Я закусила губу и кивнула, не представляя, что буду делать дальше.

Боже, и зачем я только выдумала всю эту историю, что приглянулась ему? А вот будешь знать, как врать! — насмехался надо мной внутренний голос.

Я вышла из толпы. Мужчина с друзьями как раз подошел к охране. Меня затрясло от ужаса, сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда я, сама не понимая как, решилась и крикнула:

— Эй.

Но мой крик потонул в гуле голосов и доносящейся из клуба музыки.

Я сглотнула и крикнула еще раз, только на сей раз громко:

— Эй, блондин.

Все сразу же уставились на меня и «мой» блондин тоже. Я же широко улыбнулась, хотя хотелось сквозь землю провалиться, и помахала ему. Его брови взлетели вверх, он медленно оглядел меня с ног до головы. Я же, с застывшей на лице улыбкой-гримасой, продолжала ему махать. Но заметив, как помрачнело его лицо, а взгляд стал жестким, прикусила дрожащую губу, прищурила один глаз и как в замедленной съемке опустила руку под общий хохот.

Поскольку я еще была слишком пьяна, то только вопрошала, как можно быть такой дебилкой, а не молила высшие Силы о мгновенной смерти. Это надо же так опозориться!

Глава 5

«В жизни есть только две трагедии: не получить того, чего хочешь или же напротив — получить. Причем вторая страшнее первой».

Исходя из собственных наблюдений, я склонен согласиться со стариной Уальдом. В особенности это касается разбогатевшего быдляка. Страшное дело, когда бедолага заползает на вершину социальной лестницы. Философию нищего из него никакими деньгами не вытравишь. Но почему-то все склонны винить материальный достаток в распущенности богатеев. А ведь суть проблемы гораздо глубже. Бедность не только как социальное положение, но и бедность нравственная — корень всех зол. Этого товарища легко вычислить, будь он даже самым богатым человеком в мире. У него привычки быдляцкие не исчезают, а культивируются в еще большем масштабе. Он живет так, как будто последний день. Отличительная черта — не знание меры. И неважно в чем это проявляется: в насущных нуждах (еде, одежде, питье), в работе, в удовольствиях. Казалось бы, как так? Бедняга не знает меры, когда у него никогда ничего не было. А суть в неумении дозировать, откладывать на «черный день», потому что он всегда «черный». И как только что-то появилось, нужно «жрать» пока не лопнешь, а то ведь завтра может и не быть.

И вроде бы, да и хер с ним. Заработал, имею право, никому ничем не обязан! Хочу жрать —жру, хочу баб — трахаю, хочу работаю — хочу нет. А кто спорит? Бога ради! Только это на первых порах кружит голову, а потом начинается: «жизнь мне приелась, ничего не радует…» и т.д. и т.п. Вот в этом и заключается трагедия жизни — когда получаешь то, что хотел. Но я опять же повторю, это касается быдляка. А так сложилось, что чаще всего он из простого народа. Вокруг меня множество таких, да я и сам из семьи бедолаг по большому счету, если сравнивать с нынешним моим положением. Но еще в юношестве уяснил простую истину: знание меры — основа довольства жизни.

Умение жить так, чтобы наслаждаться жизнью — это особое искусство, точнее говоря, даже труд.

Такие мысли проносились в моей голове, пока я стоял в пробке, направляясь в клуб моего знакомого. Он сейчас кислым голосом толкал пафосные речи о том, как все осточертело: Монте Карло – херня, мисс «90-60-90» — херня, Ламборджини — херня, мидии — херня, жизнь — херня.

— Саныч, ты понимаешь, ни в чем не вижу смысла. Вот даже в бабах, — захохотал он. Я хмыкнул. Уж если Диман в бабах разочаровался, то это уже серьезно.

— Вроде красивая, все при ней, — продолжал он, — а я понимаю, что мне насрать! Ты представь, до чего я дожил?! МНЕ НАСРАТЬ! Все на одно лицо и такие суки. Че это? Кризис среднего возраста? Вот ты сейчас, наверно, смеяться будешь, но я тебе серьезно!

— Да понимаю, Диман, что уж в этом сложного? – я усмехнулся, маневрируя в потоке машин и постукивая по рулю пальцами в такт тихо играющего инструментального джаза.

— Хер ты меня поймешь. Заведешь свою шарманку, что я быдляк или кто там… и баста. Знаю я тебя. Предупреждаю, сегодня я на эту философскую х*йню не расположен, — заплетающимся голосом сообщил друг. Видимо, решил, не дожидаясь никого, начать «вечер». Я подавил смешок и, вырвавшись, наконец, из гусиного строя, прибавил скорость.

— Ладно, сегодня без «х*йни», расскажу случай из жизни. Если поймешь…

— О, вот это интересно! — оживился Диман, решив, наверное, что сейчас я буду рассказывать про то, в какой момент женщины стали для меня все на одно лицо и почему. Хорошенький облом его ждет.

— Лет в двенадцать я гостил у бабки летом в деревне. Мы с пацанами лазали по садам. Ну а там яблоки: антоновка, белый налив, ранетки. Красивущие, кисло-сладкие, сочные, вкусные. Короче, нарвешь сколько в карманы влезет, нажрешься от пуза и так каждый день. Мы как купаться на речку идем, так рвем полный пакетище. К концу лета я обожрался этих яблок, они мне уже поперек горла стояли. И думаю: все, в жизни к ним не притронусь. А потом иду на речку, смотрю — вот они весят, глянцевые такие, красно-желтые, форма ровная, красивая, пахнут так…ммм… Аж слюней полный рот. Лезешь опять, срываешь. Идешь потом по дороге, в руках эти яблоки. Вертишь их так и сяк. Вроде и не голодный, а есть их привык. Но суть даже и не в этом. Кусаешь одно, а оно какое-то, как резина, выкидываешь. Раз надкусанное, пусть и красивое, но ты уже настолько зажрался, что тебе и не жаль. А чего их жалеть, когда вон, на каждом углу яблоки?! Выбирай, какое хочешь и сколько. И ведь до дурака не доходит, что кто-то душу в них вкладывал, растил, ждал, любил. А если уж совсем скотина, то и до этого дела нет. Я хочу и точка! Значит, второе надкусываешь — та же песня. И так пока все не перепотрошишь — уже просто из вредности, — не останавливаешься. Пусть я лучше лопну, но раз уж сорвал, все равно хотя бы надкушу. Потом хуже: мы стали этими яблоками кидаться. Часто так баловались, пока дед мой не увидел. О, как он отхерачил меня тогда, до сих пор помню. А потом лекцию прочитал, посадил на голодный паек и под замок. Вот так я все оставшееся лето сидел и думал, как себя вести. Ну и, в общем-то, осознал, что непотребство не приносит ни удовольствия, ни пользы. Один сплошной вред. Абсолютно верно говорят: чтобы чувствовать вкус, нужно оставаться чуточку голодным и это применимо не только к пище. Тяжеловато, конечно, когда все в избытке, но зато получаешь удовольствие оттого, что имеешь, а не рассуждаешь о «кризисе среднего возраста».

Я замолчал, концентрируя внимание на дороге. Диман тоже некоторое время сохранял тишину. Впрочем, я и не ждал ответ. Мне было все равно, слушает он меня или же нет. Делать в дороге все равно нечего, так почему бы и не порассуждать, пока есть свободное время?

— Вот ты знаешь, Гладышев, — серьезным голосом начал Дима. Я сосредоточился, удивленный. Обычно от этого «темного» ничего путного не дождешься.

— Я все думаю, кто из нас пил: ты или я? — засмеялся Вторников. Я подхватил его смех, качая головой. Горбатому только могила в помощь, — Ты когда уже приедешь? Вон уже Миха с Викусей подъехали, Костян с Танюхой, тебя да Борьку с Аленкой ждем.

— Минут через десять, — отозвался я с тяжелым вздохом.

— Давай, ждем. Вспомним старые добрые, передохнем.

Я неопределенно хмыкнул и отключил телефон. Честно говоря, вспоминать «старые добрые» особенно под долбящее по ушам д*рьмо (да простят меня поклонники техно) не было никакого желания. С удовольствием бы сейчас просто лег спать и наконец-то выспался, если это вообще возможно. Но нет же, клинануло меня согласиться на этот сабантуй со старыми друзьями. Хотя друзьями из них являются только Борька, Миха, да Аленка, остальные так — хорошие знакомые и то в силу жизненных обстоятельств. С Борькой мы друзья с детства, с Михой и Аленкой уже позже зацепились, а Костян с Диманом в девяностые стали опорой. Лихие годы мы пережили сообща: крутились, как могли, выживали, а, точнее, наживали. Каждый урвал себе по куску. Затем расползлись в разные стороны, кто куда, но хорошие отношения сохранили. Сейчас каждый свой кусь пристроил по собственному усмотрению: кто-то выиграл больше, кто-то — меньше, но тут уж у кого как мозги заточены. Были, конечно, те, которые все похерили, но их мы оставили позади. А наш состав, как пятнадцать лет назад образовался, так больше и не меняется. Ну, не считая женщин у некоторых, в том числе и у меня. Миха с Борькой еще в пацанами нашли свои половины, но я бы сказал, что повезло только Борьке с его Аленкой, Миха же… Памятник бедному мужику надо. Вика его та еще дура. У меня же, как и у Костяна в свое время не сложилось, а Диман не пробовал и не горит желанием.

Впрочем, глядя на Миху, да и из личного опыта, я Димку поддерживаю. Но с другой стороны — посмотришь на Борьку с Аленкой и понимаешь, что все в жизни относительно. Но не будем пускаться в очередные философские дебри.

Пока думал о друзьях, раздражение прошло и я почувствовал, что желание выспаться становится второстепенным, а вот увидеться с этими, порой «темными», но такими привычными обалдуями, очень даже хочется.

Я иной раз удивляюсь, как мы еще не поубивали друг друга. Настолько у нас разные взгляды на многие вещи, как впрочем, и интересы. Но жизнь-старушка полна сюрпризов и неожиданных встреч.


Убедиться в этом еще раз мне пришлось спустя десять минут.

Подъезжаю к клубу, навстречу едут Борька с Аленкой. Аленка радостно машет. Глядя на нее, в который раз повторяю, что Шувалову крупно повезло — отхватил себе золотую женщину и забот не знает. Пропускаю их, а затем паркуюсь следом. Выхожу из машины, ребята уже меня ждут. Прохладный ветер вызывает мороз по коже. Кутаюсь в пиджак, думая, что надо было пальто надеть. Схватить очередное воспаление не хотелось бы.

— Олег Саныч, здравствуйте! — улыбнулась Аленка. Я притянул ее к себе и поцеловал в макушку, одновременно протягивая руку Борьке.

— Здорова! — засмеялся друг, — Че-то вообще исхудал, оброс…