— Я прекращаю финансирование.

— Я не имею права вас заставить платить или не платить.

Он ушел.

Я выглянула в коридор. Около моего кабинета на стуле сидела Ирочка.

— Ирина Николаевна, что вы делаете?

— Вас жду. Вы же сказали, что я с вами…

— Так вы полдня сидите? Сходите в столовую с мужем.

— Он на кесаревом.

— Пойдемте со мной.

Мы пообедали, потом обход в отделениях. Потом роды, обычные физиологические без признаков патологии и даже без разрывов. Просто Ирочку надо учить. И все. Просто учить.


Идя домой, я думала о ней. Да, об Ирочке. Она любит детей, она просто баба, без наворотов, без претензий, просто баба. Вот вернется она домой к мужу, детям, маме… А я к кому? К сыну? Выслушать весь тот негатив, который возник в его малолетней бестолковой башке. Он же не понимает, что подставляя меня, толкая на криминал, подставляет и сестру, и Сашу Борисова. Он память отца пачкает. Как втолковать ему все это? Ведь он мне в ответ скажет, что дружба важнее. Что его авторитет в компании главнее, и Даша — вот она, живая, вместе с ее беременностью, а отца уже давно нет. Не знаю! Ничего не знаю и не понимаю! Вот жизнь прожила, а все равно дура дурой.

***

В этот вечер Саша со мной не разговаривал. Вообще не разговаривал. На следующий повторилось все тоже самое. Я к общению с ним не стремилась. Он был дома, на глазах, накормлен, а больше мне ничего не надо было. Сам заговорит. Я перед ним на задних лапках ходить не буду! Только сердце ноет и настроение — застрелись.

Затем наступило мое дежурство. То есть рабочий день, плавно переходящий в рабочую ночь, а потом опять плавно в следующий рабочий день.

Начался первый из двух рабочий день со скандала. Лену Кузнецову действительно перевели в общую палату. Как она орала! Мы были кто угодно, даже фашисты. Она, видите ли, особенная, а мы ее ко всякому отребью. Вот именно так и выражалась. Пришел Борисов и силой своего обаяния, а также волевым решением заткнул Кузнецову. Далее мы с Ромой отчитывались перед ним, как нашкодившие школьники, о том, почему мы сами не можем решить организационные вопросы и почему мы не умеем работать с пациентами. Говорил он с нами металлическим голосом начальника. А я думала: «Хорошо же его выучил мой муж! Ну почему у меня никак не получается быть железной леди?»

Только я вошла в свой кабинет, как меня вызвали в предродовую. Позвала Ирочку и вперед.

— Екатерина Семеновна, — дрожащим голосом говорила Ирочка, еле поспевая за мной, идущей быстрым шагом. Ее вес никак не позволял ей быстро двигаться, одышка мешала. — Екатерина Семеновна, а Борисов, хоть и красивый как бог, но еще злее Корецкого. Я того боялась, как чумы, а этого как завижу, так прячусь.

— Куда? — спросила я. Мне было непонятно, куда можно спрятаться при ее габаритах в отделении.

— За дверь в палате, — так же растерянно ответила она.

Отработав еще один день с Ирочкой, я так и не смогла понять, чем же она так понравилась моему мужу, что он сразу взял ее на работу.

После обеда у Кузнецовой отошли воды, схваток не было, но орала она знатно, и все время норовила ударить Рому. По ее субъективному мнению, он был «Козел», как все мужчины.

Когда Ирочка увидела данное безобразие, она незамедлительно стала на защиту мужа и так отчитала Кузнецову, что та резко пообещала слушаться и даже не пикнуть, как бы больно ей не было.

Мы с Ромой только переглянулись…

К концу моего рабочего дня и к началу ночного дежурства Лена Кузнецова родила мальчика. Хорошего такого мальчика три двести весом и пятидесяти двух сантиметров ростом. Закричал он сразу, милый такой новорожденный ребенок…

Я хотела его на живот матери положить сразу, но Лена отказалась даже глянуть в его сторону. Вот как сказала свое «не надо», так у меня сердце и оборвалось. Неужели бросит? Неужели от сына откажется? Отказалась. Сначала просила его не приносить на кормления, а потом вообще написала бумаги об отказе от ребенка. Я говорила с ней, вспоминала, как она просила сохранить его при угрозе. Просила хоть глянуть на сына. Но она ни в какую. Меня убило ее объяснение.

— Понимаете, он обещал квартиру купить и машину, на выбор, любую. А теперь в кусты?

— Вам негде жить? Лена, речь идет о вашем ребенке. Вашем, поймите! Вы носили его под сердцем, он шевелился в вашем животе.

— Да, я мучилась целых девять месяцев. Я думала, что он большую квартиру купит, и «Мерседес"-кабриолет. А он сказал, что будет переводить на счет деньги, только на еду, а квартира останется та же. Одежду ребенку купит сам. А на кой мне одежда ребенку? Может, мне еще говно за ним убирать?

Я вызвала психолога. Она поговорила с Леной без меня, а потом принесла мне заявление об отказе от ребенка. Я была просто в шоке, и никак не могла найти визитку отца ребенка. «Может, он возьмет?» — крутилось в голове.

Пошла искать Рому, но ни его, ни Ирочки в отделении не было. Нашла их в детском около брошенного мальчика. Ира плакала, а он обнимал ее и утешал. «Все-таки они пара!» — я уверовала в это через столько лет.

Часть 37


Я осталась одна. В смысле, в кабинете одна. Все ординаторы ушли, заступила ночная смена медсестер. Тихо. Нет, не тихо, просто я абстрагировалась от больничного шума, создала внутреннюю душевную тишину и покой. Но, как известно, свято место пусто не бывает. В голову полезли мысли. О Роме и его семье. Семье, которую я сегодня увидела совсем в ином свете. О сыне, который так стремительно отдаляется от меня, а я не готова его отпустить. О маме, с которой всю жизнь что-то не так в отношениях. О внуках, которых безумно люблю. Особенно Маринку. Кукла девочка, хоть на выставку. Думала, думала и задремала, прямо сидя за столом. Очнулась от голоса акушерки, меня вызывали в приемное отделение.

В приемное отделение поступила больная Катерина, прямо тезка моя, двадцати трёх лет от роду, с жалобами на умеренные кровянистые выделения из половых путей, несильные боли в низу живота, повышение температуры тела до тридцати семи. Рассказала, что накануне у нее произошел выкидыш при беременности двенадцать-тринадцать недель. Беременность, с ее слов, желанная, кровопотеря около стакана, может, чуть больше, так говорила Катя. Сразу к врачу не обратилась. Решила, что все само рассосется. На учет в женскую консультацию она не становилась, вот и подумала, что так проще будет.

При поступлении состояние средней тяжести, кожные покровы бледные, лицо красное, температура тела, как она и говорила, пульс до ста ударов в минуту, удовлетворительного наполнения, артериальное давление в норме.

На кресле смотрю — шейка матки укорочена, цервикальный канал проходим для одного пальца за внутренний зев, где определяется плацентарная ткань. Матка увеличена, ее размер одиннадцать-двенадцать недель беременности, мягковатая, слегка болезненная при исследовании, выделения кровянистые имеются, но немного. Прошу ее оформить, как полагается, и в палату с диагнозом: неполный инфицированный внебольничный аборт.

УЗИ сделали. Посевы, анализы тоже, антибиотики назначила, капать начали, снотворное дали и положили девочку. Утром при хорошем ответе на проводимую терапию выскоблю я ее. Сейчас не буду, пусть состояние стабилизируется, а утро вечера мудренее. Ей рожать еще, значит, вмешательств с моей стороны чем меньше, тем лучше.

Потом были роды, потом еще, а потом мне дали поспать целых три часа.

Отчиталась на общей планерке о дежурстве и занялась Катей. Состояние ее заметно улучшилось. Я удалила остатки плода и плацентарную ткань. Выскоблила ее, назначила окситоцин, пересмотрела назначения и вернулась к себе. У меня под дверью стояла женщина. Она была сосредоточенна и несчастна. Да. Сразу производила такое впечатление.

— Вы заведующая? — обратилась она ко мне.

— Я, пройдемте.

— Я знаю, мне сказали, что вы после дежурства, что с операции, но это важно, вы даже не представляете, как важно! Выслушайте меня, пожалуйста.

— Хорошо, воды дать?

— Да, спасибо.

Я налила ей воды

— Я расскажу, в чем дело. Только не перебивайте, даже если сумбурно, просто выслушайте.

Я кивком головы попросила ее продолжать.

— Мой муж очень состоятельный человек. У нас двое детей, дочки. Но он изменяет мне.

— Вы хотите провериться на половые инфекции? Есть жалобы?

— Да нет, хотя это тоже бы не помешало. Она беременна. Не знаю, его как подменили, этот ад длится почти год. Я делаю вид, что не замечаю, что все нормально, понимаете? Ради дочек. Ведь если мы разведемся, он уйдет к ней и забудет о них. Там будет ребенок, его ребенок, и все внимание, вся его любовь достанутся ему, тому, другому малышу. Я должна защитить моих девочек.

— Пойдемте возьмем анализы в смотровой, — Перебила ее я, так как слушать о том, какой у нее муж и дочки, мне совершенно не хотелось.

Но она возмутилась.

— Вы обещали выслушать.

— Слушаю, — почти извинилась я.

— Она лежит у вас. Я хотела бы знать, когда она родит. Как часто он ходит к ней. Ну, вы понимаете.

— Нет, не понимаю и не пойму. Мы не даем сведения женам о любовницах. И вообще, у нас все одинаковые беременные женщины, каждая со своей проблемой. Надеюсь, вы меня понимаете?

Но она продолжала:

— Он пришел пару дней назад, просил простить, сказал, что не уйдет, что порвал с ней, но будет помогать ребенку, что прекратил финансирование ее. Но ребенка не оставит.

У меня внутри что-то шевельнулось: а вдруг?..

— Ее фамилия Кузнецова, я заплачу вам, только дайте мне глянуть на нее.

Если честно, я не верила своим глазам. Передо мной была жена человека, которого я тщетно пыталась найти вчера, но куда я засунула его визитку, одному богу и то неизвестно.