– Я позвоню ей, когда мы вернемся в Сиэтл, – пообещала она. И действительно, позвонит. Ее злость на Клэр прошла, ей стало понятно, что она была направлена не на того человека. Ее сменила растущая симпатия. Клэр сражалась со своими воспоминаниями. Ванесса видела слишком много женщин в разгаре этого сражения, чтобы смогла отмахнуться от страданий сестры. Но сейчас ей нужно было отстраниться от всего.

Водный велосипед качался слегка на воде, и солнце согревало ее лицо, и, несмотря на потрясения последних дней, Ванесса чувствовала себя в мире и ладу с собой, как никогда за последнее время. Она сделала то, что должна была сделать. Если ей поверили, хорошо. Если нет, какое это имеет значение? Уже то было ясно, что Зэд Паттерсон перепугался. Он собирался включить помощь подросткам в свой законопроект просто для того, чтобы она от него отвязалась.

– Давай не будем больше сходить на берег, – сказал Брайан.

Она покачала головой, не отрываясь от его плеча.

– Никогда больше?

– Ну, может быть, только для того, чтобы поесть. И все.

– А может быть, чтобы посетить врача, – предложила Ванесса.

– Врача?

У меня задержка на полторы недели. Рука Брайана крепче сжала ее плечи.

– Стресс?

– Может быть. Я немного подверглась стрессу.

Они замолкли на мгновенье. Она могла чувствовать, как Брайан переваривает новость, и она улыбнулась про себя.

– У тебя раньше когда-нибудь была задержка на полторы недели?

– Никогда.

– Ван. – Его голос был хриплым, и она обхватила его руками и прижала к себе, пока их велосипед легко скользил по воде под безоблачным небом.

50

Парк аттракционов Винчестер-виллидж,

штат Пенсильвания


Винчестер-виллидж была пустынна. Клэр и Рэнди шли между скелетом американских гор и огромными, простирающимися до неба лапами, которые летом держали машины, набитые визжащими подростками. Парк аттракционов не должен был открываться до конца мая, и он вызывал чувство, как будто вы были в городе-призраке, безжизненном и забытом. Трудно представить его ожившим.

У нее не возникло никаких препятствий для получения разрешения посетить парк в мертвый сезон. Она позвонила в отдел связей с общественностью парка и поговорила с человеком по имени Скотт Меррик, сказав ему, что она – внучка Винцента Сипаро и что она не видела его карусель с детства, не будет ли возможности посмотреть на нее сейчас. Меррик сказал, что ее примут с распростертыми объятиями в любой день, и вообще он сам большой любитель карусели, и они поболтали по телефону несколько минут о лошадках Сипаро эры ее прадеда. Меррик сказал, что он ездил на них верхом, когда был ребенком. Он едва бы мог отличить лошадок, вырезанных ее дедом от тех, которые вырезал ее прадед, за исключением подписи и растительного узора, который украшал упряжь Джозефа Сипаро. Этот человек действительно разбирался в раскрашенных лошадках.

Он хотел сопровождать ее при осмотре карусели. Она могла понять об этом из разговора.

– Я покажу вам, как мы реставрировали лошадок, – сказал он. – В строгом соответствии с цветами вашего деда и его дизайном. Мы даже использовали листовое золото, как и он.

– Мистер Меррик, – сказала она. – Не будет ли слишком, если я попрошу возможности осмотреть карусель в одиночестве? Видите ли, я думаю, что для меня это будет очень волнующе. Вы не станете сильно возражать?

Меррик заколебался, и она явственно почувствовала его разочарование:

– Конечно. Вы загляните в офис, и я дам вам ключи от балагана с каруселью.

Она намеревалась совершить эту поездку совершенно одна, но Рэнди попросился с ней, и она обрадовалась его компании. За последнюю неделю она наблюдала, как он боролся с новыми ограничениями в их отношениях, как пытался определить, насколько близко к ней он мог сидеть, как интимно мог коснуться ее. Она оценила попытки, которые он делал, чтобы сохранить их дружеские отношения.

Они выехали из Вирджинии утром после завтрака и прибыли в офис Скотта Меррика почти в полдень. Меррик тепло приветствовал ее рукопожатием, прежде чем положить ей в ладонь ключ. Она привезла ему подарок из альбома со старыми фотографиями – фото ее деда, вырезающего голову лошади в мастерской в амбаре. Меррик пришел в экстаз. Он сказал, что увеличит это фото и повесит на стене балагана с каруселью.

– Если вы позволите пойти с вами, – повел он переговоры, – я бы смог пустить карусель, в противном случае вам придется смотреть на нее неподвижную.

– Прекрасно. – Клэр улыбнулась ему, ключ жег ей ладонь. – Именно это мне и нужно.

Балаган с каруселью был на противоположном конце парка, далеко от офиса. Клэр крепко сжимала ключ, когда они с Рэнди шли между колесом обозрения в зимней спячке и другими аттракционами, забитыми досками. Ей пришлось останавливать себя, чтобы не побежать бегом к карусели теперь, когда она была так близка к ней.

– Интересно, не буду ли я разочарована, – сказала она Рэнди. Возможно, Титан не такой прекрасный и благородный, каким он оставался в ее воспоминаниях. – Ты ведь знаешь, как бывает: то, что кажется тебе таким удивительным в детстве, оборачивается чем-то обычным, не таким уж впечатляющим.

– Правильно, – сказал Рэнди. – Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Они обогнули какую-то огромную закрытую платформу, и неожиданно перед ними показались белые карусельные лошадки. Здание выглядело так, как будто оно с трудом перенесло зиму. Белая краска приобрела отчетливый серый оттенок. Скотт Меррик сказал, что балаган должен быть покрашен через несколько недель.

На фасаде балагана были три широкие, похожие на гаражные, двери. Очевидно, задняя часть здания оставалась постоянно закрытой, хотя сотни маленьких окошек пропускали свет вовнутрь. Клэр открыла центральную дверь ключом, а Рэнди помог ей отворить ее. Прямо перед ней, как это было в амбаре, стоял Титан с раздувающимися ноздрями и золотой гривой, блестящей на весеннем солнце.

– О! – Она отступила на шаг, чтобы рассмотреть коня и ее беспокойство насчет того, что она будет разочарована, исчезло. Титан был потрясающ, его развевающаяся на ветру грива была еще более дикой, чем ей запомнилось. В огромных карих глазах – буря. Голова красивой формы прочерчена венами, а английское седло с золотым окаймлением имело приятный глянец потертой кожи.

– Дай мне ключ, – сказал Рэнди. Он взял ключ из ее руки и открыл остальные две двери, пока Клэр просто разглядывала карусель. Перед ней была целая коллекция диких лошадей с бешеными гривами, которые неслись и становились на дыбы, храпящих и бьющих копытами. Она удивилась, почему, когда была ребенком, не чувствовала страха перед этими бешеными животными. Невозможно отрицать, что она почувствовала сейчас приближение приступа страха.

Насколько обветшалым балаган был снаружи, настолько он был блестящим и прибранным, без единого пятнышка, внутри. Когда двери открылись настежь, отблески солнечного света смешались с красками. Блестящие краски, и листовое золото, и овальные зеркала внутри вращающегося основания заставили ее прищуриться.

Зеркала.

Она быстро отвернулась от них и держала лицо опущенным вниз, когда Рэнди взял ее за руку и стал обходить карусель кругом.

– Та сторона лошади, которая обращена к публике, называется «романтической» стороной! – Клэр едва выдавила слова через комок страха у себя в горле. Проклятые зеркала. Она старалась, чтобы ее голос не отличался от обычного. – Именно там находятся все украшения, на романтической стороне. – Она ступила на помост, таща Рэнди за собой, и прошлась меж лошадей, чтобы показать ему их некрашенную сторону. – Вот какие они на самом деле, – сказала она.

Рэнди был явно в восторге.

– Просто не верится, что один человек смог вырезать этих всех лошадей вручную. – Рэнди провел пальцами по замысловатым железным доспехам, покрывающим бока черного коня. – Какое искусство.

Впереди Клэр заметила что-то между лошадьми. Она отпустила руку Рэнди, все еще не поднимая глаз, и пошла в направлении чего-то ярко-травянисто-зеленого.

Экипаж. Конечно, тут был один. Резное дерево по бокам слегка выгнуто, форма до волнения знакома; она много раз касалась рукой этих выгнутых линий. Экипаж был короткий, но широкий, только с одним сиденьем, обтянутым коричневой кожей. Дерево было выкрашено в ярко-зеленый цвет, и золотые драконы, и женщина, одетая в белый газ, были вырезаны на элегантной романтической стороне.

Рэнди догнал ее, и она вцепилась в его плечо.

– Что это? – Он проследил взглядом за ней в направлении экипажа.

Она уловила запах сильного, пряного одеколона. Она почувствовала прикосновенье небритой щеки к своему лицу. Она услышала ласковые слова. «Ты – красивая маленькая девочка. Я люблю темноволосых маленьких девочек. И ты ведь умная, правда? Умненькая и хорошенькая. Тебя легко любить». Одна большая мясистая рука прижала ее вниз – да, нежно, но все же сильно надавливая, – в то время как другая касалась ее там, где она не хотела бы, чтобы ее трогали. Она почувствовала пуговицы его зеленой рубашки, которые оставили след на ее коже. «Я не сделаю тебе больно. Это ведь не больно, правда? Тебе ведь приятно, не так ли?»

Клэр заставила себя посмотреть вверх. Над ее головой остов купола карусели был как паучья паутина. Волнистые овальные зеркала были заполнены сначала зеленым, потом отразили ее лицо, лицо ребенка. Он прижимался к ней, его рука стягивала ее штанишки. Ее глаза в зеркале были Наполнены стыдом и испугом.

Клэр попятилась от карусели, почувствовав приближающийся приступ тошноты.

– Клэр. – Рэнди коснулся ее плеча. – В чем дело?

– Закрой это. – Она пересекла помост и вышла на солнечный свет. Поблизости была скамейка, и она все-таки успела добраться до нее, до того, как ее видения смешались и исчезли. Она села, пригнув голову к коленям. Она могла слышать, как закрылись двери карусельного балагана, где остался Титан, и экипаж, и она закрыла уши руками.