Сказав это, Кэтрин повернулась к мужу спиной и вышла из комнаты. Том смотрел ей вслед, а когда дверь закрылась за ней, он продолжал смотреть на дверь, размышляя над ее словами. Кэтрин сказала «часть нас», имея в виду тетю Кэти и Бриджит. Но она должна была бы сказать «часть меня», потому что эти люди были неотъемлемой частью его мира, для него же дело обстояло несколько иначе. Да, тетя Кэти приходилась ему такой же родственницей, какой приходилась ей, и он был искренне привязан к тете Кэти, но для Кэтрин Кэти значила намного больше, для нее она была как родная мать. Что же касалось Бриджит… Он любил Бриджит, как родную дочь, однако всегда помнил, что она ему не родная. Бриджит была дочерью другого мужчины, и при всей своей любви к ней он бы не смог назвать ее частью себя: она была частью Кэтрин, плотью от ее плоти, но не частью его. Он знал, что смог бы прожить и без Бриджит, и без тети Кэти, потому что у него была Кэтрин — Кэтрин, которую он любил всей душой и которая могла заменить ему весь мир. Да, Кэтрин была действительно частью его… Сейчас он подумал, что ведь Кэтрин не любит его с той силой, с какой он любит ее, и, наверное, никогда не любила. В то время как он мог бы жить только ею и чувствовать себя при этом полностью счастливым и удовлетворенным, ей было недостаточно его одного: она нуждалась в Бриджит, в Кэти, без них ее счастье не будет полным.

Том уронил голову на грудь и прикусил губу, чтобы не заплакать. Давняя рана открылась, и к нему вернулась привычная боль. Эта боль, которую он так умело скрывал от окружающих под маской весельчака, всегда жила в нем с тех самых пор, как он женился на Кэтрин. Женясь на ней, он уже знал, что никогда не сможет стать для нее всем на свете, — так же, как знал, что она не испытывает к нему по-настоящему сильных, глубоких чувств. Вряд ли она вообще согласилась бы выйти за него замуж, если бы ее не вынудили на это обстоятельства — и этими «обстоятельствами» была Бриджит.

Глава 9

Письмо от Дэниела пришло в среду с утренней почтой. Нелли принесла почту в столовую, когда они завтракали, и, как обычно, оставила ее на серванте. После завтрака Кэтрин принялась разбирать почту, и ей бросилось в глаза одно из писем. Оно было адресовано «мисс Бриджит Малхолланд». Кэтрин сразу же узнала почерк на конверте. Она все еще держала письмо в руках, когда с лестницы донесся голос Бриджит:

— Мама, ты не видела синюю тетрадь?

Кэтрин колебалась не больше секунды, прежде чем спрятать письмо в кармане своего цветастого халата.

— Что это за тетрадь, Бриджит? — спросила она и тут же закашлялась, приложив ладонь ко рту — горло почему-то свело судорогой.

— Ученическая тетрадь, мама. Я проверяла ее вчера вечером, когда пришел Питер, и не помню, где я ее оставила.

— Посмотри в кабинете. Я вчера убрала из гостиной твои бумаги и тетради и отнесла в кабинет.

Когда Бриджит отправилась в кабинет на поиски тетради, Кэтрин снова сунула руку в карман, где лежало письмо. Она знала, что поступает просто отвратительно и что должна сейчас же отдать письмо Бриджит. Но, поразмыслив, она все-таки решила не отдавать его сразу, а сначала посоветоваться с тетей Кэти. В конце концов, она может отдать дочери письмо во время ленча, сказав, что оно пришло с дневной почтой… О Боже, как же ей было стыдно! Но ведь она делала это для блага Бриджит, разве не так?

Как только Бриджит ушла в школу, Кэтрин поднялась к Кэти, которая, сидя в постели, заканчивала свой завтрак. Достав из кармана письмо, она протянула его старухе.

— Оно от Дэниела, тетя Кэти, — сказала она. — Я пока не стала отдавать его ей. Мне стыдно, ужасно стыдно, но я… я решила сначала посоветоваться с тобой.

Кэти взяла письмо у Кэтрин и, повертев его в руках, сказала:

— Подержи его над паром и открой, и тогда мы узнаем наверняка, были ли мы правы.

— О, тетя Кэти! — Кэтрин содрогнулась при этой мысли.

— Это единственный выход, Кэтрин. Иначе мы никогда не узнаем правды. Открой его аккуратно. Если мы с тобой ошиблись на их счет и он не пишет там ничего особенного, мы снова запечатаем его и отдадим ей. А если окажется, что мы были правы, тогда ты должна его уничтожить.

Кэтрин пристыжено опустила голову.

— Все это просто отвратительно, тетя Кэти, — прошептала она. — Мы поступаем мерзко, бессовестно. Я чувствую себя самой настоящей мошенницей, обманывая Бриджит.

— Ты права, моя дорогая, это в самом деле очень неприятно, но что поделаешь. Ты ведь знаешь, что это необходимо, — невозмутимо отозвалась Кэти. — Кстати, ты не в курсе, говорил ли с ней Питер о свадьбе вчера вечером?

— Я уверена, что они об этом говорили, тетя Кэти. Бриджит, правда, пока ничего мне не сказала, но у нее не было времени сегодня утром. Она встала поздно и очень спешила. Мне показалось, что она… — Кэтрин еще ниже склонила голову. — У нее были заплаканные глаза, тетя Кэти. Я думаю, она проплакала всю ночь.

— Что ж, пусть лучше поплачет сейчас, зато потом все будет в порядке. Если она натворит глупостей, то будет плакать до конца своих дней.

— Да, да, ты правильно говоришь, — согласилась Кэтрин. — Но знаешь, я заметила, что в последние дни не могу смотреть ей в глаза, — со вздохом добавила она. — Мне стыдно перед ней, тетя Кэти. Мы повели себя нечестно, скрыв от нее, что он был здесь в воскресенье.

— Ладно, ладно, иди открывай письмо, — поторопила ее Кэти. — Посмотрим, ведет ли она себя честно по отношению к нам и Питеру.

Кэтрин спустилась на кухню, воспользовавшись тем, что Нелли сейчас убирала в комнатах наверху и не могла видеть ее постыдных действий. Подержав конверт над кастрюлей с кипящей водой, она осторожно распечатала его и вынула оттуда исписанный с обеих сторон лист бумаги. «Дорогая, любимая Бриджит» — тут же бросилось ей в глаза. Она зажмурилась, устыдившись того, что делает. Но в следующую секунду она уже избавилась от угрызений совести и углубилась в чтение письма.


«Дорогая, любимая Бриджит, — писал Дэниел. — Как ты уже, должно быть, знаешь, я был у вас в воскресенье и прождал тебя до позднего вечера. Мне было просто необходимо тебя увидеть, пусть только на минуту. Это был адский день, Бриджит. Они сидели вокруг меня и разыгрывали из себя гостеприимных хозяев, а сами желали всей душой, чтобы я поскорее убрался. Я чувствовал это каждую секунду, но решил проявить твердость и непременно дождаться тебя. А потом пришло время уходить, а ты так и не появилась. Ты можешь себе представить, каково мне было? Уходя, я решил, что обязательно вернусь назавтра и скажу им всю правду, скажу, что я не могу без тебя жить и не собираюсь от тебя отказываться. Но, когда я проснулся в понедельник утром, я понял, что любое решительное действие с моей стороны может повлечь за собой смерть прабабушки. Это и остановило меня. Я знаю, ты бы никогда мне не простила, если бы с ней что-то случилось по моей вине.

Сейчас, пока я пишу тебе, я подумал, дорогая Бриджит, что, чтобы не травмировать тетю Кэти, я мог бы и подождать, пока она не отойдет в мир иной. Я готов ждать сколько угодно, любовь моя, если только ты расторгнешь свою помолвку с Питером. Не думай, что мне не жаль Питера, — он симпатичный парень, и я всей душой сочувствую ему. Но я так люблю тебя, Бриджит! Будь он хоть самым симпатичным парнем на свете, я не могу допустить, чтобы ты досталась ему. Я бы, наверное, предпочел бы скорее увидеть тебя мертвой, чем замужем за Питером. Мне так много надо тебе сказать, у меня столько планов! Знаешь, что я задумал? Усадьбу можно превратить в первоклассную частную школу. Что ты на это скажешь? Мы с тобой будем управлять частной школой… А если хочешь, я буду твоим учеником. Твоим самым послушным учеником, Бриджит.

Бриджит, любимая, мы обязательно должны увидеться. Прошу тебя, давай встретимся. Если я не увижу тебя, я могу натворить глупостей. Я не хочу ранить, чьи бы то ни было, чувства, поверь. Я ни в коем случае не хочу причинять боль твоим домашним. Я поэтому решил избежать объяснения с ними. И если у меня будет возможность хоть иногда видеться с тобой, я буду терпелив, обещаю. Я возвращаюсь в Кембридж в пятницу. В четверг я буду ждать тебя на дороге в Гринволл-Мэнор, на том же месте, что и в прошлый раз. Я знаю, что ты освободишься только во второй половине дня, но, пожалуйста, приезжай сразу же после школы ко мне. Я буду ждать тебя, Бриджит. Пожалуйста, приезжай.

Помнишь мою тираду насчет обожания? Я изменил свое мнение, Бриджит. Я больше не имею ничего против обожания, потому что я обожаю тебя. Обожаю, Бриджит, обожаю.

Твой Дэниел».


— О Боже! Боже мой! — в ужасе вскричала Кэтрин. Она отнесла письмо Кэти, и, когда та, прочла его, обе долго сидели молча, в замешательстве глядя друг на друга.

Они не находили слов, чтобы вынести приговор Бриджит или Дэниелу, не могли упрекнуть их за то, что они любят друг друга. Любовь молодых людей вызывала в них скорее симпатию, нежели осуждение, и каждая из них в глубине души желала, чтобы эта любовь могла осуществиться. Кэтрин даже засомневалась, права ли она, чиня препятствия Дэниелу. Но у Кэти не было сомнений. Дэниел принадлежал к роду Розье, в его жилах текла кровь Бернарда, а это означало, что в нем тем либо иным образом должны были проявиться черты этого столь ненавистного ей человека. Каким бы ни был милым и приятным с виду Дэниел Розье Третий, он не мог избежать этой наследственности. И она ни за что не допустит, чтобы Бриджит досталась отпрыску Бернарда Розье.

В ближайшие дни пришло еще одно письмо, которое тоже было вскрыто и прочитано тайком от Бриджит. Оно, в отличие от предыдущего, не начиналось с обращения «дорогая, любимая Бриджит». Это письмо было написано в резком тоне и выражало обиду и возмущение.