Джон Пэрис - Кимоно

Световые скопления отправлялись в путь, двигались, останавливались, перегруппировывались и снова устремлялись вперед, пока наконец Асако уже могла в узкой деревенской улице у подошвы холма различить шутовские фигуры несших фонари и священный паланкин, нечто вроде громадного деревянного пчелиного улья: в центре каждой процессии его несла на сильных плечах толпа молодых людей под стук барабанов и неизбежное пение.

«Нами миохо ренге Кио». Медленно поднимались процессии по крутому подъему и наконец появились со своей тяжелой ношей перед храмом Ничирена.

— Я думаю, что это очень глупо быть такими суеверными, — сказала кузина Садако.

— Но тогда зачем мы здесь? — спросила Асако.

— Мой дед очень суеверен, а мой отец боится сказать ему «нет». Мой отец не верит ни в каких богов или Будду, но он говорит, что это не приносит вреда, а даже может быть полезно. Вся наша семья «гохел катсуги» — потрясатели священных символов. Мы думаем, что всеми этими молитвами нельзя отвратить несчастье от Такеши.

— А что такое с мистером Такеши? Почему его нет здесь? И Мацуко-сан, и детей?

— Это большая тайна, — сказала кузина Фудзинами, — вы никому не говорите. Даже со мной делайте вид, будто вы ничего не знаете. Такеши-сан очень болен. Доктор говорит, что он прокаженный.

Асако глядела, не понимая. Садако продолжала:

— Вы видели сегодня утром этих уродливых нищих. На них страшно смотреть, так сгнили их тела. Мой брат станет таким. Это болезнь. Этого нельзя вылечить. Она убьет его очень медленно. Может быть, его жена Мацу и дети тоже больны. Возможно, что и все мы больны. Никто не может сказать этого раньше чем через несколько лет.

Казалось, что ночь распростерла свои уродливые крылья. Весь мир внизу холма стал адской пропастью, а огоньки — остриями копий дьяволов. Асако дрожала.

— Но что же это значит? — спросила она. — Как заболел Такеши-сан?

— Это был приговор неба, — отвечала ее кузина. — Такеши-сан был дурным человеком. Он был груб с отцом и жесток со своей женой. Он думал только о гейшах и дурных женщинах. Нет сомнения, он заболел оттого, что прикасался к больной женщине. Кроме того, есть дурная инге в семье Фудзинами. Разве не говорила так старуха из Акабо? Это проклятие женщин Йошивары. Наступит и наша очередь, ваша и моя.

Неудивительно, что бедная Асако не могла заснуть в эту ночь от боязни разделить участь своей семьи.

Фудзинами Такеши был болен уже некоторое время; при этом его образ жизни едва ли можно было назвать здоровым. По возвращении его из летней поездки красные пятна появились на ладонях, а потом на лбу. Он жаловался на раздражение, причиняемое этой сыпью. Профессор Кашио был призван для лечения. Взяли для исследования кровь. После этого доктор объявил, что сын и наследник страдает проказой и что излечение невозможно.

Болезнь сопровождается раздражением кожи, но не особенно большими страданиями. Постоянное прикладывание компрессов успокаивает чесотку и часто может даже спасти пациента от самых ужасных разрушений и обезображивания. Но понемногу все члены теряют силу, пальцы на руках и ногах отваливаются, волосы выпадают, и сострадательная слепота скрывает от страдальца тело, в котором заключен его дух. Тоже будто из сострадания медленный упадок ослабляет внутренние органы. Часто вмешивается чахотка. Часто довольно простого холода, чтобы потушить теплящийся огонек жизни.

В деревне Кусацу, за горами Каруизава, есть естественный горячий источник, воды которого чрезвычайно действенны для облегчения болезни. Там находится больница для прокаженных. Туда и решили изгнать несчастного Такеши. Конечно, были уверены, что его жена Мацуко будет сопровождать его, кормить и доставлять ему все удобства жизни, какие только может. Ее собственная гибель была почти предрешена. Но не было ни вопроса, ни колебания, ни выбора, ни похвалы. Каждая японская жена должна стать Алкестой, если этого пожелает ее муж. Дети были отосланы в родовой поселок Акабо.

Когда Фудзинами вернулись в Токио, то крыло дома, в котором жил несчастный сын, было уничтожено огнем. Осталась куча безобразного мусора, груда углей, покрытых пеплом, и дымящихся палок. Наиболее печальный вид имел скрюченный железный остов иностранной кровати Такеши, бывшей некогда символом прогресса и духа хайкара. Предполагалось, что пожар возник случайно, но почему-то опустошения ограничились только оскверненным крылом.

Мистер Фудзинами Гентаро, раздраженный этим невиданным разрушением, хотел сейчас же отстроиться вновь. Но старый дед возражал: это место несчастья было расположено в северо-восточном углу зданий, в углу, который, как известно, наиболее подвержен нападениям «они» (злых духов). Он стоял за невозобновление разрушенного.

Это был уже не первый случай различия мнений двух глав семьи Фудзинами; они участились с тех пор, как грозовые облака скопились над домом в Акасаке. Но гораздо более острым вопросом был вопрос о наследовании.

Со смертью заживо Такеши не было больше мужского наследника. Несколько семейных советов собирались в присутствии обоих главных Фудзинами, и большей частью в домике старика; на них было и шесть-семь представителей боковых ветвей рода. Дедушка Генносуке, презиравший Такеши как мота, не хотел и слышать о защите прав его детей.

— У дурного отца — дурные дети, — изрекал он, и его неугомонная челюсть двигалась еще яростнее, чем обычно.

Он активно отстаивал то мнение, что проклятие отца Асако навлекло эти несчастья на семью. Кацундо и Асако были представителями старшей линии. Он сам, Гентаро и Такеши — простые узурпаторы. Стоит восстановить в правах старшую линию, и негодующий дух перестанет вредить им.

Таковы были аргументы деда Генносуке. Фудзинами Гентаро, естественно, поддерживал притязания своего собственного потомства. Если уж надо лишить наследства детей Такеши, потому что на них лежит пятно проказы, то ведь все-таки еще остается Садако. Она хорошо воспитанная и серьезная девушка. Она знает иностранные языки. Она может сделать блестящую партию. Ее мужа следует принять как наследника. Быть может, губернатор Осаки?

Другие члены совета качали головами и тяжело вздыхали. Разве больше нет Фудзинами в боковых линиях? Зачем усыновлять чужого? Так говорил член парламента, господин с опухолью, который, видимо, старался для себя.

Было решено прежде всего избрать кандидата в приемные сыновья и уж потом решить, на какой из двух девушек должен он жениться. Может быть, сначала следует посоветоваться с предсказателями. Во всяком случае, список подходящих претендентов должен быть подготовлен к следующему собранию.

— Когда люди говорят о будущем, — сказал дед Генносуке, — крысы на потолке смеются.

Так закончилась конференция. Еще не успел мистер Фудзинами Гентаро вернуть себе академическое спокойствие в своей недоступной для суеты читальне, как мистер Ито появился на ее пороге.

Масляное лицо его было влажнее обыкновенного, усы, напоминавшие по форме буйволовые рога, смотрели еще задорнее; и хотя осенний день был холоден, Ито обмахивался веером. Он заметно волновался. Перед тем как приблизиться к святилищу, он высморкался в небольшой квадратный кусочек мягкой бумаги — японскую замену носового платка. Он оглянулся вокруг, ища глазами, куда бы выбросить это; но, не найдя подходящего места в чистеньком садике, сунул бумагу в широкий рукав кимоно.

Мистер Фудзинами нахмурился. Он слишком устал от собственных дел и не был расположен заниматься чужими. Он хотел покоя.

— Поистине, погода становится заметно холоднее, — сказал мистер Ито с низким поклоном.

— Если есть дело, — оборвал его патрон, — то войдите, пожалуйста, в комнату.

Мистер Ито снял свои гета и поднялся в комнату из сада.

Когда он уселся в традиционной позе, скрестив и сложив ноги, мистер Фудзинами протянул ему пачку сигарет, прибавив:

— Пожалуйста, не стесняйтесь, говорите прямо, что хотите сказать.

Мистер Ито взял сигарету и медленно расправил картонный мундштук, составлявший ее нижний конец.

— Действительно, сенсеи, это нелегкое дело, — начал он. — Это дело, которое следовало бы предложить через посредника. Если я изложу его сам, как иностранцы, пусть хозяин извинит мою неделикатность.

— Пожалуйста, говорите ясно.

— Своим возвышением в жизни я обязан всецело хозяину. Я был сыном бедных родителей. Я был эмигрантом и бродягой по трем тысячам миров. Хозяин дал мне приют и выгодное занятие. Я служил хозяину много лет; мои ничтожные силы, может быть, содействовали увеличению семейных богатств. Я стал как бы сыном Фудзинами.

Он сделал паузу при слове «сыном». Его патрон уловил ее смысл и нахмурился еще больше. Наконец от ответил:

— Надеяться на слишком многое — опасная вещь. Избрание приемного сына очень сложный вопрос. Я сам не могу разрешать таких важных дел. В этих случаях должно быть совещание с другими членами семьи Фудзинами. Вы ведь сами высказывали мнение, что губернатор Сугивара, пожалуй, будет подходящей партией.

— Тогда разговор шел о Сада-сан, теперь я говорю об Асако-сан.

Внезапное вдохновение осенило мистера Фудзинами Гентаро, и вместе с тем он почувствовал облегчение. Отдав ее Ито, можно было устранить Асако и оставить дорогу к наследству открытой для его собственной дочери. Но Ито стал уже настолько влиятельным, что ему не следовало доверять.

— Я должен сказать вам заранее, — сказал хозяин, — что именно муж нашей Сада будет йоши Фудзинами.

Ито поклонился.

— Благодаря хозяину, — сказал он, — денег есть достаточно. Нет желания говорить о таких вещах. Просьба относится только к самой Асако-сан. Поистине, теперь говорит сердце. Эта девушка — прелестное дитя и к тому же вполне хайкара. Моя жена стара и бесплодна и низкого происхождения. Я хотел бы иметь жену, достойную моего положения в доме Фудзинами-сан.