– Кстати, – сказала она, – как умер Невилль?

– Он… – Джиллиан запнулась, помолчала и попробовала начать еще раз: – Он упал из окна нашей спальни.

– Упал? – саркастически переспросила Элинор, заметив, как увял румянец на лице Джиллиан. Оно стало желтым и тусклым. – Ты вытолкнула его?

– Нет! – взвизгнула Джиллиан, сжавшись. – О, я бы… нет, правда, нет… Бедный Гилберт!

Это отчаянное отрицание могло означать как вину, так и чувство отвращения, но Элинор только пожала плечами. Если бы ей самой навязали такого мужа, она, наверное, тоже избавилась бы от него. Конечно, можно было найти более милосердный способ, чем выбрасывать безумного калеку из окна, но Джиллиан могла и не знать о свойствах такого снадобья, как болиголов. В любом случае для Адама это опасности не представляло. Чтобы сбить его с ног, понадобится стенобитное орудие. Кроме того, Джиллиан любила Адама. Элинор была уверена в этом. Жестокость как таковая ее не смущала, и она только приветствовала бы ее, если бы это служило интересам сына.

– Джиллиан! – Элинор погладила ее дрожащие плечи. – Как бы ни умер Невилль, ему, бедолаге, лучше было умереть. Забудем об этом. Это в прошлом. Посмотри на меня. Я хочу сказать тебе что-то важное. Подними голову.

– Я не делала этого, мадам, – настаивала Джиллиан, – не делала…

– Нет? Ладно, это неважно.

Джиллиан вытаращила глаза. Было неважно, что она могла оказаться убийцей своего беспомощного мужа? Неважно, что она нарушила супружескую клятву, которой она, правда, не помнила? Но тогда, что же важно?

– А важно, – продолжала Элинор, – что ты глупая гусыня, а Адам болван! Я знаю, что он собирается жениться на тебе.

Затем Элинор пересказала свою беседу с сыном насчет здоровья Джиллиан. Прежде чем она дошла до середины рассказа, Джиллиан поняла, что Элинор права. Глаза ее засветились, а щеки заполыхали.

– Это правда?! – задыхаясь, произнесла она. – Вы не можете быть так жестоки и питать меня ложными надеждами. Вы не такая.

– Да, я не такая, но справедливости ради должна сказать, любовь моя, что ты ценишь себя слишком дешево. Ведь не только Адам хотел бы жениться на тебе. Если ты захочешь, то сможешь выбрать себе дюжину мужчин. Ты ведь не только красивая, но и состоятельная женщина – воистину богатая вдова.

Лицо Джиллиан скривилось, и она покачала головой, отмахиваясь рукой от этой совершенно нелепой идеи. Элинор улыбнулась. Ей было ясно, что за Адама она уцепилась не из страха и беспомощности – он был истинным избранником ее сердца. Время испытаний прошло. Теперь Элинор должна готовить свою невестку к ее новой роли в жизни.

– Дитя мое, – продолжала она, – надеюсь, что ты не обидишься, но если тебе суждено стать женой Адама, и земли Тарринга соединятся с Кемпом, и поскольку зять Адама – кузен короля, а великий маршал Англии – наш ближайший друг, ты станешь очень важной леди. Прости меня, если я скажу, что тебе еще многому нужно научиться.

– Я это прекрасно понимаю, – вздохнула Джиллиан. – Я изо всех сил старалась делать то, что Адам ожидал от меня, но не знала, как.

– Мало пользы от излишней скромности, – возразила Элинор. – Ты вроде бы достаточно хорошо справлялась с воинами и населением Тарринга.

– Ну, это оказалось легко, – ответила Джиллиан. – Мне достаточно было только сказать Олберику, что я хочу, чтобы все наказания и решения были точно такими же, как если бы Адам распорядился сам, и тогда он мне объяснял, что я должна сказать, и я говорила. И отец Поль рассказал мне, какие обычаи существуют в Тарринге. Они не знали, что я такая невежда, потому что я объяснила им, что во Франции все делается по-другому. Не знаю, правда ли это, но, полагаю, они этого тоже не знают.

– Очень умно, – одобрила Элинор. – Но будет время, когда Олберика и отца Поля не окажется под рукой, и тогда тебе не удастся воспользоваться этим приемом, когда Адам будет рядом с тобой.

– Но тогда мне и не понадобится… я хочу сказать, что Адам будет распоряжаться, если он будет там.

– Нет! – воскликнула Элинор. – Это твои земли, твои люди. Адам будет возле тебя, и, если тебе понадобится помощь, например, когда речь идет о мужской чести, он посоветует тебе. Но ты должна все время помнить, что ты знатная леди. Тебе действительно придется многому научиться. – Элинор взглянула в широко раскрытые испуганные глаза. – Это не значит, что ты должна все выучить сегодня. Мы будем продвигаться шаг за шагом.


Пока боевые машины выполняли свою работу, разрушая стены замка, остальным в Вике делать было нечего. У Адама было время перечитать каждое слово из писем Джиллиан и довести себя до нервного истощения, размышляя над воображаемым ее слабым здоровьем.

К счастью, вскоре поступили свежие новости, которые отвлекли его от мрачных мыслей. Иэн с радостью писал, что, хотя Беркхемпстед сдался после тяжелых боев, Людовик, по-видимому, достаточно насытился. Было заключено перемирие, и принц уже удалился в Лондон, предоставив армии добираться своим ходом.

«Это, – писал Иэн Элинор, – не слишком понравилось Арунделю, который был у нас здесь еще два раза. Он считает, что Людовику следовало остаться и отправить людей, чтобы они не могли нарушить перемирие. Ты понимаешь, что это неразумно, но мы очень довольны тем, что Арундель во всем видит ошибки принца. Не удивляйся, моя дорогая, если мы с Джеффри привезем его домой в качестве гостя. Передай Адаму, – продолжал он, – что ему нужно завершить свое дело в Вике как можно быстрее. Хотя, в общем-то, перемирие обычно не запрещает сеньору разбираться со своим мятежным кастеляном, случай леди Джиллиан довольно деликатный. Поскольку ее последний муж приносил присягу Людовику, с юридической точки зрения можно считать, что она является пленницей Адама, а не его вассалом, и, следовательно, захватывая Вик, Адам нарушает перемирие».

Там еще был исписан целый лист о любви, тоске и небольшие личные воспоминания, которые свидетельствовали о переполненном чувствами сердце Иэна. Элинор читала и счастливо вздыхала, но мысли ее вскоре перескочили на менее радостные вещи. Как ей передать сообщение Иэна Адаму? Она, конечно, могла написать сыну сама и отправить к нему личного гонца. Это избавило бы Джиллиан от лишней боли, но правильно ли будет избавлять ее? Явно пришло время очередного испытания. Способна ли Джиллиан настолько закалить себя, чтобы послать сообщение, которое ввергнет ее возлюбленного в активные сражения?

Элинор прикусила губу. Джиллиан была прелестной. Именно такую девушку она выбрала бы себе в невестки, если бы ей поручили избрать жену для Адама. Она была сообразительной, как Джоанна, но не столь упряма, с таким же сильным характером, но более добродушным. Элинор уже успела полюбить ее, и ей было тяжело причинять боль тем, кого она любила, особенно этой нежной Джиллиан. Ей казалось маловероятным, что с Адамом могло что-то случиться во время этой кампании, но всякое бывает. Если именно Джиллиан придется сообщить ему, что он должен начинать штурм, а он по какой-нибудь злой и нелепой случайности погибнет… Элинор закрыла глаза, глубоко вздохнула, чтобы снять напряжение в груди и горле. Дело должно быть сделано. И нет легкого пути пройти через это. Она встала и спустилась в зал, где, как она знала, найдет одиноко сидящую Джиллиан, поскольку Джоанна тоже получила письмо и теперь сидела в своей спальне, впитывая излияния своего мужа.

– У меня для тебя трудная работа, любовь моя, – сказала Элинор.

Джиллиан оторвала глаза от вышивания и улыбнулась.

– Только не говорите мне, что все еще боитесь за мое слабое здоровье, – шутливо предупредила она.

– Нет, я боюсь за твое нежное сердце. Послушай, – и Элинор перечитала ей выдержку из письма Иэна. Радостное и шутливое выражение исчезло с лица Джиллиан, глаза ее расширились и засверкали.

– Это действительно мой долг, мадам, сообщить Адаму, что он должен начать сражение, не успев подготовиться?

– Он не будет действовать неподготовленным, радость моя, – успокоила ее Элинор. – Адам слишком хороший военачальник, чтобы подвергать опасности своих людей и успех всего предприятия торопливым, плохо подготовленным штурмом. Просто он удвоит свои усилия, чтобы быть готовым.

Светло-карие глаза Элинор встретились с кроткими бархатными глазами своей будущей невестки и, не выдержав, опустились. Слезы переполнили глаза Джиллиан и покатились по щекам. Джиллиан знала, что то, что говорила Элинор, было лишь надеждой, а не убежденностью. Никто из них не верил, что Адам мог еще сильнее торопиться с подготовкой к штурму. Да, он не раз писал: «Я скучаю по тебе. Мне кажется, ни одна стена никогда не была такой упрямой». Джиллиан не сомневалась, что Адам и так уже делал все, что мог. Элинор подошла ближе и погладила Джиллиан по щеке.

– Бедное дитя, – вздохнула она, – тебе не обязательно писать об этом. Я сама напишу. Может быть, мне не следовало говорить тебе об этом, но, Джиллиан, любимая, это будет твоя жизнь. Ты должна знать и принять ее. На этот раз я могу тебя немного прикрыть…

Голос Элинор дрогнул. Джиллиан отрицательно покачала головой. Губы Элинор сжались. Если это упрямое отрицание означало, что Адаму вообще не нужно сообщать о предупреждении Иэна, то Джиллиан не научилась понимать мужчин. Но Джиллиан отложила иголку и вытерла глаза.

– Адам ведь ожидает от меня, что я должна быть способна писать о таких вещах, не так ли? Если я не справлюсь с этим делом, он… он, может быть, и будет любить меня по-прежнему, но не будет доверять мне, как лорд Иэн доверяет вам, а лорд Джеффри – Джоанне. Разве не так?

– Да, дитя мое, именно так.

– Тогда я сразу же напишу ему… И могу ли я попросить вас одолжить мне гонца, или я должна…

– Конечно, можешь. Гонец в твоем распоряжении, как только письмо будет готово.

22

Седрик Саутфорд, сын человека, который вслед за первым мужем Элинор изъездил весь Уэльс вдоль и поперек, передавая сообщения, доставил письмо Джиллиан Адаму. Тот взволнованно сломал печать, зная, что Джиллиан не стала бы писать, пока не прибыл гонец с его собственным письмом к ней, если бы не случилось что-то важное. Естественно, новости обрадовали его, и он отправился передать их сэру Ричарду. Был созван военный совет, где всем сообщили о перемирии и об отношениях Арунделя с принцем Людовиком.