– Неудачницы??? – Смутился Лино.

– Я ничего не меняла! Я боялась – как и ты, что из-за меня, из-за моего желания быть счастливой, пострадают другие люди.

– Да, я боялся, – Мрачно сказал ей он. – Я буду любить, а ему будет больно…

– А может… пусть ему было бы больно, но… он бы выздоровел. Он бы…

– Протрезвел и потерял надежду? – Подсказал ей Лино. – Не надо, Элизабет, мы не Сатана, чтобы отнимать последнее!

Он нежно погладил ее плечо.

– Ты сказала мне «И все же некоторые из нас проснувшись внезапно ночью не могут забыть таинственные миражи восхитительных холмов и садов, поющих на солнце фонтанов, золотых утесов, нависающих над спокойными морями»… Не делай зла ради добра. Не бывает… доброты зла. Так не бывает! Человеку, чтобы жить нужна мечта и надежда!

Лино посмотрел на нее очень ласково.

– Будь верна, жена моя – Любви, к близким и далеким! Далекие, они тоже близкие, но нам за них не страшно…

– Им мы тоже должны быть верны, тем, кто любит нас больше, чем мы их?

Странно Элизабет почувствовала себя.

Она думала, что Любовь проще, а она оказывается Демон…

– Они полюбили нас за что-то… – Сказал ей Лино. – И любят. Это значит, что … мы еще люди.

– Еще? – Удивилась Элизабет.

Он взял свой бокал, отпил вина.

– Нет более жестокого человека, чем тот, который хочет быть счастливым! У счастья нет совести, у счастья нет морали!

Она поняла его.

– Человек не был создан для того, чтобы быть счастливым, – Сказала Элизабет, Лино. – С годами я начала это понимать. Я не верю во всю эту идеологическую чушь что «бог это любовь» и прочее высокопарное дерьмо!

Он мягко улыбнулся.

– Я тоже не верю. Я верю только в то, что можно почувствовать – в тепло солнечного света, в удары наших сердец, в умирающих, и цепляющихся за жизнь!

– Ты так говоришь… – Смятенно улыбнулась Элизабет. – Словно они самые живые из всех живых, умирающие и цепляющиеся за жизнь…

– Мне с ними интересно.

Лино заглянул ей в глаза.

– Это они «познакомили» меня с Шопеном, со стариком и морем…

Он задумался.

– Мысленно он всегда звал море la mar, как зовут его по-испански люди, которые его любят. Порою те, кто его любит, говорят о нем дурно, но всегда как о женщине, в женском роде. Рыбаки помоложе называют море el mar, то есть в мужском роде. Они говорят о нем как о пространстве, как о сопернике, а порою даже как о враге16…

Лино вновь посмотрел на нее.

– Ты понимаешь, любимая? Жизнь это Женщина! Мужчина, который любит свою женщину, простит ей все!

Улыбка, в ней была буря, в этой улыбке.

– А может, нечего прощать, жена? Как глупо что-то прощать или не прощать.

– Глупо? – Удивилась и смутилась Элизабет.

– Разве прощая кого-то, ты станешь любить этого человека больше, а не прощая, меньше?!

Она вспомнила музыку Клиффа Мартинеса к фильму Стивена Содерберга «Солярис» и «Is That What Everybody Wants».

Лино прав – не прощая Бальтазара, она не любила его меньше, и не ненавидела меньше. Почему? Ей хотелось дать ему пощечину, и погладить его по щеке. Ей хотелось спросить его, криком и шепотом, почему?! Почему ты отказался понимать своих детей?

Элизабет подумала, нам нужно было немного понимания, а тебе – чтобы ты объяснил!

Она поняла, что он пытался. Чем старше она становилась, тем больше он… терял себя.

Элизабет вспомнила, как Лино сказал ей «Любимые это Душа, а друзья – Сердце. Сердце можно вырвать и жить, Душу тоже можно убить, но мы потеряем себя». Сейчас она поняла его. Теряя друзей мы переживаем, а теряя любимых теряем что-то в себе безвозвратно.

Канье Вест в ее памяти читающий «Ты похожа на грех/ Я чувствую жажду».

Лино сидящий рядом с ней, мужчина одетый в голубые джинсы Dsquared2 и черную футболку с тремя танцующими слонятами.

Элизабет вспомнила «Если все любят блондинок – люби рыжих. Чем больше они любят блондинок – тем больше люби рыжих. Будь верным в любви к рыжим, люби рыжих до безумия – и тебя полюбят блондинки.

Если все ходят в коже – забудь о коже. А как же мода? Сам будь модой.

Если все любят Россию – люби Индию. Когда ты полюбишь Индию, когда ты зайдешь с той стороны, ты увидишь Россию такой, какой ее мало кто видит, и тогда сам решишь, любить ее или нет.

Если все вокруг ходят хмурыми – ходи веселым. Ходи веселым назло им всем.

Если все любят рок – люби Баха. Не понимаешь Баха – люби Шопена. Он попроще, но тоже классный. А как же рок? А как же потанцевать? А кто тебе мешает – танцуй!»17…

Она улыбнулась.

Ты похож на грех/ Я чувствую жажду…

– Займись со мной любовью! – Сказала Элизабет, Лино.

Он улыбнулся, так мягко, так польщено.

– А разве мы уже не занимаемся любовью? Жизнь с тобой как занятие любовью – я таю, мне сладко!

Лино посмотрел на нее сияющими глазами.

– Пойдем в спальню, девочка моя, люби меня так, как тебе хочется!

Он очаровал ее, этот добрый мужчина. Разве это не доброта, позволить тому, кто любит тебя… любить тебя по-своему?!


И Элизабет вновь почувствовала покой, самый странный покой в мире – опаление любовью!

Любовь… это слово – монахи из церкви святого Франциска Ассизского говорят «любовь», шлюхи с улицы Лешель говорят «любовь», и все с большой буквы!

Он целовал ее руки, мужчина питающий слабость к женским рукам… Они все ему рассказывали, женские руки, все слезы и взлеты…

– Счастье пугает меня, – Вдруг сказал ей Лино. – Счастье вообще пугает мужчин!

– Почему?

Элизабет улыбнулась, он был… сама Радость!

– Счастье это война, проиграть эту войну значит остаться без чести, а выиграть невозможно!

Как странно это прозвучало для нее, и как удивительно.

– Честь… – Сказала ему она. – Что это значит? Для тебя.

– Самоуважение. Честь, Элизабет, всегда много значит – смысл жизни, спокойствие, доброе имя…

– Доброе имя?

Элизабет и не заметила как оказалась обнажена…

Она почувствовала восхищение и очарование – как он ловок, Гермес! Пока она болтала, он был занят.

– Честь это когда тебе есть ради чего жить! – Сказал ей Лино, и заглянул ей в глаза.

Элизабет удивилась – его голос прозвучал так настойчиво, а в глазах был трепет.

Она поцеловала его – она взяла его лицо в свои руки, и прижалась губами к его губам. Его сердце ударило в грудь их обоих.

Глава 17

Элизабет уснула, а потом проснулась – ей показалось, что пришел дождь, а это был снег, зимний Сен-Шарль был странно похож на летний Сан-Ремо, а может, она просто сошла с ума… от радости жизни!

Радость жизни.

Элизабет посмотрела на Лино спящего рядом с ней – ему тоже было хорошо!

Она вспомнила «Но я могу быть счастливым… Есть такая притча… в одной деревне люди жили во власти ведьмы, они безумно боялись ее, но однажды они освободились. Как? Они научились жить по-другому»…

Они тоже научились жить по-другому.

Лино сказал ей в Сан-Ремо «Люди пишут мне письма… В них они говорят о том, о чем разучились говорить – о Душе.

Когда-то мы все умели говорить о Душе, но с нами что-то произошло. Однажды мы испугались – нас не поняли, и мы начали говорить о том, что не важно, ни нам самим, никому!

Я часто вспоминаю один фильм о вечных героях Мужчине и Женщине… Он предал ее когда-то – ушел к другой женщине, в другой дом. Ему казалось, что там ему будет легче, и ему было, но… тело могло без нее, а душа – нет, ей было одиноко, душе.

Он говорит ей, что ему всегда было там плохо, с другой женщиной, в другом доме, всегда! Он жалуется ей – он знает, помнит, что она поймет, пожалеет, что только она поймет и пожалеет! Он не понимает себя, и… понимает. Он оправдывает себя, и ненавидит себя, все равно! Он говорит ей, что стал бездарностью, и знает, что бездарность – это цена его поступков. Он поступил так не только с ней, он и раньше предавал»…

Они начали думать о Душе. Увидев друг друга в Блэк Оак во второй раз, они … осознали, что зомбированы «ведьмой».

Элизабет вспомнила «In The Flesh» – бывший зомби возвращается домой… Он – человек, который был зомби. Или остался? Или останется?

Она до сих пор чувствует власть «ведьмы» над собой – власть ее психологических установок, и… бывшему зомби очень трудно – иногда безумно трудно, жить как человек!

Элизабет вспомнила, как спросила Лино:

– Как ты это чувствуешь? Свою… зомби-болезнь.

Он улыбнулся, так светло.

– Я здоров, Элизабет!

Ее поразил этот свет.

– Я нашел опору – прошлым живут те, у кого нет опоры… Твоя любовь – наша любовь, стала моей опорой!

Лино так улыбался так, влюблено и очаровано.

– Чтобы найти опору в любви, любовь должна быть настоящей – она не должна быть компромиссом. Любовь мужчины и женщины бескомпромиссна, поэтому мы не прощаем тех, кого любим.

– А я думала, что прощаем…

Как странно это прозвучало для нее «Мы не прощаем тех, кого любим».

Музыка Билла Эванса в сопровождении симфонического оркестра рядом с ними… «Time Remembered».

Элизабет вновь была заворожена и очарована игрой Билла!

– Не прощаем, – Сказал ей Лино. – Мы ждем от них того, чего не ждем от других – преданности, чуткости, защиты. Не дождавшись… не понимаем – они же должны были почувствовать!

– Но не почувствовали. – Печально сказала она.

– Тебя тоже не почувствовали?

Он курил, стоя у окна, очень высокий, мощный, с широченными плечами.

– Меня не чувствовали слишком часто, – Без горечи сказала ему Элизабет. – Но, Лино… наверное, я тоже чего-то не почувствовала – никто не виноват, мы просто друг друга не поняли!

Странно он посмотрел на нее, мужчина по имени Анджолино.

– Как ты этому научилась, всем всё… понимать?!

– У меня не было другого выхода – я не хотела умирать от непонимания!

Элизабет посмотрела на книгу, лежащую на его рабочем столе «Сон в красном тереме», и вспомнила «Судьба человека так же изменчива, как ветер и тучи – кто утром несчастен, может к вечеру стать счастливым».