– Через несколько минут, – сказала она.

– Хорошо. – Он в задумчивости опустил руку. Ему не хотелось оставлять ее наедине с мыслями, которые преследовали ее, с мыслями, которые превратили ее в совершенно незнакомого человека.


После того, как Джон отправился спать, Клэр еще некоторое время сидела на диване. Она думала, что ей удалось избавиться от Марго. Все кончилось. Эта глава ее жизни закрыта.

Пластинка Отиса Реддинга кончилась, стерео выключилось, а она все еще сидела на диване, как приклеенная. Этот вечер истощил все ее силы. После того, как она ушла из театра, она чувствовала себя как муха в патоке.

Ванесса. Она представила маленькую девочку, которую все называли ангелом. Белокурые кудряшки, как у Мелли. Ее смех, когда она каталась на карусели с Клэр. Маленькая и хрупкая, Ванесса никогда не успевала схватить медное кольцо навеса карусели без помощи дедушки.

Клэр положила голову на спинку дивана и посмотрела на потолок, и в ее мозгу смутная идея стала обретать форму. Она еще раз напишет Ванессе. Если и на этот раз она не получит ответа, то поедет в Сиэтл, попытается найти ее. Ну, возможно, она напишет пару писем сначала. Даст ей еще одну возможность откликнуться. Она не могла понять свои колебания, когда дело доходило до встречи с сестрой. Но это в прошлом. Она и так слишком долго пряталась от трудностей.


Теперь она почувствовала прилив энергии, потому что у нее появился план действий. Наверху она быстро приняла душ и надела короткую ночную рубашку.

Джон читал в постели, когда она вошла в спальню. Он выглядел прекрасно – глаза большие и темные, мускулы обнаженной груди и рук – выпуклые. На его теле было совсем мало жира, за исключением одного места в нижней части живота, следствия травмы. Питался он осторожно, и так ценил свое здоровье, как большинству людей и в голову не приходило. Джон ничего не принимал как должное.

Клэр запрыгнула в постель и погладила его поверх одеяла. Он посмотрел на нее удивленно, улыбаясь. Она поняла, что такой улыбки не видала у него уже некоторое время.

– Что это все значит? – спросил он.

– Я собираюсь тебя развеселить, – объявила она. – Сегодня ночь среды, а мы всегда занимаемся этим по средам.

– Да, но мы всегда обедаем вместе, а потом ходим в кино по средам тоже.

– Она удивилась, услышав боль в его голосе, и сразу же у нее пересохло в горле.

– Прости меня, Джон. – Она наклонилась, чтобы обнять его. – Мне так жаль!

– Нет, – вздохнул он. – Это мне надо просить прощения. – В его голосе было раскаяние. – Я понимаю, что тебе было необходимо увидеться с братом Марго.

Он ласково приподнял ее за плечи, пока она не села, закрыл книгу, положил ее на ночной столик и выключил свет. Но она все еще могла видеть его лицо довольно ясно, чтобы понять, что он больше не улыбается.

Он медленно поднял руку, чтобы коснуться ее щеки кончиками пальцев, затем пробежал рукой по ее шее и плечу, прежде чем остановиться на груди, обтянутой ночной рубашкой. Она почувствовала ответ в своих сосках и отклик на его прикосновение внизу живота. Приподнявшись на колени, она начала вытягивать из-под них теплое стеганое одеяло, но он остановил ее, положив ей руки на плечи.

– Клэр, – сказал он. – Вернись ко мне.

Она посмотрела на него в замешательстве.

– Что ты имеешь в виду?

Он крепко сжал ее руки.

– Я не виню тебя. Я понимаю, что это тяжело. Но у меня такое чувство, будто я потерял тебя с тех пор, как произошло это самоубийство.

Его голос был низким, и в слабом свете из ванной она могла видеть слезы в его глазах. Это из-за нее? Ей нужно сделать так, чтобы он побыстрее от них избавился.

– Это глупо. – Она наклонилась к нему, на этот раз, чтобы поцеловать его, но его губы не ответили ей. – Я – здесь, – сказала она. – Я знаю, что в последнее время я была сильно удручена, но теперь, после того, как я поговорила с Рэнди, я чувствую себя лучше. Теперь я могу об этом забыть. Я – в порядке.

Она снова поцеловала его, и через минуту он ответил ей. Но когда они занимались любовью, у нее в мозгу вертелись образы покрытого снегом моста и невинная игра детей в снежки. И картина того, как Марго летела над рекой сверкающим кристаллом. Она попыталась выбросить эти картины из головы. Она попыталась забыть запах трубочного табака, и вкус кофе со сливками, и звук голоса, который держал ее в возбуждении в холодном воздухе старого каменного собора. Но образы оживали, чувства переполняли ее, и чем больше старалась она бороться с ними, тем сильнее они притягивали ее.

10

Сиэтл


Ванесса приложила трубку телефона к уху и была почти готова сделать хорошо отрепетированный звонок сенатору Уолтеру Паттерсону, когда в ее кабинет вошел Пит Олдрич, неся в руке карту. Пит присел на угол ее стола, сверкая рыжей шевелюрой и, по обыкновению, хмурясь. И Ванесса положила трубку на рычаг, чтобы уделить ему внимание.

– Мне бы хотелось, чтобы вы осмотрели этого ребенка, если у вас есть свободная минутка, – сказал Пит. – Школьный психолог направил девочку, чтобы ее включили в подростковую программу, но я не могу ничего от нее добиться, за исключением того, что она не хочет здесь находиться. – Открыв карту, он уставился на записи, которые в ней находились. – Общий осмотр ничего не дал, кроме следов от ожогов сигаретой на руках, которые она нанесла себе сама. Ведет половую жизнь, но не желает говорить об этом. Алкоголь и наркотики, по ее словам, не употребляет.

Ванесса взяла у него карту.

– А нет ли у этого ребенка имени?

– Ах, да. – Он поднялся со стола, указывая на карту, и она посмотрела на наклейки на обложке.

– Дженифер Лейбер, – прочла она.

– Правильно.

– Прекрасно. Спасибо. – Она подождала, пока он выйдет из ее кабинета, а потом пошла за ним следом по коридору в клинику.

Девочка ждала ее в кабинете первичного осмотра. Она была поразительно красива – гибкая и стройная, с длинными золотыми волосами. Она сидела на столе, одетая в бумажное больничное платье, руки ее были повернуты ладонями вниз и лежали на коленях, так что ожогов не было видно.

– Привет, Дженифер. – Ванесса присела на табуретку. – Я – доктор Грэй.

Девочка пробурчала что-то неразборчивое.

– Доктор Олдрич сказал, что ты в отличной физической форме, за исключением ожогов на руках.

Дженифер скорчила гримасу.

– Он – очень чудной.

– Правда? – Ванесса старалась поддержать разговор. Она не осмеливалась дать пациенту понять, насколько согласна с ее оценкой.

– Ага. Он похож на руководителя научного проекта. А иногда я подумываю, уж не робот ли он.

Ванесса улыбнулась.

– Я догадываюсь, что иногда он может показаться таким.

– Он напоминает мне миссис Керби, которая задает вопросы, которые ее совершенно не касаются.

– Миссис Керби – ваш школьный психолог? – Она вспомнила фамилию из направления в карточке.

– Ага.

Ванесса положила ногу на ногу, сложив руки замком вокруг коленей.

– Ну, – сказала она, – когда миссис Керби направила тебя к нам, она рассказала, что на тебе была кофточка с короткими рукавами, когда ты пришла в школу. Это в середине зимы. И это говорит мне, что ты – и очень мудро – постаралась обратить на себя внимание.

– Что вы имеете в виду под словом «мудро»?

– Ты понимала, что тебе нужна помощь, и ты выбрала совершенно верный способ, чтобы показать это. Это все равно что с помощью ожогов написать «Помогите мне!». – Она жестом указала на руки Дженифер.

– Мне не требуется никакая помощь.

– Миссис Керби направила тебя к нам, а у нас тут есть программа для подростков, которых обидели, когда они были совсем маленькими. У нее должна была быть веская причина для этого.

Дженифер отвернулась. Ее щеки покраснели, а в глазах появились слезы.

Ванесса встала и подошла к ней. Она взяла девочку за запястья и мягко повернула ее руки, так что смогла увидеть ожоги. На правой руке было восемь, а на левой – пять. Некоторые из них были очень глубокие. Они оставят безобразные шрамы. Безобразные воспоминания. У Ванессы тоже было несколько таких воспоминаний на бедре.

Дженифер затаила дыхание под пристальным взглядом Ванессы.

– Ты когда-нибудь раньше делала с собой что-нибудь подобное? – Ванесса посмотрела в туманные голубые глаза девочки.

Дженифер покачала головой.

– Так почему же сейчас, Дженифер?

– Я не знаю. – А потом тихо: – Мой приятель…

– Расскажи мне о своем приятеле.

– У меня теперь нет приятеля. Я имею в виду, что он перестал звонить.

– Как долго вы с ним встречались?

– Шесть месяцев.

– Это долгий срок. Целая жизнь, когда тебе пятнадцать.

Девочка кивнула, ее светлые волосы блестели от света лампы над головой.

– И что же случилось?

Дженифер пожала плечами, потупив взор, и Ванесса отступила от нее на шаг. Она не хотела давить на нее.

– Я не знаю, – сказала Дженифер тихо. – Со мной стало происходить что-то странное, и он не мог смириться с этим.

– Что ты имеешь в виду?

– Я предполагаю, что я стала вспоминать ужасные вещи, о которых не имела представления, и со мной этого не могло быть.

Ванесса кивнула. Ей нужно быть очень осторожной.

Она была не из тех, кто ставит под вопрос существование подавленных воспоминаний; она видела слишком много примеров гротескных, невероятных, запрятанных глубоко воспоминаний, которые позднее были подтверждены различного рода доказательствами. Тем не менее не следует пренебрегать и тем, что, возможно, это просто чересчур активная работа воображения. Самое главное, чтобы Дженифер Лейбер поверила, что здесь ее воспринимают всерьез.

– Иногда, – сказала Ванесса, – когда что-то причиняет нам слишком большую боль, мы блокируем воспоминания об этом. – Она всегда думала, что способность подавлять воспоминания – прекрасный инструмент психики. Ей бы очень хотелось и самой обладать такой способностью… – Что-нибудь произошло, что заставило тебя начать вспоминать?