходило в голову попросить собаку. Может, я смутно догадывалась, что Фанни не позволит.

Но что проку сожалеть о прошлом – главное, что теперь собака у меня была.

Пес доверял мне с первой минуты нашего знакомства. Он лежал в корзине, не в силах пошевелиться, но его глаза говорили мне: я знаю, ты не причинишь мне зла. Эти глаза, уже любящие, неотрывно следили за каждым моим движением, и я понимала, что он будет предан мне до последнего вздоха. Надо было придумать ему имя. Как же его назвать? И тут я вспомнила, что сегодня пятница, и решила: так его и назову, пусть он будет моим Пятницей.

К утру стало ясно, что Пятница твердо стоит на пути к выздоровлению. Я с нетерпением ожидала визита Габриеля, ибо теперь, когда мои волнения по поводу собаки немного улеглись, мысли мои стали все чаще возвращаться к человеку, разделившему со мной это необычное приключение. Все утро я прождала напрасно и с огорчением подумала, что, должно быть, он уже забыл о нас. Мне же очень хотелось еще раз выразить ему свою благодарность, ведь я не сомневалась, что Пятница обязан жизнью его своевременному появлению.

Габриель приехал в четвертом часу. Я была в своей комнате с Пятницей, когда во дворе раздался стук копыт. Уши Пятницы приподнялись, хвост дернулся, словно он почувствовал приближение своего второго спасителя.

Я осторожно выглянула в окно, стараясь, чтобы снизу меня не было видно. Габриель был, безусловно, красив, но красота его была не по-йоркширски тонкой и благородной. В нем чувствовался аристократизм. Собственно, я отметила это еще вчера, но сегодня начала сомневаться: уж не показался ли он мне столь благородным по контрасту с хозяйкой Пятницы.

Я поторопилась спуститься вниз, ибо не хотела, чтобы Габриеля встретил недостойный его прием. На мне было темно-синее бархатное платье – мое лучшее, ведь я ждала гостя, – косы я уложила венцом вокруг головы.

Сбежав с крыльца, я встретила подъехавшего к дому Габриеля. Он снял шляпу и приветствовал меня жестом, который Фанни, без сомнения, назвала бы «дурацким», но который мне показался верхом изящества и учтивости.

– Вы все-таки приехали! – воскликнула я. – Пятница поправляется. Я окрестила его так в честь дня, когда он был найден.

Габриель слез с лошади, и в этот момент появилась Мэри. Я велела ей позвать конюха и проследить, чтобы он позаботился о лошади.

– Входите же, – пригласила я Габриеля, и когда он ступил в холл, наш дом показался мне светлее.

– Пойдемте в гостиную, – предложила я, – я позвоню, чтобы нам подали чай.

Поднимаясь по лестнице, я дала Габриелю полный отчет в том, как заботилась о Пятнице.

– Я схожу наверх и принесу его. Вы сами увидите, как он окреп.

В гостиной я раздвинула шторы и подняла жалюзи. Комната сразу оживилась, – а может, причиной тому было присутствие Габриеля. Он уселся в кресло, улыбнулся мне, и по выражению его лица я поняла, что в синем бархатном платье, аккуратно причесанная я сильно отличаюсь от той девушки в амазонке, которую он видел вчера.

– Я рад, что вам удалось спасти его. – На самом деле это ваша заслуга. Мои слова явно были ему приятны.

На звонок в гостиную прибежала Дженет. Она ошеломленно уставилась на гостя, а когда я попросила ее принести чай, была так поражена, словно я потребовала достать луну с неба.

Пять минут спустя в дверях появилась Фанни. На ее лице было написано негодование, отчего я тут же вскипела. Придется показать ей, кто теперь хозяйка в доме.

– Стало быть, у вас гости, – грубо буркнула Фанни.

– Да, Фанни, у нас гости. Будь добра, проследи, чтобы чай подали скорее.

Фанни поджала губы, очевидно, подыскивая достойный ответ, но я повернулась к ней спиной и обратилась к Габриелю.

– Надеюсь, вам не пришлось совершить слишком долгий путь?

– Нет, я приехал из гостиницы «Черный Олень» в Томблерсбери.

Я знала Томблерсбери. Это была деревушка вроде нашей милях в пяти или шести отсюда.

– Вы живете в «Черном Олене»?

– Да, я ненадолго там остановился.

– Приехали в наши края отдохнуть?

– Можно сказать и так.

– Вы житель Йоркшира, мистер Роквелл? Впрочем, я задаю слишком много вопросов.

Фанни в гостиной уже не было, – должно быть, отправилась на кухню или в кабинет к отцу. Ей наверняка кажется неприличным, что я одна принимаю джентльмена, – ну и пусть! И ей, и отцу давно пора понять, что тот образ жизни, который я вынуждена вести, не только невыносимо скучен, но и не пристал девушке с моим образованием.

– Ничего страшного, – отозвался Габриель. – Спрашивайте сколько пожелаете, а если я не смогу ответить, я так и скажу.

– Так где же ваш дом, мистер Роквелл?

– Мой дом называется Кирклендские Забавы и находится в местечке – точнее, рядом с местечком – Киркленд Морсайд.

– Кирклендские Забавы! Какое веселое название! Гримаса, на мгновение исказившая его лицо, показала, что мое замечание было не слишком удачным. Она открыла мне и еще кое-что: его жизнь дома не была счастливой. Так вот в чем крылась причина его меланхолии? Мне следовало немедленно обуздать свое любопытство, но сделать это оказалось невыносимо трудно.

Я быстро спросила:

– Киркленд Морсайд... Это далеко отсюда?

– Миль тридцать.

– Стало быть, вы здесь на отдыхе и вчера совершали верховую прогулку.

– Благодаря чему имел удовольствие помочь вам. Убедившись, что неловкость сглажена, я продолжала:

– Если вы не возражаете, я оставлю вас на минутку и схожу за Пятницей.

Вернувшись с собакой, я обнаружила в гостиной отца. Видимо, Фанни уговорила его присоединиться к нам и ему пришлось уступить требованиям приличий. Габриель рассказывал ему историю покупки Пятницы, и отец вел себя самым светским образом: он даже изображал интерес к словам Габриеля, которого, уверена, на деле не испытывал.

Пятница был еще слаб, однако сделал попытку приподняться в корзинке. Он был искренне рад видеть Габриеля, который почесал его за ухом своими длинными, изящными пальцами.