— Что такое бычки? — испуганно спросила Настя. — Окурки?

Шуруп несколько мгновений таращил на нее прозрачные светлые глаза, а потом затрясся в беззвучном хохоте. Настя сидела и наблюдала за его конвульсиями. Наконец Шуруп обрел способность говорить.

— Нет, я должен это записать, а то забуду! — он извлек откуда-то старый блокнот и что-то нацарапал в нем огрызком карандаша. — Окурки в томате, — повторял он на разные лады, — нет, это круто!

Через некоторое время перед Настей дымились макароны в миске, а рядом стояла открытая консервная банка с теми самыми бычками. Почуяв запах еды, в кухне опять появился бородач, вслед за ним пришли еще два обитателя этой странной квартиры, совсем молоденькие мальчишки, лет по семнадцать. У одного на голове топорщился короткий ежик, а его приятель гордо тряс черными густыми кудрями.

Настя вяло ковыряла макароны погнутой алюминиевой вилкой. Даже когда ее семья еще мало чем отличалась от соседской, они всегда ели мельхиоровыми ложками и вилками. К тому же она еще не успела настолько проголодаться, чтобы поедать этих маленьких противных рыбок в омерзительном соусе. За ужином Шуруп прочел ей импровизированную лекцию.

— Дом, в котором мы живем, — вещал он с набитым ртом, — дал трещину еще в XIX веке. Впрочем, эту трещину не видел никто, кроме санитарной службы и потенциальных покупателей дома. Эта трещина — наш ангел-хранитель. Именно из-за нее из дома выселили всех жильцов, и теперь его не хочет покупать ни одна фирма. История тянется уже много лет. За это время дом успели заселить сквотеры, то есть мы. Периодически нам пытаются отключить свет и тепло, но мы пока что умудрялись подключаться обратно. У нас тут одиннадцать квартир. Сначала все сквотеры жили коммуной. Потом постепенно началось разделение по социальному признаку, как и всюду в городе. Часть квартир занимают так называемые приличные люди: бизнесмены, художники и одна многодетная семья, которой надоело стоять в бесконечной очереди на квартиру. Нашу половину они презирают и называют Китаем. Китай — это хиппи, беженцы, бывшие детдомовцы, так и не дождавшиеся жилья от государства. У нас тут есть даже свой батюшка, один священник из Молдавии.

За нашу квартиру отвечаю я, сейчас тут живет довольно мало народу, потому что на улице потеплело. Зимой ко мне кого только не приносит. Теперь так. Я, как начальство, установил тут свои правила, — Настя с испугом ждала, что последует дальше, — у нас здесь категорически запрещен алкоголь и наркотики. Это я так говорю, на всякий пожарный, похоже, ты ничем таким не злоупотребляешь. Ладно, я смотрю, ты уже засыпаешь. Пошли со мной. — Настя послушно встала и последовала за Шурупом куда-то в конец длинного темного коридора. — Вот это твоя комната. Сейчас в ней никто не живет, так что будешь спать одна. Белья у нас, как ты уже сама, наверно, догадалась, нет. Матрац, одеяла, подушка — все на кровати. Гуд найт!

— Сенкью, — в тон ему ответила Настя и осторожно опустилась на отчаянно заскрипевшую кровать.

4

Выключив тусклую лампочку, болтавшуюся под потолком, Настя еще долго лежала без сна. Ее ложе оказалось на редкость неудобным. Вероятно, матрац когда-то был пышным и мягким. Теперь же, лежа на нем, Настя чувствовала себя принцессой на горошине. Ей было жестко, какая-то пружина нещадно впивалась в бок. Мебели почти не было. Кровать, стол и стул с отвалившейся спинкой, они казались такими одинокими в этой слишком просторной для них комнате. Сквозь окно проникали странные блики, они беззвучно скользили по потолку и обоям. Кстати об обоях. Перед тем как потушить свет, Настя с интересом разглядывала их наслоения, отражавшие вкусы жильцов, когда-то обитавших здесь. Обои с геометрическим рисунком сменили обои с зарослями березок, на самых последних цвели пышные розы.

Настя старалась не думать о тех, кто спал до нее на этом матрасе и под этими одеялами. Все-таки это безумие. Оказаться в чужой квартире, да еще и незаконно занятой непонятными людьми, от которых можно ждать чего угодно. Может быть, они только с виду выглядят безобидно, а на самом деле… Она даже не помнит, как кого зовут. Их имена, вернее, клички сразу же перепутались у нее в голове. Шуруп так быстро назвал их, кажется, Фил, Гуталин и Ромашка. Наверное, Гуталин — это тот, у кого черные волосы.

Настя вспомнила еще одного человека с черными вьющимися волосами. Вернее, она и не забывала о нем, просто этот день был так насыщен событиями и знакомствами, что тот брюнет оказался где-то на периферии ее сознания. Чтобы успокоиться хоть немного, Настя прибегнула к новому, но уже испытанному средству. Порывшись в вещах, она достала плейер, где надолго поселилась та самая кассета. К счастью, реклама батареек «Энерджайзер» не обманула ее, они до сих пор не сели. Настя нажала на клавишу «плей» и окунулась в мир тягучих печальных песен, которые она уже успела выучить наизусть. Конечно, там можно было найти и нечто повеселее, но к этой ночи, в которой она чувствовала себя одинокой и бесприютной, больше подходила грустная музыка.

Настя лежала, глядя в бездонный потолок, но видела перед собой его яркие черные глаза и слегка удивленную улыбку. Она пыталась угадать имя.

«Андрей? — словно примеривалась она. — Нет, может, Николай? Или Михаил. Может, у него царское имя Александр? Или романтическое Роман, или нежное Алексей? Нет, лучше не буду. А то, когда узнаю, как его зовут на самом деле, мне будет трудно привыкнуть», — и Настя улыбнулась.

И вдруг она с ужасом заметила, что в комнате, помимо нее, кто-то есть. Более того, из-за наушников она не расслышала шагов, и сейчас этот кто-то уже не только стоял над ней, но и стаскивал с нее одеяло. Настя щелкнула кнопкой «стоп» и рывком приняла сидячее положение.

— Тебе чего? — почему-то шепотом спросила она склонившуюся над ней кудлатую голову.

— Одеяло, — так же шепотом ответили ей, — холодно. Шуруп отдал тебе три одеяла. Дай одно. Пожалуйста, — после паузы добавил ночной гость, видимо, вспомнив уроки вежливости, полученные в детском саду.

— Ты кто?

— Да Гуталин я, Саша. Ты что, не узнала меня? Ты дашь одеяло или нет?

— Бери, — сказала Настя, все еще не веря, что Гуталин пришел лишь за этим.

— Ты испугалась? Вот дурочка, думала, я приставать к тебе буду? Очень нужно. Если хочешь знать, ты не в моем вкусе. Мне нравятся высокие девушки с длинными волосами, а ты выкрасилась под панка и думаешь, что весь мир теперь будет у твоих ног. — Гуталин наконец стащил с Насти одеяло и исчез так же бесшумно, как и появился в комнате.

Настя обиделась. Да как он смел заявить, что она не в его вкусе! Какое-то старое одеяло интересует этого типа больше, чем она! Интересно, как бы он заговорил, если бы встретил ее раньше? Но тут Настя опомнилась и расхохоталась. Слава Богу, что ему понадобилось лишь одеяло. Забрал, и ладно, ей-то как раз не холодно, может быть, потому, что она легла одетой, постелив под голову свою собственную косынку из прозрачного голубого шелка. Она купила ее в Делийском аэропорту, где заправлялся их самолет… Незаметно для себя Настя заснула.

Чувствуя ломоту во всем теле, Настя открыла глаза. Нестерпимо хотелось забраться в горячую ванну. В комнате плавал сумеречный свет. Непонятно было, то ли еще раннее утро, то ли здесь вообще никогда не бывает по-настоящему светло. Настя с усилием села и потерла плечо. Она взглянула на часы и ахнула, оказывается, она проспала почти до часа дня. Вот это да! Кто бы мог подумать, что в этих полутемных квартирах с толстенными стенами так крепко спится.

Настя порылась в сумке, достала косметичку и взглянула на свое отражение в маленьком зеркальце. Увиденное заставило ее вздрогнуть. Она еще не успела привыкнуть к своему новому облику. Впрочем, короткая стрижка была ей сейчас только на руку. С длинными волосами после такой ночки она бы выглядела просто кошмарно.

Отчаянно зевая, Настя отправилась на поиски ванной. За этим занятием ее застал Шуруп.

— Душа нет, — насмешливо сказал он, — ванной и сауны тоже. Могу предложить милой девушке баню в соседнем квартале или тазик и ковшик.

— Давай таз, — мрачно произнесла Настя, — а где мне мыться?

— На кухне. Не бойся, никто сюда не зайдет. Желаю удачи, — и Шуруп выдал Насте старый таз с отколотой эмалью и такой же ковшик.

Кое-как Настя привела себя в порядок, хотя в основном вода попадала не на нее, а на доски пола. В итоге посреди кухни красовалась огромная лужа, которую Настя оставила бы без внимания, если бы не Шуруп.

— Это что такое! — возмущенно, словно настоящая домохозяйка, воскликнул он, — а ну, быстро бери тряпку и вытирай. Тут и так дом разваливается, пол прогнил. А если мы еще и бардак такой будем устраивать, тут вообще все рухнет через месяц, — он показал глазами под раковину, где лежал грязный серый мешок, служивший тряпкой обитателям квартиры.

Последний раз подобную операцию Насте приходилось делать когда-то очень давно, лет в пятнадцать. Пришлось вспомнить забытые навыки. Осторожно, под издевательские комментарии Шурупа она ликвидировала потоп. Шуруп сразу же подобрел и предложил Насте чашку растворимого кофе с извлеченной из тайника шоколадкой. Он с любопытством разглядывал свою гостью.

— Ладно, я не буду спрашивать, откуда ты такая взялась. И даже сколько ты тут намерена пробыть. Это не мое дело. Если хочешь, живи здесь. Все это даже забавно…

В дверь кто-то постучал. Шуруп нехотя отправился открывать, и на кухню влетела Надя, радостная, с раскрасневшимся лицом и возбужденно блестящими темными глазами.

— Привет! Ну ты и спать горазда. На улице такая погода классная, совсем лето уже. Пойдем, я, кажется, нашла тебе работу. Тебе же нужны деньги!

— Ну да, — Настя никак не могла стряхнуть с себя остатки сна, — какую работу?