Дарси вздохнула на своем конце провода.

– Я только позвонила, чтобы тебе все это передать, – сказала она.

– Нас просто-напросто сбили с ног. – Ванесса, казалось, не могла прекратить аргументировать. – У нас нет возможности собрать статистику, нет шанса посмотреть, насколько эффективной будет программа. Еще бы только пару лет. Скажи им об этом.

– Они твердо стоят на своем, Ванесса. Они единодушно пришли к соглашению о закрытии этой программы. Они думают, что она слишком дорогая.

– Конечно, но что, если один из их детей попадет в подобную ситуацию? Насколько дорогой она им покажется тогда? Ослы упрямые!

– Ван. – Дарси теряла терпение. – Остынь.

Ванесса лежала с чувством, что она потерпела поражение. Она не могла ничего с собой поделать, эмоции захлестывали ее. Она сделала глубокий вдох, прежде чем снова заговорить.

– Я найду финансирование для подростковой программы откуда-нибудь еще, Дарси, – сказала она, – эту программу не закроют.

Дарси молчала некоторое время.

– Я тебе помогу, – наконец сказала она. – Ты не получишь денег от «Ласистера», но мы подумаем вместе и найдем что-нибудь еще, правда?

– Конечно.

Ванесса повесила трубку и посмотрела на Брайана.

– Мне жаль, Ванесса, – сказал он. – Хотя это ведь не было для тебя неожиданностью, не так ли?

Свет свечи медового оттенка отбрасывал отблески на полог кровати в форме арки.

– Видимо, я надеялась, что произойдет чудо, – сказала она.

С того момента, как ее наняли на работу в больницу «Ласистер», она боролась за эту программу. Любой ребенок, который попадал в подростковое отделение, чьи настоящие проблемы могли бы быть связаны с насилием, которому он подвергся в детском возрасте, выявлялся и регистрировался для внесения в подростковую программу. Ванесса безошибочно чувствовала таких детей. Остальной персонал клиники только дивился шестому чувству Ванессы.

– Я изругала бы их в пух и прах, если сама пошла бы на это заседание, – добавила она. – Может быть, я была недостаточно твердой. Может быть, единственное, что мне остается, дать им почувствовать все это на собственной шкуре.

Брайан коснулся ее щеки.

– И ты смогла бы это организовать? – спросил он мягко, и она покачала головой.

– Нет. – Она со вздохом вытянула руки к потолку. – Нет, я бесхребетная.

Брайан хмыкнул и перекатился, чтобы посмотреть ей в лицо, приподнявшись на локтях.

– Вряд ли я использовал бы это прилагательное применительно к тебе.

– Да, конечно, прилагательные, которые соответствуют моему описанию, – моя погибель. Упрямая, несносная женщина. Припоминаешь? Эту фразу произнес один из управляющих год назад.

Брайан слегка поцеловал ее в губы.

– Я бы никогда не стал описывать тебя такими словами.

– Трудновато, не правда ли?

– Определенно.

Она улыбнулась ему.

– Я люблю тебя.

Он в ответ улыбнулся печально:

– Этот телефонный звонок охладил все наши страсти, а?

Она подвинулась к нему, охватив руками его плечи.

– Нет, – сказала она, – я так не думаю.

После занятий любовью они пообедали копченым цыпленком и овощами, которые к тому времени остыли, но все еще были вкусными. Потом они сидели в гостиной у затухающего камина, сравнивая намеченные на эту неделю дела. Близилась полночь, когда Брайан настоял, чтобы она легла спать. Она боялась идти в постель, опасаясь, что сон не придет к ней.

В постели она пыталась заблокировать мысли о подростковой программе и выбросить их из головы, но их сменил образ Джордана Уилли, маленького и изможденного, смышленого и никогда не теряющего надежду. И все-таки она уснула гораздо быстрее, чем думала. Хотя около двух часов проснулась от ночного кошмара, такого живого в цвете, звуках и движении, что она резко села, схватившись за горло и задыхаясь.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Брайан сидит рядом с ней, что он обнимает ее.

– Ты в безопасности, малыш, – сказал он. – В безопасности, в Сиэтле, штат Вашингтон, за миллион миль от всего, что может причинить тебе зло.

В ее голове играла музыка, и она закрыла руками уши, как будто хотела избавиться от нее.

– Карусель? – спросил Брайан.

Она смогла только кивнуть головой, крепко зажмурив глаза. Раскрашенные лошадки с их диким, злым взглядом и открытыми ртами все еще неслись галопом и скакали перед ней. Медные стержни, на которых крепились лошадки, поднимались и опускались, а маленькие овальные зеркала на внутреннем барабане карусели посылали зайчиков от отражающегося в них света прямо ей в глаза. Весь мир вращался вокруг нее, все быстрее и быстрее, и она чувствовала приступ тошноты. И все время, не прекращаясь, оглушительная музыка органа лилась ей в уши.

Брайан отпустил ее, чтобы выключить лампу, и она схватила его за руку.

– Я здесь, – сказал он. – Я не ухожу.

Она открыла глаза и оглядела комнату. Зеленые стены цвета мяты уходили в высь куполообразного высокого потолка, зеркало над тиковой тумбой для белья отражало картину с зеленой травой и красными маками, которая висела в ногах постели, водяной матрас излучал тепло под ее ногами. Лошади стали бледнеть, таять и вскоре совсем исчезли, и музыка вместе с ними.

– Черт! – Ванесса стукнула кулаком по постели. – Откуда, черт побери, все это берется? – Она взглянула в глаза Брайану и сморщила нос. – Прости меня, – сказала она. – Прости старушку Ванессу, ладно? Ей опять в голову лезет черт знает что.

– Прекрати. – Он поворчал на нее, а потом снова лег на матрас, притягивая ее ближе к себе.

Она уставилась в потолок.

– Я уж думала, что у меня все прошло и я справилась с этой чепухой.

Были и другие сны, другие кошмары. Один – когда у нее отобрали Анну, и она искала ее по улицам, стучала в двери и заглядывала в тупики, пытаясь ее найти, – это был самый худший. Но карусель ничем не лучше. Этот сон не посещал ее почти год, ни разу с тех пор, как она начала бороться за эту многострадальную подростковую программу.

И теперь ей опять приходится переживать все это снова.

– Несправедливо, что и тебе приходится переживать все это со мной, – сказала она.

– Я уже большой мальчик. Я могу сам о себе позаботиться, Ванесса.

– Я бы не возражала, если бы ты так и сделал. Тебе нет причин страдать, потому что приходится мне… – Она всегда говорила так, давая ему разрешение уйти. Тогда, если он когда-нибудь уйдет, она сможет сказать, что сама заставила его сделать это.

– У меня есть идея получше, – произнес он. – Выходи за меня замуж, и давай заведем ребенка. Может быть, тогда наконец-то дойдет до твоей твердолобой головы, как я тебе предан.

Она смогла ему улыбнуться.

– Может быть, когда-нибудь, – сказала она. Она хотела всего этого больше, чем могла показать ему, и подумывала, что уже почти готова. Проходили недели, а иногда и месяцы, и мысли о том, что Брайан бросит ее, не возникало иногда совсем.

– Ты не хочешь включить ночник? – спросил Брайан.

Она часто заморгала:

– Пожалуй.

Она потянулась рукой к стене, чтобы включить небольшой ночник, пока Брайан выключил свою лампу. Затем она удобно расположилась рядом с ним, положив руку ему на грудь и закрыв глаза. Ночник успокаивал ее зрение знакомым темно-фиолетовым светом. Она знала, что этот свет будет оберегать ее от лошадок и зеркал, оберегать от вращающегося, танцующего мира карусели.

5

Вена


Клэр и Джон провели утро в кабинете Клэр в фонде, консультируя молодую пару, Линн и Поля Стенвиков. По большей части Стенвики хорошо адаптировались к травме, после которой Поль остался в инвалидной коляске, но когда дело касалось секса, их крепкий брак трещал под гнетом невысказанного.

– После несчастного случая он даже не упоминает о сексе, – говорила Линн, – поэтому я полагаю, что он просто потерял к этому всякий интерес. – Она посмотрела на своего мужа из-под длинной темной челки. – Не думаю, что ты все еще хоть что-то чувствуешь ко мне. Я имею в виду влечение.

Поль застонал и посмотрел на потолок. Джон рассмеялся.

– Могу я ответить за тебя, Поль?

Клэр знала, что Джон собирался сказать. Она и сама могла бы произнести нужные слова, но они не произвели бы должного эффекта.

Поль кивнул головой в знак того, что разрешает ему говорить, и Джон продолжал:

– Могу поспорить, что у тебя возникает такое сильное желание, что ты ощущаешь его до кончиков пальцев.

– Да. – Поль был удивлен.

– Ты страстно хочешь выразить его, но не можешь, – сказал Джон. – Ты привык выражать его определенным образом, который теперь тебе недоступен. Все изменилось, и все же все осталось без перемен. Твое тело совершенно другое, но твои потребности остались прежними.

Клэр увидела, как слезы увлажнили темные глаза Поля, и осталась довольна, когда Линн протянула руку, чтобы накрыть ею его руку. Эта пара прекрасно со всем справится.

Из всех обязанностей, которые она выполняла в фонде, эта была самой любимой для Клэр – работать вместе с Джоном, помогая парам преодолевать трудности, которые выпали им на долю. Она любила смотреть, как Джон консультирует кого-нибудь. Ему так хорошо удавалось понять чувства человека, сидящего в инвалидной коляске, независимо от того, кто в ней находился, что говорить с ним становилось легко и просто. После таких встреч Клэр особенно гордилась мужем.

Она и Джон вовлекли Стенвиков в обсуждение экспериментирования, поисков потребностей и желаний друг друга, об отделении возможного от невозможного.

– Я способен иметь рефлекторную эрекцию, – сказал Поль. – Она не заметна, но…

– Я думаю, она заметна, – вмешалась Линн. Джон засмеялся.

– Ну, тогда вы можете попробовать разные варианты при половом сношении.

– Но у него нет эякуляции, – сказала Линн. – Мне кажется, что по отношению к нему это будет несправедливо.