Меир не знала, что на это сказать.

— В буддистской?

К счастью, Бруно рассмеялся:

— Не уверен. Кажется, этот лагерь подходит для приверженцев всех религий без исключений. Мы с Карен развелись.

— Мне очень жаль.

— Спасибо. Это случилось сразу после смерти Лотос. Ее смерть… это как взрыв. Сначала тишина, потом ударная волна, падают стены, а осколки стекол прошивают насквозь все, что не было погребено под обломками. — Бруно тяжело дышал и с трудом подбирал слова. — Мы сразу поняли, что не сможем помочь друг другу. И мы решили расстаться. Между нами не было вражды, но мы не могли находиться в одной комнате. У нас не было сил на злость и ругань. Думаю, сейчас Карен посещает какие-нибудь тренинги, чтобы справиться со стрессом и преодолеть гнев. В общем, обычная история. Пары часто расстаются после смерти детей.

— Чем ты сейчас занимаешься? — мягко спросила Меир.

— Я бросил работу. Приехал в горы. Выживаю в лачуге. Хожу в походы. Иногда беру палатку, запас еды и поднимаюсь высоко в горы. Несколько недель провел в чудесном месте. Очень красиво. Ты должна увидеть эти пейзажи. Напоминает Ладакх.

— Мне кажется, ты сгущаешь краски, — сказала Меир. Она была поражена его откровенностью и тем, какой тернистый путь он выбрал, чтобы справиться с горем.

— Нет. Наоборот, я немного осветляю тона. Все же Карен была идеальной женщиной. И она ни секунды не сомневалась в том, что нам нужно расстаться.

Они замолчали. Потом он спросил:

— Скажи мне, что ты хочешь узнать о Райнере Стамме и откуда тебе известно об этом человеке?

Меир с трудом собралась с мыслями и начала кратко пересказывать свою историю с самого начала, но Бруно перебил ее, сказав, что помнит ее рассказ о бабушкиной шали из Кашмира. Меир продолжила:

— А еще мне в руки попали старые письма. Выяснилось, что Райнер знал мою бабушку. Они познакомились в Шринагаре. Шаль принадлежала подруге Нерис Кэролайн. Я виделась с ней, она вернулась в Шринагар и живет сейчас там. В конце войны Райнер исчез из города вместе с ребенком. Я думаю, это был ребенок Кэролайн.

— Ты знаешь, что Прита умерла пятнадцать лет назад? — спросил Бруно.

— Нет. Я никого не знаю по имени Прита.

— Прита — это жена Райнера. Она воспитала Захру как свою родную дочь.

Меир решила, что ослышалась:

— Захру?

— Все верно. Прита Стамм и эта маленькая девочка после войны приехали в Швейцарию. Мои родители помогали им. Я знаю Захру с самого раннего детства.

У Меир быстрее забилось сердце. Наконец-то зацепка, ниточка, за которую можно потянуть… У нее расширились глаза, когда она поняла, что это значит.

— Захра жива?

— Да. Ей сейчас шестьдесят. После окончания университета в Швейцарии Захра решила вернуться в Индию. Прита уехала вместе с ней. Мы продолжаем общаться. В прошлом году мы планировали навестить ее перед отъездом домой.

Слова Бруно все еще звучали у нее в голове. Она хотела так много сказать, так много спросить. И чувствовала, что это совершенно не телефонный разговор.

— Бруно, можно мне приехать к тебе? — повинуясь внезапному порыву, спросила Меир.

— Конечно, — сразу же согласился он.

Из Цюриха она четыре часа ехала на поезде. Ей пришлось сменить четыре поезда, правда, каждая пересадка заняла у нее меньше минуты. В конце путешествия она пересела на фуникулер, который медленно полз вверх между темными соснами и лугами с сочной альпийской травой, на которых паслись коричневые коровы. Через открытые окна врывались ароматный воздух и мелодичное позвякивание колокольчиков. Меир вытянула шею, чтобы лучше рассмотреть прекрасный горный пейзаж. Ей вспомнились пики Леха и озеро в Шринагаре и показалось, что она вернулась в те места. Наконец фуникулер доставил ее на место. Она вышла на платформу вместе с толпой японских туристов с забавными солнцезащитными козырьками и небольшой группой хасидов в длинных черных пальто и широкополых шляпах. Впереди (сразу за зданием вокзала), сзади, справа и слева возвышались ледяные стены — казалось, ледяной великан пытается схватить прибывших в кулак. Вокруг были камень и лед. Вверху, на головокружительной высоте, карнизом нависал край ледника. Меир остановилась и с изумлением уставилась на это чудо природы.

— Эй! — услышала она знакомый голос.

Чья-то рука осторожно коснулась ее плеча. Она обернулась и увидела Бруно. Его загорелое лицо заметно осунулось, и все же перед ней, безусловно, стоял прежний, мужественный и решительный швейцарец.

— Ты удивлена? — поинтересовался он.

— В этих декорациях? Я ошеломлена, если хочешь знать.

Он кивнул и внимательно посмотрел на Меир. Внезапно ей показалось, что она слышит звук вертолета и видит, как Бруно бежит к нему с Лотос на руках.

— Добро пожаловать в Альпы! — Бруно подхватил ее сумку на плечо. — Ты сможешь подняться вон на тот холм? К сожалению, по-другому мы не доберемся до хижины.

Они оставили японцев и хасидов прогуливаться между кафе и магазинами сувениров и начали карабкаться вверх по довольно крутому склону. Узкая тропа петляла между валунами. Идти было сложно, то и дело из-под ноги срывался вниз камень. Меир шла, нагнув голову, и старалась не отставать от Бруно. Листья и стебли щекотали лодыжки. Меир с удивлением отметила, что каменистая почва сменилась густым ковром разнотравья. Здесь были голубые колокольчики и незабудки, желтые нарциссы, кустики альпийских анемон и роскошные купола гигантских чертополохов. По краям тропы росла синяя вероника. Если они действительно шли к дому Бруно, то это было самое прекрасное место для жизни, которое она только могла себе представить. Потом тропа резко ушла вверх.

Меир вздохнула с облегчением, когда они дошли до вершины. Бруно перебросил сумку на другое плечо.

— Спасибо за помощь.

— Ерунда. А ты сильная!

Меир было приятно услышать похвалу из его уст. Она обернулась, и, когда увидела, как высоко они поднялись, у нее перехватило дыхание. Далеко-далеко внизу остались станция и зеленые вагончики фуникулера, маленькие, как детская игрушка. Тонкой лентой вилась тропинка вниз, в долину. Теперь гигантские ледяные пики были рядом, казалось, протяни руку — и дотронешься до них.

— Юнгфрау, Монк и Эйгер, — назвал горы Бруно.

Прямо перед ними на тысячи футов вздымалась черная пирамидальная скала. Вид этой грозной горы заставил Меир вздрогнуть.

— Это северная стена, Нордванд, — сказал Бруно.

— В Ламаюру ты сказал, что Райнер пытался взойти на эту гору.

— Да, мой дедушка был его проводником. Они едва не погибли, но выжили и остались друзьями на всю жизнь.

Они стояли плечом к плечу и смотрели на каменную стену.

— Пойдем, — наконец сказал он. — Мой дом уже недалеко.

Сверху долина выглядела как пушистый кашмирский ковер: темный бархатный папоротник перемежался полосками светлой травы. Далеко внизу Меир заметила шоссе и крошечные блестящие машинки, которые мчались по нему. Вскоре они вышли к небольшому озеру. Оно выглядело как сияющий сапфир, вставленный в диадему из зеленых мхов. На противоположном берегу, прямо посреди роскошной цветочной лужайки стояла хижина. Всего четыре окна, по два с каждой стороны от входа, на подоконниках — красные герани. Бруно с учтивым поклоном пригласил Меир в дом. В этой обстановке он выглядел настоящим швейцарцем.

— Добро пожаловать в Альпы! — повторил он.

Домик был полностью деревянным: стены из толстых бревен и даже на крыше деревянная черепица. Входную дверь защищал от непогоды навес, под ним, по обе стороны двери, стояли скамейки. Бревна стен были настолько гладкими, что по ним можно было провести рукой, не боясь загнать занозу. Внутри широкие половицы приятно поскрипывали под ногами. В углу стояла квадратная металлическая печка. На окнах висели бело-красные занавески, на массивном деревянном столе стояла ваза с охапкой голубых цветов.

— Как видишь, никакой цивилизации. Воду беру из озера, туалет на улице, использую свечи и керосиновые лампы. Хотя недавно установил на крыше солнечную батарею. Она дает электричество для небольшого водонагревателя. Конечно, можно было устроиться с большим комфортом, но мне нравится так.

— Ничего не меняй. Это самое красивое место в мире, — сказала Меир.

Бруно улыбнулся. Впервые с момента встречи она увидела его счастливое лицо.

— Правда? Отец каждое лето привозил меня сюда. Это обычная хижина пастуха.

Он показал ей второй этаж. Туда можно было попасть по приставной лестнице через люк в углу бревенчатого потолка. Наверху оказались две маленькие комнаты, разделенные стеной из грубых досок. В комнате, где предстояло жить Меир, лежал матрас, застеленный белой простыней, одежду можно было повесить на колышки, вбитые в стену. Пол устилал полосатый ковер. Нижний край окна высотой по колено находился на уровне пола. На одеяле лежало аккуратно сложенное бледно-голубое полотенце. Меир была тронута такой заботой. Бруно явно подготовился к ее приезду. Меир распаковала вещи и развесила их на колышки. Прежде чем спуститься на первый этаж, она воспользовалась случаем и заглянула в комнату Бруно. Там были стопка книг, матрас и немного одежды на вешалке — не больше, чем она взяла с собой в трехдневное путешествие. Бруно жил очень скромно. Внизу он показал ей опрятную кухню с каменной мойкой и современной плитой. На деревянной полке стояли стаканы, тарелки и несколько кастрюль. Туалет был на улице под навесом. В задней стенке туалета было вырезано небольшое круглое окошко, через которое можно было видеть белоснежные пики и крутые склоны Северной стены. Прямо за домом величаво возвышался Эйгер. Весело засвистел чайник на газовой горелке. Бруно приготовил чай. Оглядевшись, Меир заметила радио и компьютер. Рядом с компьютером на столе стояла фотография Лотос в новенькой рамке. Волосы обрамляли детское лицо, словно облако сладкой ваты. Взгляд Бруно скользнул по фотографии дочери.