— Я буду крайне удивлена, если что-то придется мне по душе в этой стране варваров. Нужно лишиться разума, чтобы расстаться с Флоренцией и отправиться в северные края, от которых, кроме ревматизма, ничего не дождешься. Я сейчас очень хотела бы улечься в настоящую кровать... Если только вы знаете, что это такое!

Анжело Росси принялся ее успокаивать, обещая, что очень скоро она будет лежать в самой лучшей кровати, а Лоренца, смущенная бестактностью тетушки, попыталась извиниться за нее, сославшись на тяготы путешествия. И тут же услышала гневный голос:

— Не смей вмешиваться! Знатные дамы не нуждаются в мнениях юниц вроде тебя! Тебе бы на коленях меня благодарить за то, что я пошла на невыносимые страдания, чтобы ты явилась сюда по-человечески, а не в качестве «посольского багажа» сьера Филиппо.

Щеки девушки вспыхнули от гнева. Похоже, ей придется еще тяжелее, чем она думала.

— Будьте справедливы, тетя Гонория, я никогда не требовала от вас подобных жертв ради...

— Ради того, чтобы кокетничать с мужчинами, как поступала твоя матушка!

Ну, это уж слишком! Темные глаза метали молнии.

— Как вы смеете? О моей матери, которая носила имя Медичи!

— Она была незаконнорожденной! Ты поступишь разумно, если не будешь упоминать о ней.

Посол счел, что настало время вмешаться.

— Уверен, — начал он сурово, — что подобные разговоры не будут одобрены при французском дворе. И поэтому вынужден умолять вас, донна Гонория, никогда больше не вести подобных бесед, иначе...

— Иначе что? — надменно осведомилась Гонория.

— С величайшим сожалением я буду вынужден приказать вашим камеристкам отвести вас обратно в каюту, чтобы вы там дождались, когда галера отплывет в обратный путь. Капитану Росси я передам письмо для великого герцога.

— И вы дерзнете?

— Без малейшего колебания. Его высочество желает, чтобы его племянница была окружена почтением и дружеским расположением. Стало быть, мой долг неукоснительно исполнять его волю. Надеюсь, я ясно выразился? Полагаю, что вы меня поняли.

Ответ ему не понадобился, лицо старой ведьмы откровенно выразило недовольство и растерянность. Она передернула плечами.

— Сколько шума из-за пустяка! Ну, так и быть. Помогите-ка мне избавиться от этого гроба! И pronto!


***

В Марселе так же, как в Ливорно, понадобились носилки и две пары крепких рук для того, чтобы донна Гонория смогла покинуть корабль. Джованетти, проводив ее, подал руку Лоренце и спустился вместе с ней на пристань, он не хотел, чтобы Лоренцу сочли свитой старой мегеры. На пристани гостей ждал паланкин. Не очень-то хотелось Лоренце сидеть в нем рядом с тетушкой. По счастью, путь от порта Ласидон до улицы Друат был недолгим, Анжело Росси жил в красивом доме в одном из самых древних кварталов старого города, неподалеку от складов с товарами.

Когда они добрались до места, Лоренца вышла из паланкина, а лакеи понесли старую госпожу на второй этаж, где для нее и для Ноны была отведена опочивальня. Лоренца задержала Филиппо Джованетти внизу у лестницы.

— Могу я узнать у вас, каким образом мы будем добираться до Парижа? — осведомилась она.

— В карете, разумеется. Нам предстоит проехать добрых двести лье.

— И кто будет сидеть в карете?

— Вы, две камеристки и донна Гонория.

— А вы?

— С вашего позволения, я проделаю этот путь верхом.

— Вы получите мое позволение при одном условии: вы достанете лошадь и для меня. Неужели вы думаете, что я выдержу столько времени наедине со своей тетушкой? Боюсь, ни она, ни я не останемся в живых.

— Вы ездите верхом, мадонна?

— Езжу и очень хорошо. В мужском седле или амазонкой, безразлично. Дело только в одежде.

Посол удивленно поднял брови, но при этом улыбнулся:

— Интересные науки преподают в монастыре Мурате!

— Не в монастыре, а на нашей вилле во Фьезоле. У нас там есть старичок конюх, он и обучил меня искусству верховой езды. Я вас удивлю, не сомневайтесь.

— Вы меня уже удивили. И очень обрадовали возможностью путешествовать в вашем обществе. Я сейчас же отправлюсь к Росси и попрошу его достать седло для амазонки. Но признаюсь, не отваживаюсь и думать, что сказала бы донна Гонория, если бы увидела вас в мужской одежде. Боюсь, она скончалась бы от апоплексического удара.

— Вы уверены? Если бы я тоже была уверена в таком эффекте, то непременно бы облачилась в мужской костюм.

Посол от души рассмеялся, но девушка смотрела на него совершенно серьезно, и он постарался рассеять ее мрачность.

— Сделаю все, что возможно, — пообещал он. — Быть вашим спутником на протяжении нашей долгой дороги будет для меня истинным наслаждением. Особенно, если нам будет светить солнышко. Полагаю, что дождь примирит вас с каретой?

— Не примирит даже ураган. Все, что угодно, только бы не оставаться дни напролет с глазу на глаз с тетушкой! Выслушивать ее стоны и проклятия, ее придирки к каждому «да» и «нет», лишь бы со мной поссориться? Посмотрите, какой будет поток обвинений, когда она увидит, что я отказалась от ее общества! Но мне хватило нашего морского путешествия!

— Однако по прибытии в Париж вам придется жить с ней под одной крышей, вы не забыли об этом? Или вы думаете, что королева пригласит вас жить во дворце? В каких отношениях вы с Ее Величеством? Я полагаю, она вас любит.

— Ничего не могу сказать вам на этот счет. Мне было восемь лет, когда она уехала во Францию. А до этого она не демонстрировала своей привязанности. При встречах трепала по щечке и дарила на Рождество и Новый год по луидору[4], вот, пожалуй, и все. Она была взрослой, — кажется, ей было двадцать семь, я — маленькой. А вот кого она обожала, так это свою компаньонку — Леонору Дори, или Доси, которая отправилась с ней во Францию. Откуда она взялась, неизвестно, но помнится, что родовитого старичка без потомков уговорили ее удочерить, чтобы она могла занять достойное место среди окружения принцессы. Полагаю, она по-прежнему возле королевы?

— Синьорина Галигаи, ставшая синьорой Кончини? Не сомневайтесь, они неразлучны.

— Неужели она вышла замуж? Красотой она не отличалась — сухопарая, смуглая, темноволосая!

— И, тем не менее, вышла замуж за самого красивого из тех флорентийцев, что приехали в Париж вместе с королевой. И самого порочного тоже... Будьте осторожны с этой парой, они имеют огромное влияние на свою госпожу. Сам король Генрих их побаивается, а уж он не из трусливых. Он не раз пытался от них избавиться, но встречал такие громы и молнии, что, в конце концов, махнул на них рукой. Однако к вашему приезду, я думаю, они отнесутся благосклонно, кто как не они понимают, что, если их покровительница отправится в изгнание, они поедут вместе с ней.

— Иными словами, вы стараетесь не только для королевы Марии, но и для них?

— Об этих людях я и не помышляю, — отозвался Джованетти с чуть слышным оттенком суровости. — Я на службе у Его Высочества великого герцога Тосканского и больше никому не служу!

— Прошу меня извинить! Я не хотела вас обидеть.

Посол успокоил девушку улыбкой и проводил ее до самой опочивальни, где уже хозяйничала Бибиена, готовя своей госпоже горячую ванну. Опустив в воду мешочек с душистыми травами, старушка сказала своей любимице:

— Наконец-то вы избавитесь от корабельной вони! Да и я с вами заодно. В каюте донны Гонории стояло такое зловоние, будто от протухшей падали. Но теперь мои испытания позади, — заключила она с улыбкой на лице.

— Не совсем, — с ощущением внутренней неловкости сообщила ей Лоренца. — Я попросила сьера Джованетти достать мне лошадь и дальше поеду верхом. Лучше уж дождь и ветер, чем карета и донна Гонория... ну, и ты, конечно, тоже... Интересно, куда это ты отправилась?

Круглое лицо кормилицы с двойным подбородком и колечком волос на середине лба напоминало сердечко, но сердечко это выглядело сейчас очень грозным. Бибиена вытерла руки передником, опустила засученные рукава и направилась к двери.

— Искать крепкого мула. Лучше я приеду в Париж с задницей, продубленной, как старая кожа, чем сойду с ума от желания придушить эту старую ведьму! А такое ведь может случиться, и тогда вам придется заказывать мессы за мою несчастную душу после того, как меня вздернут на виселице!

После этих слов Бибиена хлопнула дверью.

На следующее утро Лоренца в светло-серой амазонке, отделанной розовыми атласными лентами и венецианскими кружевами, в бархатной серой шляпке с пером цапли, надежно укрепленной на ее блестящих косах, гарцевала на лошади. В ее глазах читался вызов, а посол с улыбкой смотрел на нее, пустив свою лошадь шагом. Они направлялись к воротам, ведущим из Марселя. За ними следом на упитанном муле, достойном самого епископа, трусила Бибиена. А за ней катила тяжелая карета, где расположились донна Гонория с верной Ноной. Нона старательно шевелила губами, погрузившись в молитву и стараясь отсрочить бурю, которая, судя по мрачности старой дамы, неминуемо должна была разразиться при первой возможности. Донна Гонория и слова не вымолвила, узнав, что племянница ускользнула от ее опеки на все долгое путешествие, во время которого она рассчитывала получить хоть какое-то удовольствие, читая девушке нотации. Не нужно было долгого знакомства со старушкой, чтобы догадаться, — гроза разразится вот-вот или чуть попозже...

Глава 2

Господа де Сарранс: отец и сын

В то время как Лоренца скакала по дорогам Франции, наслаждаясь чудесной погодой, а солнышко трудилось изо всех сил, чтобы украсить травой и цветами следы недавних войн между католиками и протестантами, в Фонтенбло двое мужчин совершали неспешную прогулку вокруг большого партера, ведя оживленную беседу. И хотя один был на много лет моложе другого и на целую голову выше старшего, сходство их не оставляло никаких сомнений: молодой Антуан де Сарранс был сыном своего отца. У них были одинаковые удлиненные лица, высокие лбы, орлиные носы. Даже разрез глаз был у них одинаковым, хотя цвет разным — зеленый у молодого и серый, в тон поседевших волос, у старшего. И еще одно несходство: старший носил усы и бородку точь-в-точь, как у короля Генриха, своего давнего кумира, а красивое мужественное лицо младшего было гладко выбрито. Надо сказать, что брился младший оттого, что на его левой щеке после одной из дуэлей остался шрам, и, когда лицо покрывалось щетиной, белая полоска шрама некрасиво выделялась. Поэтому молодой человек отказался от мужской красы, бороды и усов, к которым и раньше не питал большой симпатии. У красавца офицера легкой кавалерии было и еще одно основание гладко бриться — он щадил нежную кожу своих очаровательных любовниц. Ввиду их несметного количества молодой де Сарранс был вынужден частенько обнажать шпагу, что приводило в неистовство его начальника, графа де Сент-Фуа.