— Добрый день, «Отель Парк», — раздался высокий женский голос.

— Здравствуйте, могу я поговорить с герром Рибаревичем?

Дора не узнавала собственный голос. Как будто она собиралась притворяться.

— Кто его спрашивает? Дора молчала. Что она могла сказать?!

— Алло? Вы еще здесь?

— Да. Моя фамилия Негрини.

— Герра Рибаревича сейчас нет на месте, он появится только после обеда.

— Когда мне лучше с ним связаться?

— Попробуйте перезвонить около трех часов. — Голос был таким же милым. И высоким.

— Спасибо.

— Не стоит благодарности. До свидания.

— До свидания.


Дора положила трубку и почувствовала себя очень усталой, будто весь день вытаскивала из моря полные рыбы сети. Или будто ей пришлось за один день выучить все женские роли из пьес Шекспира. Она закрыла глаза и начала ждать. Что угодно было бы лучше, чем ожидание.

Около двух часов Хелена принесла ей обед. Дора нетерпеливо попросила ее уйти. Ей хотелось быть одной, когда она будет разговаривать с отцом Луки. Хелена настояла на том, чтобы подождать на кухне. Слишком уж сильно она за нее беспокоилась. Дора слышала, как мама звонила Марку, просила его зайти. Она представила, как тот возражал, говорил, что как раз пишет и не может бросить работу. На него как раз снизошло вдохновение, за два часа он написал уже десять страниц. Но Хелена чуть не плакала, и Марк, скорее всего, уже был в пути. Незадолго я трех он тихо постучал в дверь ее спальни и заглянув внутрь. Стоило Доре его увидеть, как она снова расплакалась. Хелена поспешила к ней, хотела ее обнять, но Дора начала кричать, что хочет, чтобы ее, наконец, оставили в покое. Хелена и Марк вышли из комнаты и уселись за кухонным столом. Дора могла видеть их через стену: Хелена была растеряна, а Марк хотел вернуться домой и продолжить работу. Само собой, он никуда не поехал. Он потягивал красное вино, которое нашел в кухонном шкафу.

— Как ты можешь сейчас пить? — Дора слышала взволнованный голос Хелены. — Это не самое подходящее время, только и всего, нам нужна ясная голова.

Марк не возражал, но продолжил пить. Возможно, это помогало ему выдержать происходящее.

Дора ни на секунду не отрывала взгляд от часов. Она внимательно следила за большой стрелкой, будто от нее зависело биение ее собственного сердца. Три часа.

— «Отель Парк», добрый день. — Низкий мужской голос звучал вопросительно.

— Добрый день, могу я поговорить с герром Рибаревичем? — Голос Доры слегка дрожал.

— Слушаю, кто это?

— Дора Негрини.

Теперь слишком поздно. Она всё узнает. Больше никакой неопределенности. Всё прояснится, и она поймет, что напрасно беспокоилась. Худшее уже позади. В этот раз ей придется плакать от радости и облегчения.

— Дора Негрини? Мы с вами знакомы?

Она снова провалилась в глубокую дыру, падение было бесконечным.

— Алло, фрау Негрини, вы здесь? — Голос отца Луки был обеспокоенным.

У Доры потемнело в глазах.

— Алло, вы меня слышите? Фрау Негрини, у вас все в порядке? — К беспокойству добавилось легкое раздражение.

- Это я, Дора. Дора. Тогда я была совсем маленькой. Там, в Макарске. Мы все время были вместе, неразлучны. А потом я уехала. Я не хотела, но мои родители... Мы переехали. Это же я, Дора.

Нет, не может быть, это не она лепечет и несет весь этот вздор.

— Дора? Подружка Луки?

И вновь засветило солнце, мир склонился к ее ногам. Огромный успех. Единственное представление. Занавес.

— Да.

— Маленькая подружка Луки Дора? Поверить не могу!

Что-то в этих словах не сходилось, Доре приходилось балансировать буквально на краю пропасти. Что-то было не так, совсем не так. Мышцы дрожали от напряжения. Как долго она еще сможет вынести?

— Я могу поговорить с Лукой?

— Да, но Луки здесь нет. Он дома.

— Так я могу с ним поговорить?

Молчание, в котором слышались нерешительность и замешательство.

— Я могу дать вам номер...

— Да, я хочу с ним поговорить.

Он продиктовал номер, который Дора немедленно записала:

— Спасибо. До свидания.

Дора положила трубку, не дав ему возможности попрощаться. Затем она заснула. Ее последняя мысль была о принце, которого нужно разбудить поцелуем.

Тем временем на кухне продолжали пить вино.


Шли дни. Дора поднялась с постели и вновь появилась в театре на репетиции. Фредерик в красно-оранжевом платке крепко обнял ее, а затем быстро отскочил в сторону, спросив, действительно ли она выздоровела, ведь, если с ним что-то случится, трагедия будет почище «Короля Лира». Дора рассмеялась, но приложила все усилия, чтобы доказать, что никому из труппы ничего не угрожает. Она не сказала, что вовсе не была больна. Во всяком случае, ее болезнь не была заразной. Неожиданно Фредерик спросил ее о Луке, и Дора, чуть не плача, убежала в костюмерную. Вернуть ее на сцену стоило немалых трудов.

Но сегодня Дора рано встала. Сегодня тот самый день. Она так решила. Она уселась на софу перед телефоном, глубоко вдохнула и выдохнула. Как ее научил Лука. Вдох-выдох. Медленно и глубоко. Левую руку Дора положила на телефонную трубку. Правую на живот, чтобы контролировать дыхание. Затем Дора взяла аппарат и переставила его себе на колени. Левой рукой Дора поднесла трубку к уху, правой — набрала номер. Дыхание спокойное. Глубокое. Через нос — вдох, через рот — выдох. Три раза. Дора была спокойна, как море в вечерних сумерках после ливня.

Звонок. Восемь утра. Еще три звонка. Затем в трубке раздался голос Луки:

— Алло?

Это был он. Ее мужчина. Дора не могла сказать ни слова. Все забылось. Был только он и ее огромная как мир любовь.

— Лука, это Дора, — прошептала она. Дора.

Его голос был словно мороженое на солнце.

— Лука, ljubavi moja[16]! Возвращайся ко мне. — Ее губы касались телефонной трубки. Тело дрожало, будто она вновь ощущала его прикосновения.

— Дора.

Молчание. Будто мороженое не желало таять под летним солнцем.

— Лука, что случилось? Возвращайся. Прошло уже несколько недель, что ты там делаешь? Почему ты мне не позвонил? Я чуть с ума не сошла, не могла даже ходить в театр, лежала и ждала тебя, твоего звонка, где ты? Что ты там делаешь? Приезжай. Ко мне. К нам. Как мы договаривались. Лука!

Внезапно она почувствовала усталость, ее окутало безразличие, как будто бы она знала, что произойдет дальше.

— Дора. Всё кончено. — Лука говорил тихо. Его голос было трудно узнать.

— Папу умер.

— Мне жаль. — Нетерпеливо.

— Лука, ljubavi moja, я соскучилась. Что бы сказал Неруда? Только одно стихотворение, я так стосковалась по ним.

— Дора, — вздохнул Лука.

— Дыши, Лука, дыши. — Она отчетливо слышала, как он начал считать. — Дыши, мой принц, дыши.

Их разделяли сотни километров. Они не могли даже соприкоснуться губами. Пальцам оставались только воспоминания. Отчаяние стремилось по проводам сквозь километры.

— Дора, будь счастлива...

— Нет. Без тебя? Лука, ну, вспомни.

Молчание.

— El amor supo entonces que se llamaba amor. Ycuando le vanter mis ojos a tu nombre tu corazon de pronto dispuso mi camino.

Кто-то с трудом перевел дыхание.

— Семьдесят третий сонет. Я не забыла. Я прочитала. Ты был прав. Это про нас, Лука!

— Дора, мне нужно идти. Не звони мне больше. Никогда... — Пауза. — Пожалуйста.

И он ушел.

Только гудки в трубке.

Он ушел.

Жизнь ушла. Прошлое и будущее. Больше никаких босоногих пробежек. Шариков мороженого в подарок. Слишком поздно. Уже ничего нельзя спасти. И никого. За сотни километров друг от друга они часами смотрят в пустоту, пока глаза не начинают болеть. Но они не двигаются. Как будто они не боятся, как будто они не одни. Кончено, разрушено. Совершенно всё. Больше никогда. Нет больше тайного дома. Общего дома. Кто сможет такое вынести! Нет больше правды. С сегодняшнего дня все забыто. Должно быть забыто. Как будто ничего и не было. Только неприятные воспоминания, которые причиняют боль. Прошло. Всё. Нет больше Луки. И Доры. Нет больше Доры. И мира нет. Ни занавеса. Ни поклонов. Ни ожидания. Ни надежды. Умерло. Навсегда. Умерлоумерлоумерлоумерлоумерло...

Как Папу, который умер два дня назад. Старый и счастливый. У него было всё, ему ни отчего не нужно было отписываться. Дора любила Папу. Лука тоже. А теперь он умер. Навсегда.


ГЛАВА 17

Премьера. Дора делала гимнастику для лица. Она стояла у окна и расслабляла мышцы. Издавала различные звуки, никто ей не мешал. Каждый занят только собой. Они все профессионалы. Такие же, как Дора. Легкий, душистый апрельский ветер ласкал лицо. Настало время. Ее жизнь. Такая, какую она всегда хотела. Пыльная сцена, красный занавес и публика. Ее публика. Всё, что ей нужно.

Они не зададут вопросов. Не будут отводить глаза.


— Настал твой час, девочка, — произнес вполголоса Фредерик и улыбнулся.

Он был очень элегантен в своем ядовито-зеленом платке, старался ободрить каждого. Носился и хлопотал, словно курица с яйцом.

Доре ничего этого не было нужно. Она знала, на что способна и как хороша. Еще раз посмотрела в зеркало, несколько минут внимательно разглядывала собственное лицо. Всё в порядке. Ее больше нет. Это Корделия. Она готова умереть.


Успех был грандиозным.

Дора в окружении родных и друзей. Ее все поздравляли. Дора была счастлива. Она довольна собой и своим выступлением. Фредерик ее хвалил, с полными слез глазами, сказал, что она новая звезда на театральном небосклоне, всего двадцать два года. Дора уже видела завистливые взгляды, но сегодня они ей не мешали. Весь мир принадлежал только ей. Как сказал Фредерик. Разве что... Нет, Ничего. Забыли об этом.