Подняв себя, на деревянных ногах дошла до душа. Включив на всю мощность горячую воду, встала под обжигающие струи. Боль вспыхнула огнем в пораненной руке и боку, но у меня внутри болело сильнее, а потому я думала лишь о том, как мне жить дальше, как смыть с себя грязь, в которой я выпачкалась, словно неразумное дитя, споткнувшееся на повороте из-за собственной невнимательности. Дрожащими руками я прикоснулась к себе и задохнулась от омерзения, почувствовав между ног липкую влагу. Задрожав всем телом, лихорадочно схватила мыло и начала остервенело тереть кожу, да вот только память, словно в насмешку, стала прокручивать, как того или иного участка касаются губы и руки Пластинина, тем самым показывая, что сколько не мой, а от этой грязи не отмыться, но я, как одержимая, продолжала тереть. Слезы градом текли по щекам, кожа горела от слишком высокой температуры воды, порезы щипало от мыла, из руки текла кровь, насквозь пропитав бинт, но я не замечала. Перед глазами стояло улыбающееся лицо Олега, и меня скручивало от яростной, болезненной агонии. Захлебываясь рыданиями, я выронила мыло и обессиленно опустившись на пол, уткнулась в колени, дрожа всем телом от рвущей на части боли. Не знаю, сколько я так сидела. Но в какой-то момент на меня напало оцепенение. Меня не скручивали больше рыдания, не затапливала истерика. Мне было холодно, пусто, и хотелось лишь одного - оказаться, как можно дальше от места своего падения, ибо встречаться с Пластининым было выше моих сил. Я боялась увидеть в его глазах подтверждение своему греху. А мне до смерти не хотелось видеть понимающую, интимную улыбку, не хотелось делить с этим мужчиной очередной грязный секрет, я хотела забыть о своем помутнении рассудка, сделать вид, что ничего не было, убежать от ошибок, хоть и понимала, что от себя не убежишь, но сейчас мне было на это наплевать, главное - убраться от сюда подальше. Возможно, не увидев меня с утра, Макс решит, что просто накурился, и тогда никто, кроме меня не будет знать, что я сделала. Воодушевленная такой перспективой, поспешила собраться. Выскочив из ванной, с облегчением обнаружила, что Пластинин все еще спит. Я торопливо собрала свою одежду, надела нижнее белье, чулки и туфли, схватила испорченное платье, и прикрыв им тело, высунула голову из комнаты. Оглядевшись по сторонам, убедилась, что все спят, и поспешила в прихожую. Накинув шубу на голое тело, запихала платье в мусорное ведро, а после схватила первую попавшуюся сумку и вытащила из нее кошелек в поисках денег на проезд. Публика у Пластинина была зажиточная, так что сильно не обеднеют. С такими мыслями я отсчитала нужную сумму, и собиралась уже положить кошелек на место, как за спиной раздался ненавистный голос. -Вай, вай, вай, не перестаю удивляться тебе, Токарева, - поцокала Гельмс. У меня внутри все заледенело. Вот уж кого меньше всего хотелось бы видеть, тем более, при таких обстоятельствах, так это ее. Давать ей в руки такой козырь - большая ошибка. Теперь и Пластинину наверняка скажет. Твою же

мать! Какого она вообще здесь делает? У меня началась паника, но я тут же постаралась взять себя в руки. Нельзя показывать свои эмоции Гельмс, ни в коем случае нельзя. Тяжело сглотнув, с невозмутимым выражением лица положила кошелек на место, и не оборачиваясь, бросила напоследок: -Передай хозяйке кошелька, чтобы взяла деньги у Пластинина,я ему потом отдам. -А что, он своим шлюхам даже такси не оплачивает?- насмешливо отправила она меня в нокаут. Я застыла, сжала до боли ручку двери. Меня затрясло от ужаса. Значит, эта сука в курсе. -Не твое дело!- процедила я, пытаясь трясущимися руками открыть дверь и поскорее уйти. -Ты так считаешь? - уточнила она, подходя ко мне вплотную, накрывая мои руки, отчего меня будто парализовало. - Ему ты также скажешь, когда он узнает? Мне не нужно было уточнять, кого она имеет в виду. Гельмс, как никому были известны тайны моего сердца: мои страхи, мои мечты, мои чувства к Гладышеву. И она знала, куда нужно бить, чтобы я потеряла равновесие. -Узнает что? Россказни озлобленной подружки? - вскинула я бровь, обернувшись, встречаясь с Гельмс взглядами. На мгновение мы замерли, вглядываясь друг в друга - это был странный момент, но он быстро улетучился. Тишину нарушил смех Гельмс. - А ты не меняешься, Янка, все также продолжаешь отводить себе роль жертвы во всех драматических постановках своей жизни, - смеясь, покачала она головой, а потом резко замолчала и поддавшись вперед, процедила язвительно,- Вот только ты не жертва, Токарева! Ты - завистливая, самовлюбленная, озлобленная сучка, которая сама не знает, чего хочет от жизни. -Что? - воскликнула я, задохнувшись от шока.- И это будешь говорить мне ТЫ? -Ах, да, я же поверхностная, мелочная гадина, отхватившая себе бесплатный билетик, в то время, как бедная Яночка бьется за счастье изо всех сил, - сыронизировала она, а потом ударила в самую душу. -Вот только эта мелочная гадина не завидовала своей подруге, когда она отхватила этот самый бесплатный билетик, поступив в университет, не врала нагло своей матери, обвиняя в собственных проблемах всех вокруг, не прикрывала любовью корысть и тщеславие, и не наставляла рога мужчине, который ни раз вытаскивал ее из дерьма. Каждое ее слово, словно соль разъедала мои свежие раны, вызывая у меня дикую боль. Хотелось закрыть уши, отгородиться, убежать, ибо мне нечем было крыть. Все, что Гельмс говорила было истинной правдой. Горькой, омерзительной правдой, которую я с успехом подтвердила этой ночью. -Что, Яночка, ты проглотила свой острый язычок? - насмехалась Лера. -Заткнись!- процедила я, оттолкнув ее к стене. -Я-то заткнусь, но поверь мне, девочка моя, скоро от тебя останутся одни перья. - пообещала она со

злорадной усмешкой.- Каждый должен платить по счетам, подруга. И ты заплатишь! -Я убью тебя, сука, вот этими руками, если ты хоть шаг сделаешь в мою сторону! - выплюнула я, хотя саму трясло от страха, ужасное предчувствие затмевало разум. -А мне и не придется, Токарева. Ты наверное, еще не в курсе, что за просто так Пластинин ни с кем не трахается. Но ничего, скоро узнаешь,- снисходительно парировала она и отсалютовав, покинула прихожую. Я же пулей выскочила из квартиры, задыхаясь от душащих меня слез. Я чувствовала, что мой мир разваливается на части, что ничего уже нельзя исправить, ничего нельзя вернуть, и это было невыносимо. Невыносимо понимать, что я действительно то мерзкое существо, зацикленное на себе, которое описала Гельмс. А ведь я знала, что однажды мое самолюбие и импульсивность будут стоить мне очень дорого, но все равно продолжала идти у них на поводу, утрачивая контроль над своими действиями. И вот настал тот момент, когда даже я сама не в силах найти себе оправдание. Чем мне себя оправдать? Тем, что Олег взбесился и дал волю рукам? Так я сама его довела бесконечным враньем и дурацкими выходками. Или может, что повлиял на мое поступление? Глупо. Учитывая, что он все сделал, чтобы я чувствовала себя независимой в этом вопросе. А что теперь сделать мне, чтобы если он вдруг узнает, не чувствовал себя преданным? Что мне ему сказать? Но эти вопросы растворяются в ту же секунду, как я выхожу из подъезда и вижу напротив припаркованный Рэндж Ровер Гладышева.Все внутри меня обрывается, страх и смятение парализовывают каждую мышцу. Я замираю и немигающим взглядом смотрю сквозь лобовое стекло на Олега, откинувшегося на спинку сидения. Кажется, что он сидит так уже давно. Значит, Гельмс - сука, запомнила его номер телефона и позвонила. Вот о какой расплате шла речь. У меня начинается паника: дыхание перехватывает, слезы жгут глаза, а сердце колотится, как сумасшедшее. Мне хочется убежать, исчезнуть, сгинуть с лица земли. Становится так плохо, так стыдно и противно, что я делаю шаг назад, чтобы спрятаться, чтобы хотя бы на мгновение оттянуть неизбежный конец. Боже, неужели это все? Неужели вот так омерзительно, вот так глупо и уродливо все закончится? Нет! Пожалуйста, умоляю, только не так! Боже, только не так! Я шептала про себя молитву, ломая себя, толкая изо всех сил вперед, понимая, что лучше узнать все сейчас, ибо ожидание - хуже всего. Но я вновь ошиблась, хуже всего оказалось встретить первый Гладышевский взгляд. Как только он посмотрел на меня, я застыла, сердце с грохотом упало куда-то вниз, разлетаясь на осколки, стыд и горечь затопили с головой, зажгли глаза, разъедая их, будто кислотой. Вся моя решимость в момент улетучилась. Нет, я не смогу! Не смогу!- шептала я про себя, отходя от машины, продолжая умирать, глядя Олегу в глаза. А когда он потянулся к двери, меня заколотило от ужаса, и зажав трясущейся ладонью рот, пытаясь заглушить рыдания, я бросилась бежать, сама не зная, куда. Впрочем, это было неважно. Главное - подальше от последствий, от этого позора, хоть и понимала, что это бесполезно. Гладышев бежал за мной следом, и с каждой секундой расстояние между нами сокращалось, что доводило меня до бесконтрольной истерики. д потом сильные руки подхватили меня, отчего я на мгновение взвилась в воздух, задыхаясь от ужаса. Я начала вырываться, биться из последних сил, но он удерживал меня поперек талии, прижимая к себе так сильно, что я едва дышала. -Тише, успокойся, - прошептал он. -Не надо, пожалуйста, не надо! Я не могу…,- зарыдала я, захлебываясь отчаяньем, сползая на землю, но Олег тут же подхватил меня на руки и понес к машине. У меня не было сил вырываться, все внутри меня умирало, отсчитывая последние шаги. Уткнувшись Гладышеву в шею, судорожно втянула любимый аромат и задохнулась, понимая, что больше никогда не смогу так сделать. Больше никогда! Меня вновь скрутили рыдания, и я не смогла их сдержать, да и смысла в этом не видела. А потому заревела в голос, отчаянно и надсадно, вцепившись намертво в плечи Олега, боясь отпустить. -Малыш, прошу тебя, успокойся, пожалуйста, просто выслушай меня! - попросил он вдруг, вызывая у меня ступор. Я застыла, словно Гладышев нажал кнопку «стопе в моей истерике. Внутри меня что-то щелкнуло, и я медленно подняла голову, заглядывая Олегу в лицо. То, что я увидела в его взгляде, потрясло меня до глубины души. Столько вины было в его глазах, столько сожаления, раскаянья и любви, что я задрожала, хватая воздух ртом, ничего не понимая. Пока мы шли до машины, я лихорадочно обдумывала происходящее, но на ум ничего не приходило. Я не могла понять, почему Гладышев разговаривает так, словно виноват он, а не я? Он, конечно, виноват, но после сегодняшней ночи разве это имеет значение? Так почему он смотрит так, словно я - самое дорогое, что есть у него в жизни? Что это вообще значит? -Что ты тут делаешь?- спросила дрожащим голосом, стараясь не смотреть на Олега, когда мы к моему облегчению выехали со двора Пластинина. -Ты оставила свой телефон, я позвонил твоей Кристине, она сказала, что ты у нее, - объяснил он неловко, приводя меня в еще большее замешательство. -И… как ты меня нашел? - выдохнула я, нервно кусая губы. -В прошлый раз, когда ты не ночевала, мои люди искали тебя и узнали, что ты была по этому адресу. Прости, что тогда думал, черт знает, что! Я должен был…, - он не успел договорить, потому что я начала истерически хохотать, не в силах поверить в собственное везение. Господи, это что, шутка такая? Неужели судьба милосердно дает мне второй шанс? Неужели не все еще потеряно? Я продолжала хохотать, а Гладышев напряженно вести машину. Мой смех постепенно перетек в слезы, и я плакала, забившись в сидение, боясь смотреть на Олега. Гладышев потрясенный моей истерикой, остановился на какой-то пустоши, но мне было все равно. В моей душе творилось что-то невероятное. Все переворачивалось с ног на голову, будто в последний момент мою смертную казнь отменили, и меня помиловали. Я захлебывалась слезами облегчения и в тоже время, мне было противно от самой себя. Гладышев же был в полной растерянности, но отцепив ремень безопасности, повернулся ко мне, собираясь что-то сказать. -Малыш, я знаю, что ты не хочешь иметь со мной ничего общего после всего случившегося, - раздался его покаянный голос, сталкивающий меня в мой личный ад из вины, раскаянья и нестерпимой боли. Меня заколотило от нового приступа отчаянья. Я не могла выдавить из себя ни звука, лишь молиться. Боже, пусть он замолчит! Пусть не смеет просить прощение у такой жалкой мрази! Прошу тебя, Боже, я не выдержу этого! Не выдержу…. Но меня никто не слышал, а Гладышев продолжал рвать мою душу на ошметки. -Знаю, что перешел все границы, и мне нет оправдания. Я их и не ищу. Это было мерзко, я сам себе противен! Знаю, что ты достойна лучшего, гораздо лучшего. Я захохотала, сбивая его, думая про себя, чего теперь достойна. Уж точно не тех слов, которые он продолжал говорить. -Знаю, это звучит после всего киношно и пафосно, но поверь, все, чего я действительно хотел, так это любить тебя, оберегать, баловать, делать счастливой. Знаю, я не справился с этой задачей. Прости меня! Я так редко просил у тебя прощение и так часто причинял боль… -Пожалуйста, замолчи!- попросила я хриплым шепотом, захлебываясь слезами. -Не могу, я и так слишком долго молчал. Знаю, мне не следовало приезжать. Знаю, что должен отпустить тебя, но у меня не хватает сил, малыш, понимаешь? - покачал он головой, прожигая меня насквозь горьким взглядом. - Я должен тебе кое - что сказать прежде, чем ты решишь, что тебе это все ни к чему. Хотя сказать надо было это все гораздо раньше, но …ты же знаешь, я не расшибаемый об дорогу дурак, -усмехнулся он невесело, я же улыбнулась сквозь слезы, сканируя любимые черты, не веря, что у меня хватает наглости слушать, как он корит себя за вчерашний инцидент. Ведь он прав был, не доверяя мне. Я совсем завралась, заигралась. Но я слушала, хоть душа и заходилась горькими слезами. -Это не оправдание, а констатация факта, точнее даже неутешительный диагноз, - продолжил он свою уничижительную речь. - Просто я ничего уже не ждал от этой жизни, я думал, что мои лучшие годы прошли. А потом ты, как ураган обрушилась на меня со своей любовь, и я пополнил ряды придурков, которые борются со стихией. Но чем больше я пытался избавиться от чувств к тебе, тем больше влюблялся, - прошептал он и взяв мою дрожащую руку, сжал, впервые признаваясь в любви. - Возможно, уже поздно это говорить, но я люблю тебя, Ян! Люблю так, как никого никогда не любил! Я был не прав, во всем не прав и я прошу у тебя прощение! -Не надо!- приложила я к его губам ладонь, всхлипывая и заикаясь от рвущих меня на части слез боли. Я не могла слушать, как он изливает мне душу после того, как я предала его. Все внутри меня бунтовало против этого. Я чувствовала себя такой тварью, что хотелось сдохнуть, прямо в ту же секунду, как он поцеловал мою руку, прижатую к его рту и обхватив мое лицо своими ладонями, горячо продолжил, покрывая поцелуями мокрые щеки, собирая губами мои лживые слезы, тем самым превращая меня в абсолютнейшее ничтожество. -Я знаю, у меня много недостатков, малыш. Я совершил столько ошибок, сколько люди, порой, за всю жизнь не совершают. В наших отношениях ты была смелей меня, уверенней. Я же подобно трусливому мальчишке тысячу раз оступался, обижая тебя, причиняя боль, заставляя страдать. Я все время оглядывался назад и боялся смотреть в будущее. Но сегодня ночью я о многом думал, и понял, что не смогу жить без тебя. Дышать без тебя не смогу, потому что ты - мое все! Ты - та самая женщина, которую я искал всю жизнь. Когда я представляю свое будущее, то вижу твое лицо, слышу твой смех. Поэтому я прошу тебя, дай мне еще один шанс! Позволь, показать, что даже такой дурак, как я умеет любить и способен сделать женщину счастливой. Я обещаю то, что случилось прошлым вечером, никогда не повторится. Прости меня! Я никогда не вставал на колени, никогда ничего и ни у кого не просил даже в самые тяжелые моменты своей жизни, но ради тебя, я бы и на колени встал и … Я не позволила ему договорить, прижалась солеными губами к его губам, всхлипывая и заходясь рыданиями, вопрошая: « За что?я За что эта мука, за что эта насмешка судьбы? Почему именно сейчас? Почему я не почувствовала раньше? Как не заметила этих чувств? Ведь я так о них мечтала. -Молчи! - выдохнула ему в губы, целуя его, лихорадочно зацеловывая каждую черточку. Скользя дрожащими руками по бесконечно родному лицу, захлебываясь слезами и единственным желанием - быть ближе, растворится в нем. Мне он был необходим, как воздух. Я хотела, чтобы он стер эту проклятую ночь с моей кожи, с моих губ, с моего тела. Я хотела отмотать ленту времени и вернуться во вчерашний вечер, где я принадлежу лишь ему. -Малыш, что ты делаешь?- прошептал он, когда я распахнула на нем пальто и стала покрывать поцелуями его шею, торопливо расстегивая пуговицы на рубашке. -Умираю без тебя, - прошелестела я, касаясь языком его губ, ощущая дрожь его тела, которая передалась и мне. -Поехали домой, - предложил он, отвечая на мой поцелуй. Я чувствовала, что он растерян и обеспокоен, но я была растеряна не меньше его. Именно поэтому он мне нужен был, как якорь в хаосе моей жизни, которая разваливалась у меня на глазах. Мне было страшно, очень страшно. Все, что осталось пока еще неизменным, это наша страсть. И я цеплялась за нее, как утопающий за спасательный круг. Мне нужно было почувствовать, что этот мужчина все еще мой, а я - его. -Прошу тебя, - всхлипнула я, глотая бегущие по щекам слезы. Гладышев обхватил мое лицо ладонью, заглянул в глаза, удерживая на месте, но я тут же их закрыла, отчаянно боясь, что он все поймет.