Они вернулись на кухню. Вера сидела, подперев подбородок, а по лицу у нее опять струились слезы.

— Верка, ты опять? Хорош реветь! Картошка сейчас сгорит.

Вера встрепенулась и кинулась хлопотать по хозяйству.

— Вер, ты, это, разводиться не торопись, — порекомендовала Штукина.

— Как это? — удивилась Вера.

— Просто. Сама говорила, что жить тебе не на что. Вот и не разводись. Зачем сукам всяким жизнь облегчать? Двери перед ними в красивую жизнь открывать, ну, в эти, как ты там говорила, в бутики и салоны! И Жеребов твой пусть поборется теперь за мужское нелегкое счастье. За все ведь надо платить.

— Я ж, девочки, его видеть теперь не смогу. Как я жить-то с ним после всего этого буду?

Тася хмыкнула.

— Вера, Вера! А на фига тебе с ним жить и смотреть на него? У вас что, одна комната в коммуналке? — справедливо заметила Штукина.

— Давай-ка, подружка, пока он в своем Париже прохлаждается, собирай чемоданы да дуй к моей непутевой мамаше в Италию. Она тебя там пока в порядок приведет, потом мы с Дуськой подъедем, можем и Петрушку твоего с собой прихватить, если у него экзаменов не будет. Отпразднуем Новый год, а там уже вернешься и будешь решать, как дальше жить.

— Вот так, одним — все, а другим — ничего! Они в Италию поедут Новый год отмечать, а у меня, как всегда, усиление с круглосуточными бдениями на боевом посту! — тоскливо сказала Штукина, подперев голову рукой.

— Но как же? Как я все оставлю-то? — До Веры блестящая Тасина мысль, похоже, еще не дошла.

— Что «все», Вера? Петрушка твой совсем взрослый уже. В садик и в школу его возить не надо. Поручишь его своей домоправительнице. Рубашки Сельдерею твоему теперь, как я понимаю, есть кому погладить. А если она не такая, чтобы всяким чужим мужьям рубахи гладить, то ничего, мятый походит. Ему полезно. Как говорится, почувствуйте разницу. Покушайте мезима с ношпой да пельменей магазинных!

— Ага, или «Доширака», — вклинилась Штукина. — У нас менты этого «Доширака» просто обожают. Закусь — во!!!

Штукина подняла кверху большой палец, аргументируя прелести «Доширака». Тася посмотрела на нее укоризненно и продолжила свою агитационную пропаганду:

— Ты сейчас под горячую руку можешь дров наломать. А так успокоишься слегка, приведешь себя в порядок и примешь взвешенное решение.

— Слушай Таську, она все правильно говорит. — Лена Штукина запихивала в рот очередной кусок буженины.

Ну чего взять с этих ментов, вечно они голодные. Наверное, одним «Дошираком» сыт не будешь.

— Оставишь ему записку какую-нибудь загадочную, мол, уехала познавать самое себя. А еще лучше — «Графиня изменившимся лицом…», и пусть мучается, чего тебе стало известно и, главное, откуда! — продолжала Штукина с набитым ртом.

— Ну да! Он тут же к Таське кинется, а она ему все и выложит! — проворчала Вера.

— Вер, пусть лучше Таська выложит, чем ты сама. Ты сейчас не в адеквате. Ферштейн?

— Слушайте, а вдруг эта девчонка на телефоне чего-то перепутала? Вдруг он действительно сейчас в свой Китай летит себе зайчиком? — Вера жалостно смотрела на Тасю и Штукину.

Штукина крякнула и достала свою огромную записную книжку и мобильник.

— Мы по-простому, без органайзеров липестрических. Так, кто тут у нас в транспортном? Ага, отлично! Вы хочите неоспоримых доказательств? Обращайтесь к Штукиной! — сказала она, набирая номер. — Вовка! Штукина на проводе. Конечно, майор, а ты что, еще какую-то Штукину знаешь? А-а-а, ну спасибо за комплимент, пока нет, товарищ капитан. Или вы уже тоже майор? Или вы мне уже не товарищ? — Штукина захихикала. — Мне твоя помощь нужна. Да! Конечно, не просто так. Разумеется, спасибо не булькает. Обижаешь!

При этих словах Штукиной Вера кинулась к винному шкафу и достала снизу бутылку водки «Белуга». Штукина закатила глаза.

— Моя благодарность, товарищ капитан, будет просто натурально фантастической. Я тебе натурой отдам. Договорились? Угу. Мне надо, чтобы ты глянул, есть ли сегодня рейс до Парижа. А он есть. И выдал мне списочек пассажиров бизнес-класса. А? Конечно, иду по следу. Ага, мои клиенты экономом не летают! Угу. Целую. Жду.

Штукина нажала отбой, тяжело вздохнула, встала, взяла у Веры из рук бутылку и подошла к винному шкафу, поизучала его содержимое, крякнула, плюнула, вернулась на место и спрятала «Белугу» в свою бездонную сумку.

— Ну, что за люди! И водка-то у них за тыщу рублей! Испортишь ты мне, Верка, контингент своим буржуйством. Они ж теперь от нормальной водки нос воротить будут. Давайте есть уже. Через полчасика нам будет все доподлинно известно.

И они накинулись на еду. Тася, которая никогда днем не ела, очень удивилась проснувшемуся у нее зверскому аппетиту. Вот что значит попереживать как следует. А кроме того, жареная картошечка с румяной корочкой, домашняя буженина, маринованные грибочки да квашеная капустка Вериного приготовления — это вам не фигли-мигли, не салат «здоровье» из унылой зимней капусты, которым потчевали страждущих в обеденный перерыв на фирме у Таси. Через полчасика, когда они, борясь со сном после обильного и вкусного обеда, уже пили кофе и курили свои сигареты, капитан Вовка действительно позвонил майору Штукиной.

— Ага, записываю. Так, Татарский, Коломийцев, Серова, Котова, Мазурок и Жеребов.

У Таси всю сонливость как рукой сняло, и она увидела, как Вера почернела лицом. Видать, до последнего момента надеялась, что все образуется и окажется странным недоразумением.

— А Мазурок мужик или баба? — продолжала беседу Штукина. — Ага, Степан Иванович. Жаль. Ну ладно, Вовка, заходи завтра, благодарность уже при мне. И распечаточку захвати. Стой, а Жеребов, он Дмитрий Иванович? Ага. Пока.

Штукина дала отбой.

— Значит, Серова или Котова. Эх, жаль, что не Мазурок, — со злостью сказала она и забарабанила по столу своими длинными фиолетовыми ногтями.

— Тася, звони мамаше своей. — Вера судорожно сжала руку в кулак, аж костяшки пальцев побелели.

— Ты билет купи сначала. — Тася решила, что беспокоить непутевую мамашу пока не будет. Вдруг Вера передумает, а та начнет суетиться и нервничать. Мало ли чего, позвонит ей Сельдерей, скажет, что в Китае, Вера сопли распустит и никуда не полетит. Вон, сколько раз такую ситуацию Тасе в кино показывали. Вроде баба уже все поняла, осталось только дверью хлопнуть, а она все глаза зажмуривает и от беды своей отворачивается. Верит до последнего, ну, то есть до самого распоследнего, пока своими глазами в факте гнусного прелюбодеяния не убедится.

— Сейчас прямо и куплю. — Вера поковырялась в своем телефоне и связалась с доставкой билетов на дом. Билет оказался в наличии, Вера его заказала, и по всему выходило, что прямо завтра она должна лететь.

— Не передумаешь? — с подозрением поинтересовалась Тася.

Вера решительно замотала головой.

Тася тут же позвонила матери. Непутевая мамаша очень обрадовалась. Она всегда радовалась, когда к ней кто-то приезжал из России, а тут и вовсе Тасина подруга. Тася еще во второй приезд непутевой мамаши на родину познакомила ее с Верой и Штукиной. Они тогда очень понравились друг другу и всю ночь напролет болтали. Непутевая мамаша сказала, что обязательно встретит Веру и, более того, определит ее в какую-то расчудесную, просто волшебную клинику, после которой бабы становятся как новенькие и худеют аж на десять килограммов и даже больше. В зависимости от того, кому сколько надо.

— Вер, а деньги-то у тебя есть? — поинтересовалась Тася на всякий случай. Клиники-то в Италии, мягко говоря, совсем не дешевые.

— Ха! — Вера с победным видом достала из сумки кошелек с кучей кредиток.

— А я вот в книжке как-то читала, что одной бабе муж взял и перекрыл кислород. Все счета заблокировал, — задумчиво сказала Штукина, разглядывая Верины кредитки.

— Это ты не в книжке читала, а в кино видела. Сельдерей этого ни за что делать не будет. С какого перепуга? — поинтересовалась Тася.

— Не знаю. Я бы, Вер, на твоем месте чутка денег с карточки сняла да в лифчик засунула. Баксов триста. Так, на всякий случай.

— Правильно. — Тася согласилась со Штукиной. — Только что такое триста баксов? Надо бы тысяч пять евро в лифчике иметь.

— Никакой лифчик не выдержит, — прыснула Вера.

Тася и Штукина радостно переглянулись.

— Ну все, девки, мне еще собираться надо, дуйте по домам. Спасибо вам за все. Тась, ты меня завтра в аэропорт отвезешь?

— Обязательно.

Они обнялись, поцеловались, и Тася со Штукиной, довольные собой, с чувством выполненного долга, убрались восвояси. На работу возвращаться уже не имело смысла, и Тася, закинув подневольную Штукину на службу, отправилась домой.

Вечером Тасе позвонил Павел.

— Детка, с тебя причитается! — радостно завопил он в трубку.

Тася поняла, что действительно причитается, потому что деткой Павел ее еще ни разу не называл. Видимо, раздобыл какую-то важную информацию и гордился собой.

— Говори. — Тася ни капельки не возражала против того, чтобы немного побыть деткой. Даже интересно.

— Сережа Гавриков, глава представительства «Бауэр», имеет контракт с вашей фирмой на поставку компрессоров для Колгуева.

— Ты его хорошо знаешь?

— Отлично!

— Можешь мне завтра с ним встречу организовать?

— Легко. Тебе когда удобно?

— Лучше прямо с утра, часов в десять. И предупреди, что дело конфиденциальное.

— Жди.

Через полчаса Павел перезвонил и сообщил, что Гавриков готов принять ее в десять утра. Тася, в свою очередь, позвонила Аде Львовне и сказала, что с утра задержится, приедет к обеду, так как повезет подругу в аэропорт. Там надо быть к девяти, и Тася прикинула, что в десять уже сможет быть в офисе Гаврикова.

Когда Тася утром заехала за Верой, то была приятно удивлена переменам, произошедшим с подругой. У Веры в глазах появилась твердая уверенность, и, несмотря на то что она по-прежнему была не накрашена, а на голове у нее громоздился непотребный пучок волос с пластиковой заколкой, Тася начала узнавать ту прежнюю Веру, которую очень любила.