Дэвид Левитан - Каждый новый день

– Эй, а ведь и мы бы так могли, лет этак через десять.

И Уго ответил:

– Или через десять месяцев.

А Остин поправил:

– Или через десять дней.

– Или через десять минут!

– Или десять секунд.

Затем оба досчитали до десяти – и все оставшееся время ходили, держась за руки.

Так все и началось.

Уго бы вспомнил.

А я – нет.

Остин чувствует: что-то не так, что-то изменилось. Он выходит из примерочной с пустыми руками, озабоченно смотрит на меня и принимает решение.

– Пошли отсюда, – командует он. – Не хочу объясняться именно в этом магазине.

Он ведет меня к реке, подальше от праздника, подальше от людей. Завидев в укромном месте скамейку, направляется к ней. Я иду за ним следом. Я всю дорогу тащусь за ним, как привязанный. Он держится футах в трех впереди меня, чтобы не разговаривать на ходу.

Мы присаживаемся, и разговор начинается.

– За весь этот день ты ни секунды не был со мной, – обвиняющим тоном произносит он. – Ты не слышишь ни одного моего слова. Ты все время кого-то высматриваешь. А целоваться с тобой – все равно что с поленом. И именно сегодня! Мне казалось, ты говорил, что простишь на этот раз. Я думал, ты уже покончил с тем (что бы это ни было), что беспокоило тебя последнюю пару недель. Я точно помню, ты говорил, что у тебя никого нет. Но может быть, я ошибаюсь. Я готов был выпрыгнуть из штанов, Уго. Но я не могу одновременно и лезть из кожи вон, и ходить вокруг да около. И раз уж дошло до этого, не надейся, что я молча утрусь.

– Прости меня, Остин, – виновато говорю я.

– Ты хотя бы любишь меня?

Не имею понятия, любит его Уго или нет. Думаю, если постараюсь, то смогу откопать в его памяти и моменты, когда он его любил, и другие – когда ненавидел. Но сейчас я не могу с уверенностью ответить на этот вопрос. Попался.

– Мои чувства к тебе нисколько не изменились, – наконец говорю я. – Просто я сегодня не совсем в форме. Ты здесь ни при чем.

Остин невесело смеется:

– Что, наша годовщина не имеет ко мне никакого отношения?

– Я так не говорил! Я имел в виду только свое настроение.

Остин сокрушенно качает головой.

– Я не могу так, Уго. Знаешь, никак не получается.

– Ты хочешь со мной порвать? – с неподдельным страхом спрашиваю я. Не могу поверить, что я им все испортил.

Остин слышит страх в моем голосе, бросает на меня взгляд и, должно быть, начинает испытывать надежду на лучшее.

– Сегодня мы не будем ничего решать, – устало говорит он. – Но я хочу быть уверен, что и ты сегодня не пойдешь на разрыв наших отношений.

Не хочется верить, что Уго запланировал на сегодня разрыв с Остином. А если все же и было у него такое желание, он всегда сможет сделать это завтра.

– Иди ко мне, – зову я Остина. Он придвигается ко мне, и я склоняю голову к нему на плечо.

Некоторое время мы сидим так, глядя на корабли в бухте. Потом я беру его за руку. Поворачиваюсь к нему и вижу, что он смахивает слезы.

На этот раз в моем поцелуе больше нежности. Теперь он может поверить, что это любовь. На самом деле это моя благодарность за то, что он не бросает меня. По крайней мере, у них есть еще один день.

Мы гуляем до самого вечера, и все это время я веду себя как примерный возлюбленный. Со временем я даже слегка увлекся жизнью Уго. В конце мы уже лихо отжигаем вместе с Остином, Уильямом, Николасом и еще несколькими сотнями геев и лесбиянок под «Village People»[8], когда врубают «In the Navy». Гей-парад удался.

Я продолжаю высматривать Рианнон, стараясь выбирать моменты, когда Остин отвлекается. Наконец я сдаюсь.

Но по возвращении домой меня ждет письмо от нее:

А,

Извини, что не смогла приехать в Аннаполис: были кое-какие дела.

Может быть, завтра?

Р.

Интересно, какие «дела» она имеет в виду. Приходится признать, что они связаны с Джастином, иначе с какой бы стати ей о них умалчивать?

Я все еще раздумываю над этим, когда получаю письмо от Остина. Он в восторге от сегодняшнего дня. Отстукиваю ответ, соглашаюсь, что да, было здорово. Остается только надеяться, что Уго этот день тоже запомнился таким, потому что сейчас у Остина появилось доказательство на случай, если Уго откажется.

Входит мать Уго и что-то говорит мне по-португальски. Я понимаю ее с пятого на десятое.

– Устал я, – отвечаю ей по-английски. – Думаю, мне пора в постель.

Не уверен, что точно ответил на ее вопросы, но она только качает головой. Я в ее глазах – типичный необщительный подросток. Продолжая вздыхать, она уходит к себе.

До того как лечь спать, решаю проверить, есть ли ответ от Натана.

Есть.

Всего одно слово.

Докажи!

На следующее утро я просыпаюсь в теле Бейонсе[9].

Хотя и не самой Бейонсе. Но фигура совсем как у нее, точь-в-точь. Все изгибы, до мельчайших деталей.

Открываю глаза – и почти ничего не вижу, все расплывается. Ощупью тянусь за очками. На этажерке их нет. Неуверенно ступая, пробираюсь в ванную. Вставляю контактные линзы.

Теперь можно и в зеркало посмотреть.

Не хорошенькая. И даже не красивая. Обалденная – вся, с ног до головы.

Лучше всего я чувствую себя, когда выгляжу просто вполне привлекательно. Могу объяснить почему. Во-первых, от меня не шарахаются люди. Во-вторых, я произвожу положительное впечатление. И в-третьих, привлекательность не определяет мою жизнь, потому как иметь броскую внешность хорошо, но иногда и опасно.

А вот жизнь Эшли Эштон целиком определяется ее внешностью. Можно родиться красивой, но роскошной красоткой случайно не станешь. Это лицо и это тело – плоды титанического труда. Я просто уверен, что по утрам перед выходом на люди ей приходится немало потрудиться, чтобы привести себя в боевую готовность.

Вообще-то я не хочу ей помогать. Каждый раз, когда я встречаю такую девицу, у меня появляется желание подойти к ней и хорошенько встряхнуть: девочка, твоя юность не будет длиться вечно, и красота уйдет вместе с ней, сколько бы сил ты ни убила на ее сохранение. Надо строить жизнь на чем-то гораздо более значимом, чем внешняя привлекательность. Но у меня нет способа достучаться до ее сознания. Если только… Вот пусть хоть сегодня походит с невыщипанными бровями.

Ее память подсказывает, что я всего в пятнадцати минутах езды от Рианнон.

Добрый знак.

Я захожу в свою почту и читаю сообщение от нее.

А,

Сегодня я свободна и на колесах. Маме сказала, что у меня есть дела.

Хочешь стать одним из них?

Р.

Отвечаю – «да». Миллион раз «да».

Родители Эшли уехали на выходные. За главного остается ее старший брат Клейтон. Меня беспокоит, как бы он к чему-нибудь не привязался. Но у него свои дела, о чем он мне не первый раз уже напоминает. Я заверяю, что не буду мешать.

– И ты в этом пойдешь? – недоверчиво спрашивает он.

Обычно, когда такое спрашивает старший брат, он хочет сказать, что у сестры или юбка задницу не прикрывает, или вся грудь наружу. Но Клейтон, кажется, имеет в виду совсем другое: Эшли выглядит так, будто и не собиралась выходить. Одета по-домашнему, а не в люди.

Мне в принципе все равно, но надо считаться с тем, что Эшли было бы совсем не все равно. Так что я возвращаюсь переодеться и даже немного подкраситься. Ужасно любопытно посмотреть, как живет Эшли, с ее-то сногсшибательной красотой. Для меня это то же самое, как быть, к примеру, коротышкой или, наоборот, слишком высокого роста: взгляд на мир совершенно отличается. Когда все вокруг выделяют тебя из общей массы людей – неважно, по каким признакам! – ты в конце концов привыкаешь к этому и начинаешь вести себя соответственно.

Если бы внешность у Эшли была заурядной – держу пари, даже ее брат вел бы себя с ней иначе. Без малейших возражений он принимает к сведению, что сегодня я весь день буду гулять со своей подругой Рианнон.

Когда твоя красота так безупречна, как много ты можешь себе позволить без единого упрека!

Я сажусь в машину к Рианнон. Едва взглянув на меня, она лопается от смеха.

– Ты что, издеваешься? – выдавливает она наконец.

– А что не так? – озадаченно спрашиваю я. Потом до меня доходит.

– А что не так? – передразнивает она. Я рад, что она ведет себя со мной достаточно свободно, но все же пока чувствую себя несколько глупо.

– Ты должна понять одну вещь: ты первый человек, кто когда-либо видел меня больше чем в одном теле. Я к этому не привык. Я даже не имел представления, как ты будешь реагировать.

Она становится немного серьезнее.

– Прости, пожалуйста. Это все из-за того, что ты сегодня такая роскошная темнокожая девица! Мне очень трудно представить за ней тебя. Трудно удерживать в голове твой мысленный образ. Приходится постоянно переключаться.

– Представь себе, кем бы ты хотела меня видеть. Всего вероятнее, этот образ был бы ближе к реальности, чем любое из тел, в которых ты меня встречала.

– Кажется, мое воображение пока не справляется. Нужно побольше времени, чтобы привыкнуть, понимаешь?

– Чего ж тут не понять. Ну ладно, куда мы сейчас?

– Так, на море мы уже были; думаю, теперь поедем в лес.

И мы отправляемся в лес.

Сегодня все не так, как в прошлый раз. Из приемника звучит музыка, но мы не подпеваем. Мы точно так же сидим рядом, но думаем о другом.

Хорошо бы взять ее за руку, но чувствую, это не поможет. Да и она не дотронется до меня, если не попрошу. Вот еще в чем недостаток моей нынешней привлекательности: до меня страшно дотронуться. И то, что я каждый день появляюсь в новом теле, – тоже недостаток. Все, чем я являюсь, – здесь, при мне, но ничего нельзя увидеть и пощупать. С виду я другой человек, поэтому ничего из того, что было в прошлый раз, повториться не может.