— Да, но и для Элоизы предназначен этот прием знакомств, — сказала я без осуждения.

— Она тоже заинтересована в ком-то, — прошептала Мария, проводя карандашом по составленному мною меню, задерживаясь напротив вписанных в последний момент сэром Беркли фамилий и начиная заново проверять список.

— В ком?

— Сэр Беркли не назвал меня. Он просто сказал сегодня утром, что Элоиза наконец нашла то, что искала, что он интересен и у него достаточно сильная рука, чтобы держать вожжи.

— Билл Напьер, — прошептала я.

Я не думала, что сказала это громко. Мария серьезно посмотрела на меня, но комментировать не стала.

Я спросила, как сегодня себя чувствует Джейсон, и она ответила, что он простудился. Я сочувственно вздохнула.

— К счастью, он легко отделался.

— Билл Напьер обычно просто режет людей пополам.

Мария посмотрела вопросительно.

— В самом деле? — спросила она. — Пополам? Что ты говоришь? Я могу сказать еще кое-что, не правда ли?

— Без сомнения, — я прошептала. — Пожалуйста.

— Между друзьями всегда есть темы, о которых не надо говорить, не так ли, Шарлотта? Ты не должна пытаться переубедить Джейсона и меня сказать сэру Беркли о нашем замужестве. А я, со своей стороны, не буду говорить о… нем.

Я кивнула. Но безмолвное согласие было результатом нашего изучения меню для приема знакомств. Мы работали в тишине. Не было слышно ни звука, за исключением шума на кухне и стука дождевых капель по стеклу. Я писала. После всего, что произошло за последнее время, Мария была больше чем обычно занята своими мыслями. Она скрупулезно исследовала список необходимых продуктов и в последнюю минуту что-то добавляла к записям сэра Беркли и моим предложениям, сделанным карандашом на полях. После этого мы еще около часа спорили, включать ли в меню чевапчичи, так как прежде мы их никогда не подавали гостям.

— Но сэр Беркли специально заказал их. Посмотри, это написано его рукой.

— Они должны иметь большой успех, — улыбнулась я.

— Думаю, да. — Улыбка Моны Лизы смягчила ее черты. Она опять взяла полный список гостей и снова стала его внимательно изучать. Ее улыбка сделалась шире.

Внезапно она перебрала все бумаги на столе и опять записала что-то.

— Шарлотта, я приняла решение. Ты права, это действительно важно для всех — немедленно рассказать сэру Беркли о нашем супружестве. Больше скрывать это нельзя.

Удивленная таким внезапном поворотом, я справилась с собой и прошептала, что счастлива.

— Но только час назад ты упорно отказывалась от этого. Какая сила переубедила тебя? — спросила я, когда она опять взяла список.

Вдруг она улыбнулась. Ее черные глаза остановились на полном списке гостей для званого обеда.

— Какая сила? — переспросила она.

— Кто же тогда?

— Сам сэр Беркли. Именно он переубедил меня. — Она улыбнулась, увидев мое удивленное лицо. — Ты полагаешь, что я разговариваю загадками? — сказала она, ее объяснение было еще более туманным. — Я передумала, потому что сэр Беркли заказал специально для лейтенанта Хамфриса его любимое блюдо… мои чевапчичи. И потому что рабочие буровой скоро уедут.


Я повернула к офису, по-прежнему ничего не понимая. Я могла только предполагать, что интерес сэра Беркли к меню или просьба приготовить югославское блюдо могли заставить Марию изменить свое мнение.

Но у меня не было времени анализировать странное поведение Марии, потому что другие тоже вели себя достаточно странно. На моем столе лежал большой пакет с марками Каракаса, адресованный мне и надписанный почерком моей мамы. Там находилась также большая очень красивая открытка ко дню рождения Билла Напьера, заботливо доставленная пенфордской почтой. И, наконец, письмо от мамы в авиаконверте.

«Дорогая, — писала мама. — Не думай, что твой папа и я забыли о наших чувствах и перенесли твой день рождения с сентября на апрель. Это день рождения Билла. Ты помнишь (я надеюсь), что мы никогда не забывали его день рождения за последние восемнадцать лет. И поскольку он находится там же, где и ты, мы посылаем ее тебе. (Не понимаю логики.) Таким образом, ты передашь ее лично. С приветом от нас, конечно. Скажи ему спасибо за все его письма. Они на многое проливают свет. (Моя мама очень любит точность в словах, поэтому утверждаю, что так и было написано.) Наше обычное письмо ты еще получишь на неделе. Его день рождения — седьмого. Я надеюсь, ты знаешь…»

Я не знала. Но я знала, даже не сверяясь с календарем, что седьмое завтра.

Я перечитала письмо. Моя мама не умела ничего скрывать, в отличие от сэра Беркли, и была очень неопытна в некоторых вещах. За этим проглядывала мысль о женитьбе. Увы, для усилий, которые она прилагала годами, было слишком поздно.

Я собиралась прочитать ее письмо в третий раз, чтобы посмотреть, как достойно выйти из сложившегося положения и выполнить ее просьбу, когда вошел сэр Беркли.

Он выглядел добрым. Слухи о ночных происшествиях не дошли до него. Джейсон, сказал он мне, слегка простужен, у него насморк. Сэр Беркли пришел забрать законченное Марией меню, он был счастлив, думая о планах, связанных с этим ленчем, также он был доволен общими усилиями на прошлом приеме. Сейчас он, казалось, был расположен поговорить о нем. Джейсон ожидал своих гостей. Что касается Элоизы, тоже хорошо, один из ожидаемых мужчин уже был очарован. Она выглядела более прекрасной, чем всегда.

— Ах, весна, прекрасное время года! — Сэр Беркли наклонился, чтобы почувствовать аромат бледно-желтых цветов, которые я поставила в вазу.

Его пристальный взгляд упал на мусор на моем столе. Он повернул подбородок, чтобы прочитать надпись на пакете: «Билл Напьер. Место нахождения — поместье «Пенфорд».

Его приятная улыбка приобрела какую-то особую теплоту. Его синие глаза романтически сверкнули.

— А его почту пулей доставили по нашему адресу, не так ли? — спросил меня нежно сэр Беркли. Он не назвал его нефтяником-свояком. «Билл Напьер»? Он даже его имя произнес нежно и мягко.

Вопрос причинил мне боль. Боль, которой я еще действительно не испытывала, по крайней мере раньше она не была такой острой.

Я прокляла всех матерей, отцов и дядей и поняла, что он был для меня всем.

Глава 10

— Это очень любезно со стороны твоей матери, — сказал Билл проницательно. Он осторожно взял пакет и открытку из моих рук, будто бы тщательно избегал соприкосновения с моими пальцами. Я не удивилась бы, если бы он продезинфицировал их. В «Пенфорде» мы поступаем так, когда у наших ботинок отрывается подошва, или ботинок «просит каши», или у домашней птицы заводятся паразиты. Вместо этого он смотрел на них совсем отвлеченно и только после этого бережно положил на дубовый стол в комнате представителя Кентиш-Мейд.

Было уже два часа воскресного дня. Седьмое апреля. Сквозь зарешеченное окно я могла видеть, как машина первого посетителя въезжает в ворота усадьбы. Клены и дубы, что стройными рядами выстроились до самого входа, уже покрылись листвой. Да, весна действительно пришла, можно было отметить это с долей иронии. Подобно попытке моей матери просватать меня, пришла слишком поздно.

— Твоя мама просто прекрасный человек.

Он взглянул на меня так, будто бы вдруг спросил себя, куда, как говорят генетики, делись рецессивные гены, куда могла испариться наследственная доброта.

— Она очень любит тебя, — сказала я честно.

— А я — ее.

Это было немного больше того, что он мог бы сказать по этому поводу. Тема была опасной. Поэтому наступила довольно длительная пауза, но Билл не сделал попытки прервать ее. Возможно, он просто ждал, что это сделаю я. И еще мне вдруг показалось, что он ждет, когда я скажу что-нибудь.

Так мы и стояли. Довольно многозначительно он выдвинул стул и бесцеремонно пригласил:

— Садись, что же ты стоишь, Шарлотта?

Я присела на край кожаного сиденья.

— Во-первых, Шарлотта, ты кое-что забыла, не так ли?

— С днем рождения.

Он склонил голову, и тень улыбки пробежала по его губам.

— Спасибо.

Улыбка замерла и пропала. Выражение его лица стало более холодным и суровым, чем когда-либо.

— Но это не то, что я имел в виду.

Я думала. Я все еще не понимала, что ему надо. Но я знала его слишком хорошо, чтобы понимать достаточно, и не пошла у него на поводу, что бы то ни было.

Я помотала опущенной головой.

— Тогда позволь мне освежить твою память.

Билл изучал древнюю дубовую резную доску камина. Но огонь не горел. Между каминными собачками стояла круглая медная ваза со светло-желтыми цветами. Я вспомнила, как еще вчера сэр Беркли понюхал эти цветы у меня на столе, когда заметил, что Билл ведет себя с Элоизой слишком нагло. Аромат цветов стал удушающим. Выражение моих губ было, очевидно, упрямым, но я действительно не могла унять дрожь.

— Давай дальше, — сказала я, небрежно усаживаясь на стуле.

Глаза Билла сузились.

— Тогда почему ты сюда пришла, Шарлотта? — сказал он серьезно. — Я просил тебя не приходить сюда до тех пор, пока ты не сможешь дать мне объяснения.

— О Джейсоне?

— О Джейсоне, покидающем твою квартиру в столь ранний утренний час, если быть точным. — Стояла длинная пауза. — Возможно, — Билл продолжал, — ты можешь дать их сейчас.

— Я не могу.

Но, хотя я и знала, что не виновата ни в чем, я не могла встретиться с ним взглядом, непонятно почему. Возможно, из-за смешанного с беспокойством гнева? Но главным образом, несмотря на то что он был в гневе и у него был диктаторский и своевольный характер, я чувствовала, что могла бы находить эти качества просто прекрасными, любить и заботиться о ком-нибудь, подобном ему. Я молчала и теребила пластмассовую ручку своей сумочки. Я слышала шум машин, поворачивающих к воротам поместья. Я слышала звон ударов из кузницы, гул трактора, крик ягнят.