Сказав это, он снова повернулся к Кэти, с удовольствием наблюдая, как ее лицо покрывается мертвенной бледностью.

— Из разговора с дорогими мисс Чапмэн я также узнал и кое-что другое, — продолжал он, переходя почти на шепот. — Я узнал, что вы не виделись с вашей дочерью с тех пор, как она была годовалым младенцем. О Боже! Боже мой! Какой стыд для такой любящей матери, как вы! Но я могу это исправить, мадам, — он сделал широкий жест рукой. — У меня есть для вас сюрприз. Вам, наверное, будет приятно узнать, мисс Малхолланд, что ваша дорогая дочь — точнее, наша дорогая дочь — находится сейчас в этом доме?

Так больше не могло продолжаться. Нет, она больше не могла этого терпеть. Кэти подумала, что, если б у нее в руках был сейчас какой-нибудь тяжелый предмет, она бы непременно запустила им в Бернарда… Но что он сказал? Он сказал, что ее дочь находится сейчас в этом доме? Значит, она может увидеться с дочерью?

Она еще не успела полностью осознать смысл его слов, когда Бернард, обернувшись к двери, позвал:

— Кеннард!

В ту же секунду дверь распахнулась, и на пороге появился дворецкий.

— Скажи мистеру Дэниелу, чтобы он сейчас же спустился в библиотеку вместе… вместе со своей женой.

Лицо Кеннарда осталось таким же невозмутимым, каким оно было всегда. Кивнув, он прикрыл за собой дверь и пошел выполнять приказ. Кэти пошатнулась и посмотрела вокруг себя обезумевшим взглядом. Мистер Хевитт тут же подскочил к ней и, пододвинув стул, помог ей сесть.

Бернард Розье, теперь полностью удовлетворенный, отвернулся от Кэти и подошел к столу, на котором стояли графин с виски и стакан. Налив себе полный стакан и залпом осушив его, он повернулся лицом к двери и стал терпеливо ждать, время от времени поглядывая краем глаза на Кэти, сидящую на стуле, и Хевитта, который стоял рядом с ней, положив руку на ее плечо.

Кэти тоже не сводила глаз с двери. Когда дверь открылась и в комнату вошла высокая стройная девушка, ее сердце болезненно сжалось. Не в силах пошевелиться, она смотрела на девушку широко раскрытыми глазами, — и ей казалось, что она видит себя саму в далекие времена своей встречи с Энди. Ее дочь была в точности такой, какой Кэти была в юности, с той лишь разницей, что Кэти в двадцать лет еще не обучилась манерам светской дамы, а эта девушка держалась как настоящая леди.

Вслед за девушкой в комнату вошел молодой человек. Он недоуменно огляделся, и его взгляд остановился сначала на отце, потом на незнакомой женщине, сидящей на стуле возле окна. В течение нескольких секунд он с любопытством разглядывал женщину, так, словно что-то в ее внешности поразило его, потом снова перевел взгляд на отца.

— Ты хотел меня видеть?

Бернард Розье медленным шагом направился к сыну. По пути он взял с маленького стеклянного столика коробку с нюхательным табаком, не спеша открыл ее и взял большим и указательным пальцами левой руки щепотку табака. Так же медленно он поставил коробку на место, переместил табак из левой руки в правую и, сунув его себе в нос, втянул в себя воздух.

— Да, я хотел тебя видеть, — сказал он, наконец. — И не только я. Как видишь, у нас гости.

Дэниел Розье снова посмотрел на Кэти и на мистера Хевитта. От юноши не ускользнуло огорченное выражение их лиц, в особенности лица женщины, и он понял, что здесь происходит что-то неладное.

— Может, ты все-таки объяснишь, зачем ты вызвал меня… нас? — осведомился он, поворачиваясь к отцу, и его тон был резок и нетерпелив.

Бернард, казалось бы, не придал значения тому, что его девятнадцатилетний сын обращается к нему без должного почтения. Широко улыбаясь, он подошел к дивану и остановился в нескольких шагах от того места, где сидела Кэти. Опершись рукой о спинку дивана, он повернулся к девушке, стоящей посреди комнаты.

— Я хочу, чтобы ты посмотрела на эту женщину, одетую как леди, — сказал он, сделав презрительный жест в сторону Кэти. — Она случайно никого тебе не напоминает?

Кэти и ее дочь посмотрели друг на друга. Рука Кэти судорожно сжимала воротник шубы. Она с трудом удерживалась от того, чтобы не броситься к этой девушке, которая была плотью от ее плоти, прижать к себе свою единственную дочь, которую она в течение стольких лет мечтала увидеть.

— Нет.

Ответ Сары был четок, в нем не было и тени колебания.

Бернард Розье громко расхохотался.

— Ты, наверное, редко смотришься в зеркало, моя дорогая, — сказал он. — Вы двое должны встать рядом перед зеркалом, тогда ты, быть может, заметишь, как ты на нее походишь, потому что эта женщина, — он кивнул в сторону Кэти, — твоя родная мать.

Взгляды Кэти и ее дочери снова встретились. В течение долгой минуты они молча смотрели друг на друга, и Кэти казалось, что эта минута длится целую вечность.

— О нет! — вдруг воскликнула Сара так, словно отталкивала от себя что-то постыдное. — Нет!

Это восклицание ранило Кэти в самую глубину души. Никогда в жизни ей не было так горько, как сейчас.

— Да, — сказал Бернард Розье. Его тон был невероятно довольным. — Да, моя милая, да. Посмотри, у нее в точности такие же глаза, как у тебя. Разве это недостаточное доказательство? Эта женщина отдала тебя Чапмэнам, когда тебе был год. Насколько мне известно, они внушили тебе, что ты — дочь их умершей сестры. Но это ложь. Твоя настоящая мать — вот эта женщина. — Он снова махнул рукой в сторону Кэти, прежде чем заключить: — И эта женщина — потаскуха и сводня.

— Неправда! Как вы смеете! — Ярость пересилила в Кэти страх. Она вскочила на ноги и шагнула было к Бернарду, но, почувствовав слабость в коленях, остановилась и ухватилась за спинку стула. Обращаясь к дочери, она выговорила дрожащими губами: — Я… я, в самом деле, твоя мать. Но этот человек лжет, я не шлюха. Я порядочная женщина…

— Ха-ха, порядочная женщина! — воскликнул Бернард Розье, и все присутствующие обернулись к нему. — Порядочная женщина, которая владеет доброй половиной публичных домов в Шилдсе! Порядочная женщина, которая живет со шведом, — и он лишь один из многих…

— Отец!

Возглас Дэниела прозвучал как приказ. Бернард замолчал и медленно повернулся к сыну.

— Да? — сказал он очень спокойным тоном, который, однако, звучал еще более устрашающе, чем его крики.

— Прекрати ее оскорблять! Я не знаю, что ты имеешь против нее, и это меня не интересует. Ты сказал, что эта леди — мать Сары. Может, это в самом деле так. Ну и что? Какое это имеет значение? Ты говоришь так, словно разоблачаешь, Бог знает какое, преступление.

— Преступление? — голос Бернарда был все так же спокоен. — Нет, это не преступление — пока это всего лишь воссоединение матери с дочерью. Ты употребил слово «преступление» слишком рано, мой милый. Но когда я расскажу тебе обо всем остальном, ты действительно сможешь назвать это преступлением.

Бернард медленно прошел мимо сына и приблизился к Саре, которая держалась обеими руками за спинку дивана. Когда он протянул к ней руку, девушка резко отпрянула.

— Не прикасайтесь ко мне, — прошептала она.

Рука Бернарда замерла в воздухе, и он окинул девушку пристальным взглядом.

— Не прикасаться к тебе? — спокойно повторил он. — Но, моя дорогая, я имею полное право к тебе прикасаться. Видишь ли, я прихожусь тебе родным отцом. Я зачал тебя, когда твоя мать была судомойкой у нас на кухне, грязной девчонкой, выпачканной в помоях.

За этим последовало гробовое молчание. Никто из присутствующих не пошевелился. Они стояли, как каменные изваяния, затаив дыхание до тех пор, пока не послышался глубокий вдох, и в ту же секунду Дэниел Розье прыгнул на отца и повалил его на пол.

Раздался пронзительный крик. Но кричала не Кэти, а ее дочь. Сара стояла, прижав обе руки к щекам, и испускала один дикий вопль за другим.

Дверь библиотеки распахнулась, и в комнату вбежал Кеннард. При виде хозяина, катающегося по полу в обнимку с сыном, он резко остановился и так и остался стоять возле порога, пока его не оттолкнул Эндри, прибежавший на шум. Окинув быстрым взглядом комнату, Эндри сразу же понял, что здесь произошло. Он бросился к дерущимся мужчинам и, схватив за шиворот того из них, кто был сверху, заставил его разжать пальцы, сомкнувшиеся вокруг шеи противника, и одним резким рывком поднял на ноги. Не отпуская молодого человека, он посмотрел на старшего мужчину, лежащего на полу. Интуиция подсказала ему, что это и есть тот самый человек, встречи с которым он желал уже долгие, долгие годы.

— Ты свинья! Ты грязная, мерзкая свинья! — кричал Дэниел срывающимся голосом, с ненавистью глядя на отца и пытаясь тем временем стряхнуть с себя руку Эндри, держащую его за воротник. — Я убью тебя! Я убью тебя за то, что ты сделал. Я… я должен был догадаться, что ты не случайно торопил нас со свадьбой, что за всем этим стояли твои дьявольские козни. Но я убью тебя. Убью, слышишь?

Он всхлипывал, но его глаза были сухими. Бернард Розье с усилием поднялся с пола. Пошатнувшись, он дотронулся до шеи, на которой пальцы сына оставили малиновый след.

— Ты можешь убить меня, когда тебе будет угодно, — сказал он, с трудом переводя дыхание. — Но имей в виду: тебя за это повесят. Подумай, что станется с твоей вдовой, если ты закончишь свою жизнь на виселице.

Дэниел продолжал вырываться, дрожа и извиваясь всем телом, но пальцы Эндри крепко сжимали его воротник. Удерживая молодого человека, Эндри посмотрел на Бернарда. Он сказал всего лишь одно слово, и сказал его по-норвежски. Но по его тону было понятно, что это самое ужасное ругательство, какое только можно себе представить. Оно исходило из самых глубин его существа и несло в себе всю ненависть и презрение, на какое способен человек.

От Бернарда Розье это не ускользнуло. Им овладела бешеная ярость, и он, шагнув к Эндри, закричал: