Неужели я до такой степени в тебе ошиблась?! Я думала, что подарю Риму лучшего из императоров, а ты ведешь себя как тиран!

— Выбирайте выражения, матушка, иначе мне придется доказать вам, что я действительно император!

— А кто сделал тебя императором? Да знаешь ли ты, что я могу уничтожить твою власть одним мановением руки? Завтра же я отведу Британника в лагерь преторианцев и верну ему украденную у него корону! Завтра ты превратишься в ничто, а Британник будет царствовать!

Нерон, побледнев от бешенства, вскочил на ноги и подошел вплотную к Агриппине, которая теперь едва доставала ему до плеча.

— Я знаю, чем обязан вам, матушка, — сказал он, пытаясь сохранить спокойствие. — Но я не желаю распространять на Палланта признательность, которая принадлежит только вам. Этот человек обогащался за счет императорской казны, и я велел прогнать его, как прогоняют недостойного слугу. Не советую вам просить за него, это бесполезно. Мое решение принято, и ничто не заставит меня изменить его.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно уверен.

— Тогда подумай о Британнике!

Толстые губы императора искривились в улыбке.

— Поверьте, матушка я постоянно думаю о нем!

И действительно, спустя неделю бедный Британник скончался при весьма странных обстоятельствах. Этот сильный юноша захворал внезапно, во время веселого пиршества. Агриппина поняла, что здесь снова не обошлось без Локусты, которая отныне ревностно служила Нерону, как прежде — его матери…

Затворившись в своих роскошных покоях, вдовствующая императрица впервые в жизни ощутила смертельный ужас. Она вдруг осознала, что любимый сын воистину плоть от плоти ее — так же жесток и не ведает никаких угрызений совести. Паллант был далеко, и она чувствовала себя совершенно одинокой во дворце. Но главное — Агриппина очутилась целиком во власти незнакомца, в душе которого, как ей казалось прежде, она читала, словно в открытой книге… Она хотела, чтобы Нерон царствовал, — и Нерон стал императором. Но с ее влиянием было покончено навсегда!

В последующие дни у нее не осталось сомнений в том, что ситуация ухудшается. Нерон не простил ей намерения посадить Британника на трон. Агриппине было предложено покинуть Палатинский дворец — она получила куда более скромный дом в Риме. Ее личная гвардия была распущена, а изображение исчезло с монет. Она оказалась теперь всего лишь матерью императора…

Рана Агриппины была глубокой, но на помощь пришла гордость. Никто не должен был увидеть, насколько она уязвлена и унижена. С гордо поднятой головой она покинула Палатинский дворец и, не удостоив вниманием предложенное ей жилище, удалилась в свой роскошный дом в Бауле, недалеко от Неаполя. Ей хотелось надеяться, что когда-нибудь Нерону понадобится помощь, и тогда он сам призовет ее к себе. Что ж, она выручит сына… но за это он должен будет возвратить Палланта!

Так все могло бы и оставаться. Нерон правил бы в Риме, Агриппина разводила бы цветы в Бауле, и каждый из них вел бы свою жизнь, не мешая другому. Но судьба решила иначе.

Красавица Акта, некогда внушившая Нерону столь бурную страсть, недолго оставалась его фавориткой — именно потому, что была слишком чистой и доброй, а молодого императора влекли более острые наслаждения. Как-то в присутствии Нерона стали расхваливать прекрасную Поппею, жену Сальвия Отона, принадлежавшего к кругу его ближайших друзей. Она получила приглашение во дворец — и это был удар молнии! Пышные формы Поппеи и ее надменная красота потрясли Нерона. Он безумно влюбился в молодую женщину и не стал этого скрывать.

Поппея ничуть не уступала Агриппине в честолюбии. Когда перед ней замаячила императорская корона, она решила устранить все преграды на пути к трону. Став любовницей императора, она прежде всего избавилась от мужа. Отона послали в Лузитанию, где он вскоре подхватил злокачественную лихорадку — ни один врач не взялся бы определить причину подобных болезней. Едва лишь Отон умер, прекрасная вдова потребовала удалить из дворца безропотную Акту. Естественно, в этой ничтожной просьбе Нерон отказать не мог.


Оставалось преодолеть еще два препятствия: избавиться от законной супруги императора Октавии и от его матери Агриппины. Из этих двух женщин Поппея более всего опасалась последней, ибо Агриппина, узнав о новой пассии сына, покинула свои приморские владения и принялась наконец обустраивать дом в Риме. Она хорошо знала Поппею, оплакавшую уже второго мужа, и считала связь с этой вероломной красавицей крайне опасной для Нерона, который и без того проявлял отцовскую склонность к развратным оргиям. Влияние Поппеи могло стать роковым.

В очередной раз мать попыталась вразумить сына и едва не добилась своего. Но Поппея не уступала ей в хитрости и понимала, что из них двоих кто-то должен исчезнуть. Она хорошо знала, как воздействовать на Нерона, и однажды ночью, когда он явился в ее покои, объявила, что более не допустит его на свое ложе.

— Но почему?! — взорвался Нерон. — Что означает этот отказ? Ты уверяла, что любишь меня!

Зеленые глаза Поппеи сверкнули из-под длинных ресниц, и она томно потянулась, чтобы подчеркнуть кошачью гибкость своего тела.

— Верно, я любила тебя… точнее, я любила мужчину, перед которым дрожал Рим. Я любила владыку мира, чья воля была законом для всех!

— А разве сейчас это не так?

— Конечно! — бросила Поппея с презрительной усмешкой на красивом лице. — Сейчас ты просто трусливый мальчишка, который дрожит перед своей мамочкой. Клянусь Венерой, если Агриппине вздумается выпороть тебя, ты сам побежишь за розгами!

Уловка была грубой, но подействовала. Побагровевший от ярости Нерон бросился на молодую наложницу и стал выкручивать ей руки.

— Да как ты посмела? Ты хоть понимаешь, что я могу сделать с тобой за такие слова?

— Мне наплевать! — прошипела Поппея, стиснув зубы от бешенства и боли. — Убей меня, если хочешь! Но никогда не будет мной обладать тот, кого водят на помочах! Пока жива Агриппина, тебе не освободиться от этих пут.

Невзирая на всю свою жестокость, Нерон побледнел: он понял, чего добивается его возлюбленная.

— Я не могу убить мать!

— Кто говорит об убийстве? Это будет просто несчастный случай… Твое участие не потребуется!

— Не могу!

— Ну, что же… в таком случае и я не могу принадлежать тебе. Мне нужен настоящий мужчина!

В ту же ночь Нерон в ужасе сбежал из ее спальни, закрыв ладонями уши. Однако любовь была сильнее — и он вернулся. Постепенно Поппее удалось уговорить его, и был разработан преступный план, в котором главную роль отвели ловкому сообщнику — мастеру на все руки. Его звали Аницетий, он был вольноотпущенником и несколько лет прослужил на римском флоте. Аницетий продумал все детали: Нерон отправится в Байи на торжества в честь Минервы и пригласит мать на роскошный пир, дабы отпраздновать примирение, а затем Агриппина вернется в Баулу морем, на императорской галере. Остальное Аницетий брал на себя.

Так и было сделано. Агриппина доверчиво откликнулась на приглашение сына. Нерон был нежен, внимателен, покорен… это походило на раскаяние. Осыпав мать поцелуями, он после пира лично проводил ее на галеру, проследил за тем, чтобы ей было удобно в отведенной для нее каюте, и пожелал доброго пути.

— Я была к нему несправедлива, — сказала Агриппина служанке. — Он хороший сын! Поппее пока не удалось развратить его.

Убаюканная сладкими мечтами, она не заметила, как опасно накренился потолок. Едва галера отплыла от берега, обитые свинцовыми полосами балки рухнули на обеих женщин. Служанка тут же завопила, что она — Агриппина: ей казалось, что так ее спасут быстрее. Но подбежавшие люди набросились на нее с веслами. Между тем императрицу защитил от балок возвышавшийся над кроватью балдахин. Она осталась невредимой, но с ужасом осознала, какая участь ее ожидает. Ни секунды не колеблясь, Агриппина спрыгнула в воду.

Ночь была ясная, до берега не слишком далеко, а плавала Агриппина отменно с детских лет. Она благополучно достигла побережья, где могла чувствовать себя в безопасности. Ее доставили на виллу в Баулу — место абсолютно надежное, — но мрачные предчувствия отравляли ей радость спасения. «Мой сын хотел убить меня! — думала Агриппина. — На этот раз у него ничего не вышло… но что будет в следующий раз?»

Когда Нерону сообщили, что его мать чудом избежала смерти, он впал в благородную ярость. Впрочем, к ярости примешивался и суеверный страх: на мгновение император вновь превратился в мальчика, напуганного мощью этой женщины, которую, по всей видимости, охраняли сами боги. Но рядом с ним были Поппея и Аницетий. Сообщники быстро организовали ложный заговор против императора, и схваченные «преступники» признались, что во главе их стояла Агриппина. Разве не положила она столько сил на борьбу с собственным сыном? И Нерон хладнокровно подписал смертный приговор.

Отныне руки у Аницетия были развязаны. Когда бывший моряк со своими людьми явился на виллу в Бауле, никто не решился оказать им сопротивление: весть о гневе императора распространилась быстро, и все в ужасе отшатнулись от Агриппины. Слуги разбежались, и даже любимая рабыня императрицы покинула ее.

Агриппина была одна в своей спальне — ей приходилось много лежать, поскольку она еще не совсем оправилась после происшествия на галере. Когда вошел Аницетий, она слегка побледнела, но самообладания не потеряла.

— Тебя прислал мой сын, чтобы узнать о моем здоровье? Передай ему, что мне гораздо лучше!

Вместо ответа Аницетий обнажил меч. Солдаты сделали то же самое. Агриппина переводила взгляд с одного лица на другое — и в каждом видела смерть. Тогда она посмотрела прямо в глаза Аницетию и, откинув покрывало, произнесла с невыразимым презрением:

— Рази во чрево! Оно должно быть наказано за то, что выносило Нерона!