Джон.

Наедине со своими мыслями, отбросив защиту – он был там. Она крепко зажмурила глаза, вспоминая утро, когда он велел ей уходить, твердым голосом, не терпящим никаких возражений. Сможет ли он заснуть сегодняшней ночью, один в постели, где они так долго спали вдвоем? Думает ли он о ней, находящейся здесь, с Рэнди? Он, возможно, думает, что она спит с Рэнди. Она дотронулась до губ, еще хранивших тепло губ Рэнди, и ее глаза наполнились слезами.

О, Джон, не думай об этом. Не надо. Выпей таблетку снотворного. Забудься сном, любимый, пожалуйста.

Она забралась как могла дальше под одеяло, но все равно чувствовала прохладу воздуха в комнате и на своей коже.


Утром она обнаружила упаковку яичного порошка в холодильнике Рэнди, вместе с зеленым и красным перцем и луковицей, и, пока он принимал душ, приготовила ему омлет.

Она накладывала себе в тарелку жидкой каши, когда он вошел в кухню. В том же синем махровом халате, в котором был ночью, и он нес «Вашингтон-Пост» в пластиковом пакете. Мокрые после душа, его каштановые волосы выглядели очень темными, и он зачесывал их назад. Поразительно красив.

– Доброе утро, – улыбнулась она. – Я приготовила тебе фантастический завтрак.

Он взглянул на сковороду.

– Вид замечательный.

Садясь за маленький дубовый столик в углу, он положил газету на широкий подоконник. В нем была какая-то сдержанность, разгадать которую она не могла.

Клэр переложила омлет в тарелку и поставила ее на стол перед ним, поморщившись от того, что он автоматически протянул руку за перцем, даже не попробовав.

– Я думал о твоей проблеме с жильем, – сказал он, посмотрев на нее. – Комната для гостей, – твоя, когда ты захочешь, за исключением случаев, когда Кэри тут. А он, наверное, придет сегодня в полдень. Сегодня моя очередь проводить с ним выходной, и я не хочу, чтобы он встретился тут с тобой. Во всяком случае, не сейчас. Это смутит его.

Она села напротив него со своей тарелкой каши.

– Ты можешь представить меня как своего друга, – предложила она.

Рэнди покачал головой.

– Нет. – Он отложил вилку и потянулся рукой, чтобы коснуться ее руки. – Послушай меня, пожалуйста. Я – очень, – он не смотрел на нее, стараясь подобрать слова, – я очень переживаю из-за всего этого. Я чувствую, что я – причина, из-за которой вы с Джоном расстались.

– Причина – я, а не ты.

– И у меня такое чувство, что я подвергаюсь сильному риску с тобой. Позволяя себе заботиться о тебе, становясь тебе близким, когда я даже не знаю, захочешь ли ты когда-нибудь иметь со мной отношения, которых я хочу. Так или иначе, я хочу взять этот риск на себя, но не хочу впутывать Кэри. Хорошо?

Она была тронута его заботой о сыне.

– Хорошо. – Она поковырялась в своей каше. – Я когда-нибудь познакомлюсь с ним? – спросила она.

Он разрезал омлет боковой частью вилки на кусочки.

– Надеюсь. Когда я почувствую, что смогу ему объяснить твое появление более ясно.

– Дети лучше приспосабливаются к ситуациям, чем ты думаешь. – Она улыбнулась ему. – С ним все будет хорошо. Он любит ходить в музеи? Может быть, мы когда-нибудь сможем…

Неожиданно Рэнди схватил ее за запястье, и она уронила ложку в тарелку.

– Ты совсем меня не слушаешь, – сказал он, и его голос был гораздо мягче, чем предполагали его жесты. – Я – расстроен, Клэр. Пожалуйста, перестань вести себя так, как будто ничего не произошло. Пожалуйста, не надевай свою фальшивую улыбку, когда ты со мной. Все не так уж прекрасно. Все перепуталось, и именно такова и бывает жизнь иногда, и тебе нужно с этим смириться. Если ты будешь притворяться, что все прекрасно, никогда ничего не разрешится.

Она вытащила руку из его руки и положила ее на колени. Холодный страх окутал ее как снежное покрывало, и она понимала, что она хочет от Рэнди того, что не имела никакого права просить. Она хотела, чтобы он заботился о ней, чтобы самой заботиться о нем, чтобы войти в новую жизнь без всяких сожалений о прежней жизни. Она обладала удивительной способностью обернуть неясную ситуацию в ситуацию, сверкающую всякими возможностями. И это, вероятно, было одним из самых настоящих ее умений.

– Это единственное, что я умею. – Она почувствовала, что ее нижняя губа начала дрожать, и постаралась сдержаться. Она не должна позволять себе нуждаться в нем. Она не будет жалкой. – Если у меня отобрать мой оптимизм, у меня ничего больше не останется. Я стану всего-навсего перепуганной Сумасшедшей бабой с роем пугающих, сводящих с ума воспоминаний.

– Это – чепуха. Ты храбрая, как сто чертей.

– Нет, я…

– Эй, Клэр. – Он прервал ее, и снова его пальцы коснулись ее руки. – Вспомни женщину, которая вышла за поручень моста с моей сестрой. Она была отчаянно храброй, не так ли?

Она улыбнулась, пожав плечами. Потом распрямилась, полная решимости.

– Хорошо, – сказала она. – Итак, как же мне найти место для жилья?

Рэнди вытащил газету из пластикового пакета и вручил ей выбранный раздел. Она опять почувствовала приближение слез, когда увидела слово «Сдается», а шрифт поплыл на странице. Она читала ему объявления, и к тому времени, когда они покончили с завтраком, обвела кружком несколько – небольшие квартирки, в большинстве в частных домах, где ей не придется подписывать аренду сроком на целый год.

Рэнди делал замечания относительно объявлений, пока она их читала: «хороший район города», «слишком далеко от меня», «много шума от транспорта», но было ясно, что при неминуемом визите Кэри он не сможет сопровождать ее, когда она пойдет осматривать квартиры.

– Что ты делаешь? – спросил он, полуулыбаясь, полухмурясь, указывая на газету.

Она посмотрела вниз. Она покрыла поля газеты странными, вывернутыми в обратную сторону латинскими «S», рисунками, которые она уже несколько недель не прекращала рисовать. Каждый свободный клочок бумаги на или рядом с ее письменным столом в фонде был изрисован этим рисунком.

Она пожала плечами.

– Еще одна навязчивая идея, – сказала она, когда перевела взгляд снова на объявления, где крошечный шрифт заманивал ее описанием того, чего она не хотела. Она смотрела, как Рэнди встал и начал перекладывать посуду в моечную машину. Спина его была широкой. Она бы не узнала его на улице в таком положении. Что же она тут делает?

Все станет на свои места, сказала она себе, сворачивая аккуратно газету вдвое. Все станет аккуратно и спокойно на свои места.

30

Вена


Клэр сидела на продавленном диване в небольшой меблированной квартире, разглядывая обстановку. Она сидела уже полчаса, а возможно и целый час, хотя все содержимое квартирки можно было запечатлеть в памяти за несколько секунд.

Квартирка была совершенно безликой, хотя она располагалась в красивом старинном белом доме в колониальном стиле на тихой улочке не дальше мили от ее собственного дома в Вене. Женщина, что владела этим домом с колониальной архитектурой, очень удивилась, когда Клэр захотела переехать в квартиру в тот же день, в ту самую минуту. Она оглядела ее с таким подозрением, что Клэр пошла в банк, чтобы вручить женщине плату за первый месяц наличными. Проблем с деньгами не было, она имела доступ ко всем счетам, которые принадлежали им с Джоном, в них была и ее доля. Все напоминало ей скорее игру, когда она вручила квартирную плату своей новой хозяйке. За месяц? В таких маленьких двух комнатах? Кого она хочет обмануть?

Комнаты были обставлены скупо. Кроме дивана, столик со стеклянной крышкой из легкого материала и три таких же стула, которые как будто были украдены из киоска с мороженым. Раздвижная дверь открывала вид на плиту, микроволновую печь, холодильник и раковину. Во второй комнате, которая была отделена от первой жалюзи, стояла двухспальная кровать со старинными, но из хорошего ратанга спинками и подходящий к ней по стилю туалетный столик, плетеный из тростника. Встроенный шкаф для одежды был на удивленье большим, зато в ванной комнате буквально не повернуться. Однако все было чистым, без единого пятнышка. Именно это и подкупило ее сразу. Никаких следов предыдущих жильцов. У нее не было чувства, как будто она шла по следам вереницы несчастных бездомных людей, у которых не было ничего, кроме этих двух безликих комнат.

Она подумала о том, как Рэнди и Кэри проводят время в городском доме вместе, и почувствовала такое одиночество, какое ей раньше не доводилось испытывать. Она никогда не была одна. Ни разу за всю жизнь. Как же люди переносят это чувство? И здесь не было телефона. Установка телефона, однако, предполагала бы некоторые обязательства прожить в квартире больше, чем несколько дней. Она пожала плечами.

Ей хотелось бы поговорить с Амелией. Как она сможет объяснить Амелии свой странный поступок? А как с ней поступил Джон? Амелия придет в ужас. Клэр Харти-Матиас оставила своего мужа, свой дом, свою работу? Невозможно поверить.

Она поехала в магазин и купила бакалейные и писчебумажные товары, бросая свои приобретения в тележку без всякого аппетита или интереса. Она привезла свои покупки в квартиру и положила их на пустые кухонные полки и в холодильник. Потом поехала к Амелии, но на ее стук никто не ответил, а машины Амелии не было в гараже. Она оставила записку у черного входа. «Я – переехала. Мой новый адрес: Честервуд, № 507. Телефона нет. Пожалуйста, навести меня».

Тогда наконец она сделала то, что необходимо было сделать, то, чего она и страшилась, и страстно желала весь день.

Она поехала к своему дому.

Джон обжегся прошлым вечером в ванной. Действительно, глупейшая ошибка, которую он не совершал с подросткового возраста. Это лишний раз показало, каким он стал рассеянным. Клэр задолго до этого сделала отметку на металлической прокладке вокруг крана с горячей водой, чтобы он не обжегся случайно, слишком открыв горячую воду. Он наполнил ванну, аккуратно повернув кран до этой отметки. Он даже попробовал воду, прежде чем залезть в ванну. Но, вероятно, как-то задел кран, и струйка крутого кипятка лилась ему на левую ногу все время, пока он отмокал в ванной. Конечно, он ничего не чувствовал, и только когда вылез из ванны, увидел ярко-красный рубец на внешней части стопы. Его сердце учащенно забилось. Опасно ли это? Последний раз, когда такое с ним произошло, ему пришлось провести ночь на станции «скорой помощи». Почти весь вечер он прикладывал к ожогу лед, но пока он спал, тот превратился в длинный водяной волдырь в форме полумесяца. Теперь он оставил его открытым, катя коляску с одной ногой, обутой в носок и ботинок, в то время как вторая нога оставалась разутой.