Я смеюсь.

— Ну и с чего начать? Поездка — скука смертная. Если Гэбриел сходит еще хотя бы на один сеанс эпиляции, на нем не останется ни дюйма кожи. «Кларидж»… — Я окидываю взглядом роскошный номер — сплошь белоснежные ткани и золотая отделка. — Красота.

— Ты что, вконец пресытилась? Мне в жизни не доведется побывать в «Кларидже». Подробности, Кэти! Как выглядит Гордон?

— Круто. Велел Гейбу валить на хрен, когда тот попросил блюдо с пониженным содержанием углеводов.

Мэдс смеется:

— Хотела бы я это видеть. А какой у тебя номер?

— Огромный. В одной спальне поместился бы весь ваш дом.

Она свистит:

— Рассказывай дальше.

Я послушно расхаживаю по номеру, описывая толстый ковер, мягкие белоснежные полотенца, содержимое вместительного бара. Отдергиваю тяжелые занавески и открываю окно, чтобы подруга могла услышать шум лондонского транспорта. Мэдс охает и ахает, а я ощущаю себя мошенницей. Я написала роман, забыла Джеймса, сижу в роскошном номере — но никогда еще не была такой несчастной. Какой смысл торчать в шикарной комнате в полном одиночестве? С момента приезда я лишь смотрела телевизор и скучала по Олли. Даже позвонила ему домой и оставила сообщение, предупредив, что я в городе — на тот случай, если Ол захочет повидаться. Я оставила название отеля и номер телефона, но до сих пор не получила ответа. Надеюсь, он сдержит обещание и придет на вечеринку к Джуэл.

Лучше не говорить Мэдс, что я звонила Олли. Ей вряд ли понравится узнать о том, что я шесть раз подряд выслушивала сообщение на автоответчике лишь потому, что мне становилось тепло и приятно от звуков знакомого голоса. Не хочу, чтобы лучшая подруга сочла меня психопаткой…

Ведь я не психопатка, а всего лишь пытаюсь взять судьбу в свои руки, не так ли?

— Кэти! — раздается негодующий голос из трубки. — Перестань молчать! Во что ты одета? Какие на тебе туфли? Расскажи!

Я послушно подхожу к огромному гардеробу, в котором запросто поместится вся Нарния, распахиваю дверцы и смотрю на прекрасное зеленое платье от Элис Темперли, сплошь в блестках и вышивках — самый красивый наряд в моей жизни. На полу стоит пара туфель от Джимми Чу, в которых предстоит пройти по красной дорожке. Некогда я бы жизнь отдала, лишь бы заполучить эти прекрасные вещи, а сейчас, когда они мне принадлежат, чувствую себя такой измученной…

Я рассматриваю в огромное зеркало загорелую гладковолосую Кэти Картер и внезапно ощущаю тоску по прежней — пухлой и кудрявой. До боли скучаю по себе самой…

Сворачиваюсь клубочком на кровати.

— Как надоело всем врать!

— Осталось всего два-три дня, — успокаивает Мэдс. — В любом случае подумай о своей книге. Общение с мистером Рочестером наверняка снабдило тебя отменным материалом.

— Не думаю, чтобы настоящий мистер Рочестер делал маникюр…

Назовите меня лицемеркой, но если мужчина торчит в ванной дольше, чем я, — в этом есть что-то неправильное.

— Но главное, — продолжает Мэдс с терпением человека, разъясняющего амебе принцип действия атомного реактора, — что женщины по всей Британии считают Гэбриела чертовски сексуальным. Именно такой материал тебе и нужен. Ты, если не ошибаюсь, искала своего героя.

Я что-то бормочу в знак согласия и пытаюсь заглушить внутренний голос, который утверждает, что Олли, в дырявом свитере, вылинявших джинсах и босиком, в сто раз сексуальнее, чем ангелоподобный Гэбриел.

— Кэти, ты все мне рассказала?

Как неприятно, когда друзья читают твои мысли.

— Ты уверена, что перестала думать о Джеймсе?

Пожалуй, стоит лишить Мэдди звания лучшей подруги. Она задает слишком много личных вопросов. Я объяснила, что решила уйти от Гэбриела из-за того, что сделал Себ, но умолчала, отчего настолько зла и расстроена. Мэдс чует, что дело нечисто, но, слава Богу, я спасена от необходимости лгать: в дверь стучат, и кто-то нервно покашливает. В номер заглядывает менеджер отеля.

— Прошу прощения, мэм, но пришел какой-то джентльмен и желает вас видеть. Говорит, что по неотложному делу. Прогнать его?

О Господи. Сердце начинает бешено колотиться. Это Олли! Получил мои сообщения и пришел, чтобы повидаться! Во рту у меня тут же пересыхает, я не могу говорить, лишь энергично киваю.

— Мне надо идти, перезвоню потом, — говорю я Мэдс, кладу трубку и мечусь по комнате словно безумная, покусывая губы и похлопывая себя по щекам, — точь-в-точь героиня Джейн Остен. Потом останавливаюсь перед зеркалом в надежде, что в новеньких джинсах моя талия действительно кажется тоньше, а зад — меньше. Понравлюсь ли я Олли в таком виде?

В дверь громко стучат. Я открываю — и сердце обрывается, когда я вижу гостя.

— Привет, Пышка, — воркует Джеймс, входя в номер. Он оглядывается, буквально пожирая глазами каждый предмет. — Боже… Кажется, ты и впрямь достигла вершин…

Я не намерена отвечать. Джеймс неряшлив, лицо у него серого оттенка, белки глаз испещрены крошечными красными жилками, костюм помят, воротничок рубашки засален.

Я закрываю дверь и скрещиваю руки на груди.

— Что тебе надо? И откуда ты узнал, где я?

Джеймс почесывает переносицу.

— У меня свои источники…

В его улыбке нет ничего приятного — так, должно быть, улыбается крокодил, прежде чем проглотить добычу. Меня охватывает раздражение.

— Убирайся, Джеймс, пока я не вызвала охрану.

— Я бы на твоем месте не торопился. Что скажет твой бойфренд, — Джеймс присаживается на краешек кровати и задумчиво пружинит, — если узнает, что ты пригласила в номер бывшего жениха?

— Я тебя не приглашала, — напоминаю я. — Ты сам вломился.

— Невелика разница… — Он пожимает плечами, и я замечаю, что костюм висит на нем как на вешалке. — Вызовешь охрану — и весь отель узнает, что подружка Гэбриела Уинтерса осталась наедине с другим мужчиной. Что подумают люди?

— Джеймс, здесь останавливается Мик Джаггер. По-твоему, кому-нибудь есть дело до того, что бывший банкир нанес визит никому не известной женщине?

— Ну, тебя не назовешь никому не известной. Ты подружка первого красавца Британии. Все пытаются понять, каким чудом ты сумела его обворожить.

Джеймс, как всегда тактичный, бродит по номеру — угощается виноградом, заглядывает в просторную ванную.

— Где Гэбриел? — интересуется он.

— Общается с прессой.

Джеймс возвращается в спальню с двумя флаконами геля для душа в руках.

— Боюсь, он расстроится, если откроет воскресные газеты и узнает, что подружка изменила ему, пока он был занят. Вряд ли Гэбриелу понравится читать о том, как мы провели вечер.

— Джеймс, — цежу я сквозь зубы, — не знаю, как выразиться яснее. Между нами все кончено. Точка. Мы не сможем ничего исправить. Я не собираюсь с тобой спать. Никогда.

Джеймс закатывает глаза.

— Ты всегда была тупицей, Пышка. Знаешь, как это утомляет? Я тоже не намерен с тобой спать. Господи! Даже когда не было выбора, мне приходилось нелегко.

Я молча смотрю на бывшего жениха.

— Слава Богу, с прежней хреновиной покончено. — Он подходит к окну и глядит на торопливых пешеходов. — Я пытался быть любезным. Посылал цветы. Рассуждал рационально. И к чему это привело? Ни к чему. Ты не оставила мне выбора. Я готов был ждать, пока старушка отбросит копыта, даже готов был жениться, но тебе ведь не угодишь, да?

Он поворачивается и ледяным взглядом смотрит на меня. В уголках рта блестит слюна.

— Значит, придется побыть злодеем. Когда я опишу этот номер во всех подробностях, — он вытаскивает из нагрудного кармана визитку и задумчиво смотрит на нее, — некоей мисс Анжеле Эндрюс, репортеру, и дам коридорному пятьдесят фунтов на чай, ты будешь выглядеть не очень-то красиво, а? Только представь — Британия проснется и прочтет о том, как подружка Гэбриела Уинтерса изменила ему. Боюсь, это повредит имиджу звезды.

— Ты не посмеешь!

— Увидишь, что посмею. — Джеймс ухмыляется. — Какой ужас, тебя снова выпрут. Наверняка твой красавчик расстроится.

Это точно, но по другой причине. Имидж — главное для Гэбриела. Я смотрю в холодное лицо Джеймса, в ледяные глаза, похожие на обкатанные морем стекляшки, и гадаю, отчего некогда в него влюбилась. Должно быть, самооценка у меня была ниже плинтуса.

Джуэл гордилась бы мной. Я действительно изменилась.

— Итак, — настаивает Джеймс, — если не хочешь, чтобы ваш роман закончился, давай договоримся. Я согласен на сто тысяч долларов. Наличными.

Челюсть у меня едва не падает на ковер. Потеряв работу, бедняга, должно быть, спятил.

— Мне негде взять такие деньги! И ты это знаешь!

Он пожимает плечами.

— У Гэбриела они есть. Попроси на новое платье или что-нибудь такое.

— Джеймс, он актер, а не Билл Гейтс, блин!

— Не сомневаюсь, ты выкрутишься, дорогая. А если нет… — делает паузу и улыбается он, — все будет кончено. Бедный Гэбриел. Думаю, он страшно огорчится.

Если раньше я ненавидела его за то, как он отозвался о Джуэл, то теперь я просто в бешенстве. Эта дрянь понятия не имеет, что я вовсе не влюблена в Гэбриела. Но Джеймсу наплевать. Он погубит меня, даже не задумавшись.

— Шантаж, — шепчу я.

— Какое нехорошее слово. Я бы сказал — деловое соглашение.

— Да, как и вся наша совместная жизнь, — с горечью говорю я. — Джеймс, я знаю, что у тебя проблемы в банке. Не понимаю лишь одного: почему ты связался со мной, если тебе так были нужны деньги?

Джеймс наливает себе виски, подносит бокал к свету и наслаждается богатым янтарным оттенком.

— А, значит, Эд проболтался. Никогда не умел держать язык за зубами. И рисковать, в отличие от меня, у него тоже кишка тонка.

Я молчу. Как киношный злодей, Джеймс охотно раскрывает свои черные планы: