Забавной особенностью этого заведения было и то, что все надписи на ценниках были сделаны с какими-то невообразимыми ошибками, вероятно, изображающими акцент южанина. Так, перед вазочкой с персиковым компотом стояла бумажка, сообщающая, что это «пэрсик, очень нэжный», все остальное было в таком же духе. Бармен вполне соответствовал духу своего рабочего места. Когда Настя заказала капуччино, он налил в чашку самый обычный кофе, достал аэрозоль со сливками, пшикнул из него в чашку и с достоинством заявил:

— Вот вам и капуччино.

Все это до крайности развеселило Настю. Она сидела за столиком напротив Сережи, помешивая ложечкой пресловутый капуччино и все никак не могла успокоиться. И тут Сережа раздвинул губы в такой широкой и глупой улыбке, что Настя расхохоталась пуще прежнего.

— Ты нарочно, что ли? — чуть отдышавшись, спросила она.

— Какая веселая девушка, — задумчиво проговорил Сережа и наконец улыбнулся по-настоящему. Его улыбка оказалась мягкой и немного грустной. Увидев ее, Настя искренне обрадовалась.

— Ну слава Богу, — сказала она, — а я уже начала думать, что ты вообще не умеешь улыбаться.

— Настоящие ковбои не улыбаются, — ответил Сережа и улыбнулся, — путем многолетних тренировок я приобрел умение всегда оставаться серьезным. А если честно, — добавил он уже совсем другим тоном, — я правда долго тренировался, чтобы не улыбаться. Я ведь собирался быть клоуном.

— Клоуном? — восторженно выдохнула Настя. Ведь ее первой детской любовью был клоун из старого черно-белого фильма.

— Ну да, клоуном Я сначала учился в эстрадно-цирковом училище. Так вот, если ты не знаешь, клоуны бывают рыжие и белые. Рыжие веселые, а белые грустные, их все обижают. Я решил стать белым и вообще никогда не улыбаться и не смеяться на сцене. А я по натуре всегда был очень смешливым, вроде тебя. Знаешь, каких мук мне стоило научиться сохранять свое лицо неподвижным. Мои однокурсники даже пари заключали, удастся меня развеселить или нет. Зато теперь я не засмеюсь даже под пыткой, — довольно произнес Сережа, — мне это дает явные преимущества. Например, я могу кого угодно поставить в дурацкое положение. Представь, человек рассказывает мне один анекдот, потом другой, а мое лицо все каменеет, каменеет, правда, класс?

Настя пожала плечами. Никакого преимущества в этом умении она пока не видела.

— А как ты начал петь? — спросила она.

— Как и большинство из нас, случайно, — ответил Сережа, — пел в училище на каком-то капустнике, меня услышал наш аккомпаниатор и сказал, что у меня классный тенор. Я сперва очень удивился, а потом задумался. И в итоге переквалифицировался из клоунов в певцы. И теперь я такой, — закончил он с легким поклоном.

— Но ведь ты же хотел стать клоуном? — Насте было немного обидно, что Сережа так легко расстался с мечтой.

— Мой расчет оказался верным. Ты прикинь, в каждом городе один, ну от силы два цирка. В цирке могут работать максимум четыре клоуна. Сейчас, сама знаешь, какие времена. У театральных и цирковых артистов зарплата максимум триста тысяч. Приработка никакого. А у меня молодой, растущий организм, моим телу и душе нужна самая хорошая и свежая пища. Короче, клоун во мне умер, не успев родиться. На его торжественных похоронах было пролито немало горьких слез.

В то же время, — продолжал Сережа, — в каждом городе куча ресторанов и еще больше богатых людей, которые любят, чтобы за едой их слух услаждали музыкой и пением. Так что вывод напрашивается сам собой. Надо стать услужливым и скромным певцом без всяких лишних амбиций.

— И это все? — недоверчиво спросила Настя.

— Конечно, нет. Как и все, я пошел в «Цыганский двор» ради заработка. На самом деле я пою еще и в джазовом коллективе. Как-нибудь я свожу тебя послушать. Но джазом сейчас много не заработаешь. Как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку. А музыку заказывают все больше парни с золотыми цепями, которым джаз кажется бессмысленным набором звуков. В общем, — закончил Сергей, — у меня далеко идущие планы. Ансамбль «Цыганский двор» лишь один из этапов великого пути. А ты? — он пристально взглянул на Настю. — Что ты думаешь о своем будущем? Если ты хочешь знать, твой голос заслуживает лучшего применения. Не собираешься же ты всю жизнь петь в цыганском ансамбле?

— Не знаю, — пожала плечами Настя, разговор начинал принимать слишком серьезный оборот. К этому она была не готова. — Там видно будет, ведь я только начинаю. Пока мне все это нравится. Слушай, мне пора, — спохватилась девушка, — увидимся завтра на репетиции.

— Отлично, — сказал Сергей, — буду с нетерпением ждать завтрашнего дня.

Настя рассталась с Сережей около метро. Всю дорогу она вспоминала его неподвижные прозрачные глаза. Сама не зная почему, Настя не стала рассказывать Мите о том, что больше часа провела в кафе с певцом, взятым на его место.

Глава 13

1

— Смотри-ка, сегодня нам везет, — протянула Маша, — персональная женская гримерная. Не иначе это в честь твоего первого выступления. Ну что, сама нарисуешь себе лицо или помочь тебе на первый раз?

Настин дебют должен был состояться в недавно открывшемся шикарном ресторане «Матадор». Здесь подавали блюда латиноамериканской кухни, официанты носили коротенькие, расшитые серебряным шнуром болеро, а поскольку латиноамериканских ансамблей в городе не было, то устроители решили, что их вполне заменит цыганский.

В «Матадоре» все было поставлено на широкую ногу. Артистов даже накормили перед выступлением, а это случалось крайне редко.

Настя сидела в гримерной перед широким зеркалом, обрамленным с двух сторон светильниками. Маша выложила на столик перед ней целый арсенал средств декоративной косметики.

— Мы не пользуемся театральным гримом, — объяснила она, — его очень трудно смывать, да и кожа от него портится. Надо просто чересчур ярко накраситься, посильнее подвести глаза, наложить румяна. В общем, дерзай.

Первым делом Настя надела свой роскошный черный парик. Он вдохновлял ее на дальнейшие эксперименты с внешностью. А потом Настя принялась разрисовывать себе лицо. Посторонняя помощь ей не понадобилась. Она со всем отлично справилась сама. Она нарисовала себе черные брови вразлет, густо подвела глаза, удлинив их к вискам. Махровая тушь сделала ее ресницы неестественно густыми и пушистыми. На щеках расцвели алые розы. Настя обвела губы темно-красным карандашом, а потом прошлась по ним кисточкой жидкой помады. Настя закончила гримироваться и взглянула на незнакомку в зеркале. Роковая красавица весело подмигнула ей.

— Ну как? — спросила Настя у Маши.

— Перебор, — ответила она, — для сегодняшнего выступления сойдет, потому что в зале будет царить романтический полумрак. А для нормального освещения такой грим совершенно не годится. Ты накрасилась как на карнавал, а у нас обычная работа, и мы должны быть похожи на нормальных людей, только в костюмах.

Насте пришлось согласиться, хотя слова Маши несколько разочаровали ее. Ей казалось, что чем ярче грим и немыслимее наряд, чем больше во всем эксцентрики, тем лучше.

Дверь гримерной приоткрылась и показалась голова Саши Сенько. Он тоже успел переодеться, повязал голову алым платком и сейчас очень сильно смахивал на героя фильма из жизни пиратов.

— Ну как, вы готовы? — спросил он. — Через полчаса наш выход. Вы, кстати, обратили внимание на девушек в соседней гримерной? Там как будто женская сборная по баскетболу собралась.

— Не женская сборная, — невозмутимо ответила Маша, — а фотомодели на приработках. Я с одной из них знакома. Они сначала будут танцевать, чтобы посетители быстрее разогрелись, а потом показывать стрип-шоу.

— Да ты что? — оживился Саша. — Надо будет остаться посмотреть.

Перед выходом весь ансамбль собрался за кулисами небольшой сцены. Санек то и дело выглядывал в зал и сообщал, что там происходит.

— Такое, блин, шикарное место! — восхищенно говорил он. — Здесь, наверное, стакан сока стоит пятьдесят тысяч.

— Долларов, — закончил за него Андрей.

— Если захотите сока, — вставила одна из «баскетболисток», — подойдите к бару и скажите, что вы музыканты. Тогда бесплатно нальют.

Настя с любопытством приглядывалась к девушкам из соседней гримерной, которые то и дело сновали из-за кулис и обратно. Настя не удержалась и тоже посмотрела сквозь щелку в зал. Там, в окружении платных танцовщиц извивался один мужчина, плотный, лысый и в модном костюме песочного цвета. Девушки действительно все были высоченные, каждая, наверное, не меньше метра восьмидесяти, с длинными стройными ногами и совершенно одинаковыми лицами. Настя пыталась понять, в чем причина этой одинаковости, в макияже или же в самом образе жизни?

Девушки были одеты в модные туфли на толстых платформах и в яркие, плотно облегающие фигуру наряды. Впрочем, сложены все они были безупречно и выглядели соблазнительно. Мужчины из «Цыганского двора» провожали взглядом каждую из них, а женщины презрительно кривили губы.

За кулисы выбежал звукорежиссер, молодой мужчина в жилетке с множеством карманов.

— Сейчас закончится песня, потом будет гитарный проигрыш и за ним сразу ваш выход.

Звукорежиссер прикрепил к груди каждого по маленькому радиомикрофону, подмигнул Маше, встретил ее непроницаемый взгляд и поднялся к себе наверх.

— Волнуешься? — спросил Настю Сережа, и тут она почувствовала, что волнуется страшно. До сих пор все происходящее казалось ей ненастоящим, просто веселой игрой в артистов. Но теперь она поняла, что игра кончилась и начинается реальная работа. Только сейчас Настя осознала, как сильно она желала петь именно в этом ансамбле и как слабо она верила, что ее желание когда-нибудь осуществится.