– Прошу прощения?! Что, правда? – неужели никто, кроме Диего, не понял, что она не притворялась?

– Да, детка, de verdad[71]! Номер был просто потрясный! Представь, даже Бобу понравилось!

– Да ладно, не верю… – Бьянка качает головой. Хавьер и Амалия смотрят на нее, пытаясь уловить нить разговора.

– А ты поверь! – настаивает Пабло. – Но это еще не все…

– Боже, я уже боюсь… – ее охватывает дрожь, она уже и сама не знает, чего ожидать.

– В этом сезоне каждую субботу Боб будет устраивать тематические вечеринки под общим названием «La Dolce Vita»[72], – в устах Пабло, с его испанским акцентом, это звучит еще слаще.

– Ясно… – на самом деле ей совсем не ясно. К чему он клонит?

– Бьянка, красотка, ты для этой вечеринки просто идеальна! – уже кричит Пабло, и его голос гулко раздается.

– Я?! – ошарашенно переспрашивает Бьянка. Хавьер и Амалия с любопытством смотрят на нее. – А почему… ну… почему именно я? – лепечет она, не в силах поверить.

– Потому что в тебе есть изюминка.

Талант у нее есть, это бесспорно; эта девушка покорила его в тот самый момент, когда он впервые увидел, как она танцует на пляже. – К тому же ты итальянка, еще лучше!

– Ты просишь меня танцевать на вечеринке Боба Синклера? Серьезно? – спрашивает Бьянка на одном дыхании. Если до этого она была растеряна, то теперь совершенно вне себя. Амалия и Хавьер вдохновленно изображают аплодисменты.

– Именно! – радостно подтверждает Пабло. – И отказ я не приму. Посмотрим, как пойдет, но я не сомневаюсь, что потом ты станешь нашим постоянным гостем, детка…

Бьянка не отвечает – она совершенно сбита с толку. Прилететь на Ибицу и вот так сразу оказаться в одном из самых популярных клубов, на вечеринке одного из самых знаменитых диджеев мира – такого она точно не ожидала! До сих пор танец ассоциировался у нее совсем с другим: контроль, дисциплина, порядок. И все же, не считая обморока в конце, все свое выступление она ощущала себя на пике счастья, уж это надо признать. Она была свободной, настоящей, самой собой – ни капли притворства. Но теперь – готова ли она дать голос своему телу? Она смотрит на Амалию, потом – на Хави. Те ободряюще кивают.

– Времени у нас немного, – поспешно замечает Пабло. Он не дает ей даже подумать – как это на него похоже! – Жду тебя завтра после обеда в клубе – обсудим номер и костюм.

Бьянка делает глубокий вдох, сглатывает. Ну хорошо, она справится.

– Ладно, до завтра. Пока, Пабло! – и тут же отключается.

И в этот самый момент в ее голове пробуждается водоворот мыслей.

– О боже, я только что совершила грандиозную глупость! – вскрикивает она, прижав ладонь ко лбу.

– Нет, ты правильно поступила, – радостно возражает Амалия.

Хавьер обнимает ее.

– Прекрати строить из себя кисейную барышню, теперь тебе никто не поверит! Да и у нас тут не «Ла Скала».

Бьянка тут же улыбается.

– Я же сказал тебе: ты королева ночи! – Хавьер смешно вращает бедрами. – Слушайте все: la Reina[73]. Неплохой псевдоним, а?

– La Reina Blanca[74], – подхватывает Амалия.

– Да какая там Reina! – Бьянка вскакивает на ноги. – Я же в танцевальной музыке ничего не смыслю… и к тому же стесняюсь!

Она и вправду немного стесняется, но не отрицает, что испытывает удовольствие от процесса.

– Милая, ты должна быть благодарна и принять свою судьбу, – подбадривает ее Амалия. – И вообще, чего тебе стесняться? Там же народу полторы калеки, и те собрались попить коктейли. Вот когда тут была твоя мать – ух-х, какие мы вечеринки закатывали!

Амалия

Это ведь я убедила тебя ехать, Сара, помнишь? Ты только что окончила лицей, а я училась на первом курсе медицинского факультета Университета Падуи. В двадцать лет нам казалось, что мы уже знаем мир, а на самом деле ничегошеньки о нем не знали. Две наивные провинциальные девчонки, никогда прежде не покидавшие Италии, в поисках свободы. Две девчонки из провинции Венето, слушавшие «Пинк Флойд», понимая по-английски от силы четыре слова. Мы искали новую жизнь, свободную от схем, не такую, какая была у наших родителей. Ибица казалась нам идеальным местом для этого. В тот момент для нас это был центр земли.

30 мая 1978 года. Помню тот день, словно это было вчера. Наш рейс в один конец. Знаешь, я до сих пор храню билет в шкатулке, вместе с твоими письмами. Какое это было время! Что мы вытворяли в те два месяца! Но из всех наших вечеринок одна навсегда войдет в историю. В Эйвиссе был концерт Боба Марли, нашего кумира, человека, познакомившего целый мир с регги. Уникальное событие, которое все ждали с трепетом. И мы были там, вместе с тысячами других ребят, которых захлестнула эта волна музыки и любви. В Италии мы никогда не видели ничего подобного. Как взволнованны и счастливы мы были, Сара! Искренняя, незамутненная радость, хоть у нее и был оттенок запретности. Увидеть его живьем, с его дредами, лицом пророка и этим умоляющим голосом! Потому что его песни – это нечто большее, чем просто песни, это – молитвы. После концерта все мы разделились на группки и отправились на автобусе «Фольксваген» к Кала Бениррас. Потом был костер на пляже, гитары, бонго, индийские колокольчики, полная луна. На этом празднике собралась сотня людей. Волшебство. Поэзия. Любовь. Это была самая прекрасная из всех ночей, что мы провели на острове. Мы пели «Imagine», когда к нам подошли двое парней с маргаритками за ушами. Такие смешные… и такие красивые!

Они вытащили цветки из-за ушей и подарили нам. «Ну и типы», – подумали мы!

Один француз, другой англичанин, один блондин с карими глазами, другой – синеглазый брюнет. Они предложили нам затяжку, и мы согласились, как и все вокруг нас. Наркотик пугал нас, это были героиновые годы, и в Бассано умерло двое наших друзей, но хиппи курили только травку. И та была очень хороша. Сладкая и нежная, как эти двое.

Итак, одна затяжка за другой, мы познакомились, общаясь больше жестами, чем словами. Взгляды, что терялись за бескрайним горизонтом. Тела, жаждавшие вибрации. Мы голышом бросились в море, в эту ночь, полную звезд и обещаний.

«Чур, мне англичанин, а тебе – француз… Вы, кажется, поняли друг друга», – шепнула ты мне, подмигнув. А я была вовсе не против: ведь именно его я и хотела. Поэтому мы крепко обнялись. Никогда прежде мы не были такими свободными и счастливыми. Искупавшись, мы немного посидели у костра, обсохли и попели. Потом ты удалилась вместе с синеглазым англичанином, а я не стала вас останавливать, – слишком была занята, целуясь с французом. Казалось, эта ночь никогда не кончится.

Та ночь. Те дни. Они навсегда изменили наши жизни.

Глава 19

– Иоле, не поможешь мне расшнуровать корсет?

Иоланда отрывается от расчесывания фиолетового парика, надетого на пластиковую голову, и спешит на помощь. Бьянка только что закончила свое выступление. Она вспотела, сердце колотится, дыхание прерывисто. Вокруг нее и перед ней через край била вибрирующая энергия. Когда из динамиков начинает звучать новый ремикс Боба Синклера, толпа, кажется, готова взорваться.

Уже середина июня, лето стучится в дверь. Когда она выступала, все были как будто в трансе: глаза закрыты, на лицах застыли блаженные улыбки, руки подняты в воздух, навстречу диджею-мессии. Воистину, музыка обладает прямо-таки абсурдной властью, а тот, кто заставляет толпу танцевать, должно быть, чувствует себя властителем.

– ¿Estás sufriendo, chica?[75] – Иоланда принимается ослаблять двадцать узелков красной атласной ленты у нее на спине, один за другим развязывая их.

– Я чуть не умерла. В этом корсете невозможно дышать, – жалуется Бьянка. Так-то лучше. Легкие раскрываются, мышцы живота расслабляются. Иоланда с улыбкой запускает руки под корсет и дергает его половинки в стороны, стараясь не зацепить кулон Бьянки, затем раскрывает его полностью. «Каждый раз надевать и снимать его – целое событие», – думает Бьянка, стягивая зубами шелковые перчатки.

– Я безумно хочу есть! – Она хватает со стола кусок гигантской пиццы с ветчиной – это Пабло заказал для артистов – и берет банку кока-колы. К черту макробиотическую диету!

– Ну вот, дорогая, ты свободна!

– Gracias[76], Иоле!

– De nada, mi Reina[77], – Иоланда изображает поклон и возвращается к фиолетовому парику, который скоро будет красоваться на голове Марсело. Вот и он, трансвестит, развалившийся в кресле «рококо» в позе дивы. Бьянка смотрит на него с улыбкой, и он улыбается в ответ. Она приподнимает банку кока-колы, как бы спрашивая: «Хочешь?» – но парень отрицательно качает головой и принимается делать свои обычные дыхательные упражнения перед выходом на сцену.

Бьянка снимает сапожки на 16-сантиметровом каблуке, затем садится перед зеркалом и начинает удалять макияж – это ее самая нелюбимая процедура. Она пропитывает очищающим молочком пару ватных дисков и проводит по всему лицу, а на глаза наносит маслянистое средство, специально для водоотталкивающей косметики. В этот раз Лола, помощница Иоланды, слегка переборщила. Она все время повторяет, что надо делать линии более выразительными, иначе издалека их не будет видно, потому что у нее миниатюрное лицо, а прожекторы светят слишком ярко. Но эта штука не уходит даже с растворителем! «С другой стороны, – думает Бьянка про себя, – мне нравятся эти следы Белой Королевы на лице».

Снаружи доносятся сухие звуки, как многократно усиленное сердцебиение, а затем стартует ремикс на «Vogue» Мадонны. Кто-то из артистов готовится к выходу на сцену, остальные еще здесь. Танцоры и танцовщицы, акробаты – кто повторяет танцевальные движения, кто делает растяжку, кто кричит. Здесь все как одна большая семья. Немного сумасшедшая, но ее нельзя не любить. Как в цирке.

– Как наша Королева? – это Диего чмокает ее в шею. Затем достает из кармана джинсов пакетик с белым порошком и кладет на стол. В ту же секунду возникает еще парочка желающих разделить.