Кэти сначала очень обрадовалась: племянница вспомнила о ней, — ничего, что только из-за денег. Но она быстро разочаровалась в Люси, которая оказалась очень неприятной женщиной. И еще более неприятным человеком оказался ее муж, с которым Люси постоянно скандалила даже в первые месяцы брака. Но их дочь Кэти полюбила с первой же минуты. В Кэтрин она увидела свою Сару — Сару, когда та была еще младенцем, не ту Сару, которая превратилась в леди и пренебрегла своей матерью. И с годами ее привязанность к Кэтрин росла до тех пор, пока между ними не возникла та близость, которая возможна только между матерью и дочерью.

Разумеется, Люси ревновала свою дочь к ее двоюродной бабушке, которую девочка любила больше, чем родную мать. Она бы давно запретила Кэтрин бывать у Кэти, если бы не выгода, которую она извлекала для себя из их взаимной привязанности. Кэти не жалела денег на свою внучатую племянницу, мало заботясь о том, что эти деньги попадали в руки ее матери, которая пропивала их, вместо того чтобы потратить на детей. Люси регулярно посылала дочь к тете Кэти «занять» денег, — разумеется, эти долги никогда не возвращались.

Сейчас Кэтрин было восемнадцать лет. Последние семь лет она училась в женском колледже при монастыре, и теперь ей оставалось два года до получения диплома. Возможность дать девочке подобающее образование Кэти пришлось покупать — именно покупать, потому что Люси дала согласие на обучение дочери, только когда Кэти пообещала назначить ей взамен на это регулярную плату в один фунт в неделю.

Но этой постоянной платы оказалось недостаточно. Люси продолжала посылать Кэтрин за деньгами к тете Кэти. Сегодня Кэтрин тоже пришла просить денег, о чем Кэти сразу же догадалась по стыдливому выражению на лице девушки.

Она полулежала на диване в спальне, а Кэтрин присела рядом на стул и нервно переплетала пальцы обеих рук, не решаясь сказать ей о цели своего визита.

— Сколько ей нужно? — спросила Кэти, прежде чем Кэтрин успела заговорить.

— Она хочет, чтобы ты дала ей фунт, — прошептала Кэтрин, опустив глаза. — Она говорит, что должна внести четырехнедельную квартплату, но я знаю, что она заплатит только за две недели, а остальное потратит на…

Девушка замолчала, не желая произносить слово «выпивка».

— Она снова запила?

Кэтрин кивнула в ответ. Подняв голову, она прошептала скороговоркой:

— Мне так стыдно, тетя Кэти, так стыдно! Мне стыдно оттого, что она заставляет меня просить у тебя денег. Но еще стыднее мне оттого, что я… — Она на секунду умолкла и закрыла глаза. — Я, наверное, очень плохая, тетя Кэти, — сказала она теперь медленнее. — Но я часто ловлю себя на том, что желаю ее смерти.

— О, дитя мое! Ты ни в коем случае не должна так думать. Ведь она твоя мать. И она не виновата, что не может покончить с пьянством. Она уже давно пристрастилась к алкоголю и так втянулась в это, что теперь уже не сможет остановиться.

— Нет, тетя Кэти, она бы смогла с этим покончить. Смогла бы, если б у нее не было денег на выпивку. Но она знает, что ты…

Кэтрин с усилием сглотнула и снова умолкла.

— Она знает, что я готова дать тебе все, о чем бы ты меня ни попросила, — разумеется, в пределах моих возможностей, — продолжала за нее Кэти. — Она использует тебя, чтобы получать от меня деньги. Я прекрасно это знаю, моя милая.

Кэтрин взяла руку Кэти и нежно погладила.

— Вчера вечером мы с ней ужасно повздорили, и она не была пьяна, — сказала Кэтрин. — Она грозилась, что заберет меня из колледжа. Ей, видите ли, не нравится, что в колледже меня обучили хорошим манерам, и я стала вести себя не так, как подобает девушке моего класса. По крайней мере она так говорит. Я не выдержала и напомнила ей, что она согласилась отдать меня в колледж только потому, что ты пообещала платить ей по фунту в неделю до тех пор, пока я не закончу учебу. Но я боюсь, что она не позволит мне доучиться. Ее очень злит то, что я получаю образование. Она вполне может запретить мне ходить в колледж.

— Она не посмеет. Я позабочусь о том, чтобы ты завершила образование, на этот счет можешь не волноваться, Не забывай, она зависит от меня. А сейчас я дам ей десять шиллингов. Если она заплатит за квартиру — а за квартиру ей придется заплатить, — у нее останется совсем мало на выпивку.

Сказав это, Кэти дотронулась до щеки девушки. Кожа у Кэтрин была мягкая и шелковистая, в точности такая же, как у нее. Но на этом их сходство заканчивалось. Внешне дочь Люси Малхолланд походила на своего отца-ирландца. У нее были такие же темные глаза и густые черные волосы, такие же высокие скулы и большие полные губы. Только на лице Патрика большой рот говорил о слабости характера, а рот Кэтрин указывал на чувственность ее натуры. Но ни одна из черт матери не передалась Кэтрин; ее характер тоже не имел ни малейшего сходства с характером Люси, чему Кэти была очень рада.

Следуя внезапному порыву, Кэтрин подалась вперед и, наклонив голову, прижалась щекой к плечу Кэти.

— О, тетя Кэти, если б я только могла жить здесь, с вами! — проговорила она срывающимся голосом. — Знаешь, когда монахини рассказывают нам о рае, — она потерлась лицом о бледно-лиловый шелк платья Кэти, — я не вижу ангелов и сказочные дворцы на небесах. Я вижу этот дом и тебя.

— Моя дорогая девочка! — в голосе Кэти слышались и слезы, и смех. — Скоро все изменится к лучшему. Через два года ты закончишь колледж и получишь диплом учительницы. Когда ты начнешь работать, ты станешь хозяйкой своей судьбы и сможешь жить, как захочешь. — Она приподняла лицо Кэтрин и заглянула ей в глаза. — Где захочешь, моя дорогая, — повторила она. — Ну, а теперь успокойся. Ты ведь останешься у нас на чай, не так ли? А до чая пойди, прими горячую ванну.

Когда Кэтрин выходила из комнаты, на пороге появилась Бетти. Она с восхищением оглядела одежду девушки.

— Что ты скажешь о ее платье? — шепотом спросила она у Кэти, глядя вслед Кэтрин.

— Оно очень милое, Бетти.

— О, по-моему, оно просто замечательное. С ее вкусом она скоро станет самой элегантной женщиной в…

— Прекрати болтать, Бетти, и подойди сюда, — нетерпеливо перебила ее Кэти. — Ты хотела мне что-то сообщить?

Улыбка сошла с круглого лица Бетти. Она плотно прикрыла за собой дверь и подошла к дивану.

— Он вернулся, — сказала она. — Он сейчас в курительной комнате вместе с капитаном.

Кэти отвернулась к окну.

— Что ж, он не был уверен, что должен будет отплыть сегодня. Он сам так сказал.

— Значит, мне придется добавить еще один прибор. Ты ведь сказала, что Нильса не будет.

В эту минуту раздался громкий стук в дверь. Бетти открыла дверь и, поджав губы, вышла, даже не взглянув на сына Эндри, входящего в комнату.

— О! Ты отдыхаешь?

Нильс говорил по-английски с сильным акцентом, в отличие от Эндри, который после многих лет, проведенных в Англии, стал говорить, как коренной англичанин.

Кэти отвела глаза от гостя и, откинув голову на валик дивана, сказала нарочито усталым тоном:

— Да, Нильс, я отдыхаю.

— Ты устала?

— Да. Именно поэтому я решила отдохнуть.

На губах Нильса заиграла улыбка, которая лишь отдаленно напоминала улыбку Эндри.

— Обрати внимание на эту усталость, которая одолевает тебя посреди бела дня. Быть может, это первый симптом старости, — сказал он шутливым тоном.

— Это в самом деле так, Нильс, — серьезно ответила она. — Ты прекрасно знаешь, сколько мне лет.

— Не мели чепухи. — Нильс больше не улыбался, и на его лице появилось решительное, почти агрессивное, выражение. — Я больше не хочу слышать, сколько тебе лет. Ты выглядишь на сорок, и ни днем старше. Я тысячу раз говорил тебе это, и это правда. Ты сама знаешь, что это правда.

— Я ничего не знаю, Нильс, кроме того, что я уже далеко не молодая женщина, — спокойно сказала она.

— Перестань! — Он склонился над ней, опершись руками о спинку дивана, и приблизил лицо почти вплотную к ее лицу. — Ты молодая, и я тоже молодой. Мы оба молоды, — прошептал он. — Я знаю, в душе ты чувствуешь себя очень молодой. Ты только притворяешься, что считаешь себя старухой. На самом деле ты очень молодая и привлекательная женщина…

— Замолчи, Нильс! Я больше не желаю выслушивать твои речи! — Кэти отняла голову от валика дивана и резко выпрямилась. — Если ты собираешься продолжать в том же духе, я расскажу обо всем твоему отцу. Клянусь Богом, расскажу.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, и его лицо переменилось, приняв насмешливое выражение.

— Ох, Кэти, не пытайся меня напугать. Я прекрасно знаю, что ты ничего ему не расскажешь. Ты боишься того, что может случиться, если он узнает, — иначе ты бы не молчала все эти годы… Ладно, ладно, не будем больше об этом, — он выпрямился и отступил на шаг. — Не смотри на меня такими сердитыми глазами. Я не люблю, когда ты сердишься. — Он внезапно рассмеялся, глядя на ее вечернее платье, лежащее поперек кровати. — Когда я узнал, что мы не сможем отплыть раньше завтрашнего утра, я на радостях готов был подбросить в воздух шляпу. Таким образом, сегодня вечером у меня будет возможность наблюдать, как ты, одетая в розовую тафту, принимаешь у себя аристократию Вестоэ, самые сливки общества.

— Не говори глупостей, Нильс.

— Глупости? Разве это глупости? Ты ведь всю жизнь мечтала об этом!

— Ты ошибаешься, — ее голос звучал резко.

— Ладно, может, ты сама и не придаешь этому значения. Но мой отец всегда желал, чтобы ты сблизилась с кругами знати. И я прекрасно его понимаю. Я бы на его месте желал того же самого.

Они посмотрели друг на друга, и Кэти на какое-то мгновение показалось, что перед ней стоит Энди, каким он был тридцать лет назад. Но она знала, что этот человек не имеет ничего общего с Энди, кроме внешнего сходства. У Нильса совсем другой характер, и, хоть он и привлекателен внешне, в нем нет и сотой доли того обаяния, каким наделен Энди. Потому что даже сейчас, в восемьдесят лет, Энди был для нее все тем же обаятельным, чудесным мужчиной, который научил ее жить и любить, — единственным существующим для нее мужчиной на этом свете.